На кресах всходних

— Я должен задать вам несколько вопросов. — Он говорил, но смотрел в бумагу, и могло показаться, что спрашивать он собирается у человека, скрытого в тексте.

Она кивнула, хотя ведь ему не видно.

— Сейчас приведут, — пояснил следователь, но ситуация яснее не стала.

И почти сразу вслед за его словами входная дверь распахнулась, и там появилось ужасающее видение. Человек в драной, окровавленной нижней рубахе, в залитых чем-то галифе и босиком, со связанными за спиной руками был вдвинут в кабинет двумя солдатами. У одного съехала с плеча винтовка и прикладом грохнула в пол. Приведенного усадили. Его большая, даже огромная круглая голова была прямо перед Данутой Николаевной. На ней не было волос, огромная лысина в сплошных разноцветных синяках — били не один день — и свежих кровоподтеках; глаз заплыл после сильного удара, угол рта, видимо, был разорван.

Следователь поднял наконец голову и ткнул ручкой в сторону сидящего:

— Вы знаете этого человека?

Сидящего было трудно узнать, но не узнать еще труднее. Данута Николаевна с новым ужасом определила: господин Маслофф. Как же так?!

— Что вы можете нам рассказать о нем?

Что она могла рассказать? А в общем, могла. Зимой сорок второго года он пришел в библиотеку и сказал, что германское командование нуждается в ее помощи. Ей надлежало провести анализ того, что именно читают посетители. Кто чем увлекается. Есть читатели всеядные или с неустойчивым вкусом, то одно им давай, то другое, кто-то посоветовал: вот, мол, есть хорошая книжка, почитай. Но есть и такие, которых не собьешь, он любит приключения, и ему нужны только приключения, кто-то желает про любовь романов, и ему только их и предлагай, другого не возьмет. Господин Маслофф для облегчения работы библиотекарши выдал ей отпечатанное типографским способом на бумаге с орластыми печатями маленькое руководство, одновременно являвшееся и ведомостью. Ей следовало просто вносить в предусмотренные графы фамилии абонентов, склонных к тому или иному виду печатной продукции. Поскольку господин Маслофф, ей это было известно, является важным каким-то сотрудником при бургомистре, она и не подумала сомневаться в нужности, а главное, официальности такого задания.

Вот это все она и выложила сбивающимся голосом господину следователю.

Он только кивнул, повернул голову к связанному и избитому и сказал:

— Да-а.

По тону было понятно: история эта, заложенная в ней мысль вызывают у него профессиональное уважение.

— Увести!

Данута Николаевна подобралась: сейчас он перейдет к ней. Что она нарушила?

— Удивлены?

Этого она сказать не могла, не удивление было сейчас для нее главным переживанием.

— Я могу идти?

Следователь вдруг неприятно усмехнулся:

— Погодите, уважаемая книжница, погодите.

Внутри все рухнуло.

Он сел на место, повертел в руках карандаш:

— Вопросы у меня к вам.

Она же уже все, совсем все рассказала.

— Не хотите же вы меня уверить, что так и не сообразили, для чего господину Маслоффу нужны были ваши отчеты?

— Хочу. Не сообразила.

— Не верится. Как хотите, не верится.

— У меня сын погиб, я вообще ни о чем...

Следователь резко ударил ладонью по краю стола:

— Сын погиб давно, вы после того работаете — два года!

Вид у нее был настолько явно перепуганный и одновременно покорный, что следователь брезгливо поморщился:

— Я понимаю, вы женщина глупая, таковы вообще отзывы о вас. Скорее всего, Маслофф использовал вас втемную. Вы дура, а он не дурак.

Данута Николаевна сначала кивнула, потом отрицательно помотала головой.

Следователь подошел к окну, налил себе воды из графина в стакан, поморщившись, выпил — какие-то, видимо, проблемы с пищеварением.

— Он не дурак, но и мы шиты не лыком. Кто бы мог подумать, что человек, читающий русскую классику: Тургенева, Пушкина, Толстого — не обязательно «Войну и мир», — оказывается, сигнализирует о том, что готов к подпольной работе. А я подумал. Не менее шестидесяти человек этот хамелеон завербовал в подпольные структуры через ваш абонемент.

Он резко повернулся к Дануте Николаевне и требовательно на нее посмотрел:

— А вы так ничего и не поняли?

У нее вертелся в голове Витя Мезя и «Граф Монте-Кристо», но это когда было.

Следователь опять потянулся к графину:

— Одно жаль: гениальный контрразведывательный опыт уже не удастся применить в практической работе.

— Меня арестуют?

Он булькнул куском воды в горле.

— А не мешало бы, учитывая тот вред, что вы нанесли нам. Но мы попробуем использовать вас. Вы вернетесь на свое место и будете исполнять свои обязанности.

Глава пятнадцатая

Янина и Сара сидели на поваленном дереве в лесопосадке вдоль полотна железной дороги. Девочка довольно ощутимо подрагивала, это не могло быть от холода. Значит — от страха. Потрогала лоб. Не горячий.

Не бойся, сейчас можно не бояться. Вот когда нас несло по реке неизвестно куда, а в руках у меня одна только лопата, вот когда можно было подыхать со страха. По правде говоря, сама не понимаю, почему мы тогда не погибли, но тогда ты сидела молча, и даже не помню, чтобы ты дрожала. Да я вообще плоховато помню, что тогда происходило. Если бы мне предложили еще раз переправляться, я бы лучше вернулась к Апанелю.

Сара подрагивала, ее нижняя губа немного подбивала верхнюю, а глаза были почти закрыты — такое впечатление, что происходящее с ней занимало ее не очень.

Сейчас приедет, приедет обязательно. Мы сидим правильно, где он сказал, вот она, водокачка. Он неплохой человек, я знаю, что ему нужно, да и черт с ним, все равно другого выхода нет, а так мы до самого почти Скиделя доедем. Он говорит, что знает все немецкие посты и лучше даже ехать именно днем: днем они не так смотрят, ленятся.

Почему-то после этих слов девочка замерла. Янина уже привыкла к этому нервному ее дрожанию, опять пощупала лоб. Сара позволяла с собой обращаться как угодно — кажется, начни ей выламывать пальцы, она и то не изменит выражения лица.

Ехать надо, то, что нас на две ночи приютили, ничего не значит, они и так через силу, все боятся, и работы у них никакой, чтобы я могла расплатиться. Скоро, может, даже и очень скоро мы будем в лесу, там уж мы не пропадем, а там и лесной наш дом.

Едет!

Пошли!

Янина выбралась, осторожно оглядываясь. Вроде никого нигде, место пустынное. Хорошо! Испокон веку, еще с Гражданской, все деревеньки вдоль железки живут с обязательством стеречь безопасность полотна. Жители ходят с дубьем вдоль рельсов, и не дай бог попасть в руки к таким — отдубасят в лучшем случае, а то и на немецкий пост сведут. Какая бы ни была власть, она подтверждает эту повинность.

Приложила ухо к рельсу — едет! Длинная ноющая нота, казалось, проходила через голову.

Показался.

Дрезина, подбрасывая переднюю рукоять, когда наездник надавливал на заднюю, приближалась на средней своей скорости, сбрасывая скорость этих подбрасываний. Он — парень Николай из-под Скиделя — сговорился на станции в Гродно с девушкой Яниной, что доставит их с сестрицей до того места, до которого сможет.

Залезай!

Сара медлила, переступала худыми ногами вслед за тормозящей рельсовой повозкой, как будто что-то обдумывая. Пришлось сунуть ей в загривок кулаком, она плюхнулась худым задом на дрезину, ходящая ручка ударила ее по плечу.