НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая

– Толик, зачем? Мне они так понравились.

– Танечка, я тебя очень прошу. Это мое личное. Не надо ничего никому показывать.

– Хорошо, сделаю, – пообещала она. Я облегченно вздохнул.

А вечером мы с Таней выехали в Воронеж. Ночью в Лисках сделали пересадку и в воскресенье утром уже были в Кораблино.

Удивленное лицо Шурика, радостные лица его родителей, когда слегка намекнул, кого им привез. Шурик поразил своей глубокой апатией. Куда делась его энергия, от которой хоть спички зажигай? Мне даже показалось, что он не в меру раздобрел на своей работе дежурного электрика. Ну и парочка – дядя Ваня пожарный и Шурик дежурный.

В дороге мы с Таней так и не уснули на сидячих местах. Мы говорили и говорили. Тогда-то узнал, что случилось с Шуриком. Ведь Таня знала об этой истории даже то, о чем Шурик и не догадывался. Не удивительно, ведь она, оказывается, работала секретарем факультета и часто писала протоколы заседаний. Многое она слышала и от самого Шурика. Особенно, когда начали, было, складываться какие-то отношения.

По мнению Тани, Шурик глубоко страдал от ощущения своей ущербности в сравнении с элитной публикой их странного учебного заведения. Тане так не нравились те студенты – наглые молодые люди, единственной заслугой которых были их высокопоставленные родители. Шурика она приметила лишь потому, что он разительно отличался от них.

Он преуспел в учебе, быстро выдвинулся в секретари комсомольской организации, стал бессменным командиром всевозможных студенческих отрядов. Он был модно и богато одет. И лишь по одному пунктику сокурсники не воспринимали его всерьез – слишком скромное положение его родителей.

Шурик попробовал, было, как говорят, пустить пыль в глаза, но впоследствии именно это и стало причиной его поспешного бегства не только из института, но и из города.

Так его отец, рядовой пожарный, превратился у него в начальника пожарной охраны крупной нефтебазы, а мать, простой контролер-ревизор – в управляющую госбанком.

– Шурик, ты же вроде из деревни, – зная слабое место «командира», подшучивали «подчиненные» его студенческого отряда, – Какая там у вас нефтебаза? Бочку горючего завезли? Или сразу две? А твой отец сторожит, чтобы не стащили или окурок рядом не бросили?.. А госбанк? Наверняка у вас даже сберкассы нет.

Движимый справедливым негодованием, Шурик взрывался.

– Кораблино – город республиканского подчинения, – тут же повышал Шурик статус своего поселка городского типа, – У нас даже текстильный комбинат всесоюзного значения. А нефтебаза тем более… И банков в городе несколько. Мать центральным управляет, – врал он напропалую, зная, что никто эти данные проверять не станет.

Еще как проверили… Правда, вышло все случайно. Началось с того, что Шурик попросил место в общежитии, ссылаясь на скромное материальное положение семьи. Факультет затребовал справки о зарплате родителей. Справки, как водится, подшили в папку документов, где они и были обнаружены кем-то из любопытных сокурсников.

Видела их и Таня, работавшая секретарем. Она тоже удивилась официальным сведениям, поскольку Шурик и ей сообщил неправду о своих родителях. Но в отличие от студентов, она восприняла информацию не со злорадством, а, наоборот, с облегчением, поскольку неравнодушный ей человек из недоступных небожителей обратился в простого смертного. Это давало надежду.

Студенту, сообщившему сенсационную информацию, не поверили. Все уже давно привыкли к легенде, которую когда-то донес до них их факультетский лидер. Информация о скромном достатке его родителей казалась неправдоподобной. Конечно, Шурик не имел собственного автомобиля, как большинство студентов, но он снимал комнату и даже в колхозе не расставался с атрибутами богатства – со своим ЗОЛОТОМ.

Один из сокурсников сказал, что его отец может без труда установить истину о родителях Шурика. И уже через неделю на Шурика обрушился град насмешек его бывших «товарищей», когда-то поверивших в его высокий социальный статус. Шурик тут же был объявлен лжецом, выскочкой и даже мошенником и карьеристом. Конец его общественной карьеры был предопределен. И Шурик, почувствовавший себя изгоем, ушел из института. Решительно и бесповоротно.

Мне кажется, сокурсники, в конце концов, простили бы ему в принципе безобидное вранье. Посмеялись бы вволю и простили, понизив, разумеется, его «незаслуженно» высокий социальный статус. Но Шурик совершил непоправимую ошибку – он захотел возвыситься над ними, не имея на то морального, в их понимании, права.

Он с упоением командовал теми, кто когда-то его презирал или не видел в нем личности, достойной внимания. Он стал властным, нетерпимым, заносчивым. Некоторые сокурсники, рассказала Татьяна, его побаивались. Не удивительно. Добиваясь исполнения своих «приказов» всеми без исключения «подчиненными» стройотряда, Шурик вместо аргументов нередко пускал в ход кулаки. Вот где ему пригодились боксерские навыки.

Об этих «подвигах» Шурика стало известно на факультете. Замять скандал удалось с большим трудом. Шурик, разумеется, выводы сделал, но от этого не стал мягче в обращении с сокурсниками, особенно, когда имел властные полномочия. А потому развенчанный Шурик ни у кого не вызвал сочувствия. Более того, многие потребовали лишить его всех общественных постов. И когда стало известно, что руководство факультета готово с этим согласиться, Шурик исчез.

В институте он появился лишь через месяц с тем, чтобы забрать документы. С Таней он так и не попрощался. Влюбленная девушка не знала, что делать. Они не ссорились. Просто Шурик оборвал все связи в Харькове в одностороннем порядке. Лишь через год Таня познакомилась с моим братом, от которого узнала, где и как живет ее Шурик.

А через полгода она познакомилась с моей мамой, когда та приезжала на старую квартиру. Маме Таня понравилась. Она даже написала о ней тете Нине. И сестры пришли к выводу, что Таня не только сможет вытащить Шурика из состояния прострации, но и поможет восстановиться в институте. Моя командировка в Харьков стала катализатором процесса реабилитации Шурика…

За день убедился, что Таню приняли не только родители. Ее приезду обрадовался Шурик. Он менялся на глазах. И во второй половине дня я увидел прежнего Шурика. Моя миссия была завершена, и вечером со словами благодарности меня проводили в Москву…

Выслушав мой доклад о неожиданных результатах нашей харьковской командировки, Бродский тут же пошел к Шабарову.

– Анатолий, срочно вылетай на полигон, – передал Бродский решение Шабарова, – Там Данилов распределяет помещения контрольно-испытательной станции. Надо выбрать комнаты под испытательное оборудование. Только ты сможешь сделать это грамотно. К тому же ты пока единственный в КБ, кто представляет, как оно выглядит, – пошутил Эмиль Борисович.

– А кто такой Данилов? – спросил Бродского.

– Да… Ты еще не знаешь… Данилова назначили Главным конструктором технической позиции… А так ты его знаешь. Это начальник сто двадцать четвертого отдела.

– Знаю, конечно… Только удивился, почему он распределяет помещения КИСа.

В ту двухнедельную командировку мы вылетели с Сергеем Гарбузовым. Он, правда, направлялся по своим делам, связанным с разгонным блоком. Я впервые вылетал с аэродрома предприятия. Ранним утром с вещами приехал к завкому. Полупустой автобус доставил нас во Внуково, где вылетающих пересчитали, загибая пальцы, и жестом показали на транспортный самолет: «Садитесь».