На крыльях кошмара

– Исенбарские деньки закончились, – прокомментировал кто-то из темноты ехидно.

Кхари скрипнула зубами и повернулась, чтобы разглядеть умника, но тут же забыла про него. К ней шёл первый княжеский воевода.

– Здравствуй, Алея, – сказал он звучно и раскрыл дочери объятия.

– Здравствуй, отец, – молодая женщина не заставила себя ждать и обняла родича.

Впрочем, изъявление тёплых чувств быстро закончилось, и Аремир отстранился. Он почти не изменился – несмотря на возраст сохранил могучую стать. За прошедшее время первый княжеский воевода отрастил бороду подлиннее, да морщинки около глаз прорезались чётче. Но взгляд у него был по-прежнему яростный, сильный и требовательный, и Алея на миг снова почувствовала себя пятнадцатилетним несмышлёнышем, полностью покорным и зависимым от воли родителей.

– Надолго затянулась твоя служба в Исенбаре, но я рад, что ты вернулась.

Упрёк в его голосе кхари услышала ясно. Что ж, отец имел на него право, поэтому молодая женщина с поклоном приняла слова воеводы.

Двумя другими встречающими оказались отец Тарины – княжеский егерь Канияр, которого Алея вспомнила, едва на него глянув, и незнакомый мужчина в тёмном кафтане и портах. Он сразу же подошёл к Невеяру и отвёл его в сторону. Приписать язвительные слова об «исенбарских деньках» кхари могла только этому незнакомцу.

Почти сразу группа направилась к входу в терем. Всё вокруг словно дышало холодом и отчуждённостью, от которых невольно сжималось сердце. Алея вдруг поняла, что раньше здесь всё было иначе. И дело вовсе не в её возвращении, а в том насколько оно своевременно. Слишком пустынно было вокруг, словно замерло и затаилось. Раньше лурийцы устроили бы пир на весь мир в честь её возвращения, да ещё и в компании с егерской дочкой. Просто потому, что здешний народ очень любил веселья, пиры и застолья. Но теперь в Златолучье сгустилась тишина, скрывая что-то за своим молчанием.

Княжеские хоромы представляли собой большой комплекс сооружений, где размещалось не только семейство Остроглядов, но и все их ближайшее окружение. Поэтому процессия отцов и дочерей проследовала к высокому крыльцу и поднялась в сени, чтобы там разойтись по многочисленным коридорам и в итоге оказаться каждая на своей половине.

Здесь Алея наконец-то увидела мать, которая отчего-то не вышла на улицу. Время оставило следы на её лице, но Ланиока всё ещё была красива. Теперь женщина трепетно протянула руки к дочери и встала с широкой лавки, накрытой ковром.

– Алеюшка, девочка моя!

Мама обняла молодую женщину, и у той сразу же защипало глаза от накативших чувств. Она крепко прижалась к груди матери и растворилась в ее безусловной любви и нежности. Кхари ощутила ни с чем не сравнимое чувство защищённости, которого была лишена прежде и которое могла подарить ей только мама.

Они расцеловались, ощущая солёную влагу на щеках друг друга. Алея поняла, что улыбается сквозь слёзы. Мать и дочь сели, держась за руки.

– Я так скучала за тобой, мама! – молодая женщина положила голову на колени Ланиоки и почувствовала, как та пальцами зарывается ей в волосы.

Покой обуял кхари, покой, которого она была лишена долгие годы, когда её душа словно томилась не на месте, споря с сердцем и разумом. Алея с удовольствием так и осталась бы сидеть, обнимая колени матери и закрыв глаза.

Но тут в светлицу ворвалась целая ватага родичей, каждому из которых подавай блудную девчонку Алейку. Она встала им навстречу, понимая, как сильно выделяется в своих штанах и рубахе, с кинжалами у пояса, привезёнными ещё с Лардим-Азрая.

– Алея! – с порога завопила тётка Марфа. – Я до последнего не верила, что ты вернёшься, дитя!

Сестра отца шумно протопала в комнату, распихав локтями остальную родню. Там остались ждать своей очереди на объятия две старшие сестры Алеи и её младший брат, который за прошедшие года вырос и возмужал, превратившись из несмышлёного пацанёнка в полноправного княжеского гридя. Там же стояли другие тёти и дяди, племянники.

Марфа картинно обняла кхари, словно принимая её под своё крыло, и той не осталось ничего иного, кроме как сделать ответный жест, хотя большого удовольствия от этого она не получила. А потом на неё посыпались охи и вздохи, возгласы, объятия, вопросы, слёзы, смех, новости, и наконец Алея почувствовала, что она в Златолучье, а не пролетела мимо него, оказавшись в какой-то другой стороне, лишь до боли похожей на родину.

И все на неё дивились и поражались, невольно сравнивая молодую девушку, которую помнили с новой Алеей, от которой лурийского остался только внешний облик, да и тот отдавал иноземщиной. Слишком у неё острый взгляд, слишком горделивая осанка, да и оружие женщине ни к чему, тем более копьё, которое услужливые работники принесли на половину воеводы и его семейства.

И это всё несмотря на позднюю ночь на дворе. Казалось, никто не собирался ложиться спать, всем хотелось спросить у Алеи ещё что-то, узнать, как она жила, чем занималась в Исебаре, какую службу несла в императорском дворце. Ответить на все вопросы было просто невозможно, а тем более они очень близко по теме подбирались к Барах-Дину, вспоминать о котором сейчас было не место и не время. К тому же Алея смертельно устала и держалась на одной только силе воли, понимая, что не может просто так прогнать родню и улечься спать. Пусть и на полу.

– Ну всё, довольно, дорогие мои, – прервала нескончаемый поток удивления и вопросов Ланиока, видя, что дочь держится из последних сил. – У вас ещё будет время, чтобы узнать подробности, а сейчас Алея устала. Она долго летела и ей пора отдыхать.

Родня разочарованно выдохнула, но покорно направилась к выходу. И только Марфа задержалась, сказав напоследок:

– Надеюсь, завтра ты оденешь подобающее платье, дитя. Эти штаны и рубаха совершенно не подходят для дочери первого воеводы!

– А что будет завтра? – не поняла Алея.

Её веки уже так отяжелели, что она была готова уснуть, сидя и не раздеваясь.

– А хоть бы и ничего, – припечатала тётка. – Что ж теперь до старости будешь, как мужик ходить?

– Князь завтра устраивает пир в честь вашего возвращения, доченька, – вставила слово мама.

– И там будет много знатных молодцев! – добавила Марфа. – А нам ещё Алейку замуж отдать надо.

– Молодцев! – разгневалась Ланиока. – Молодцами они уже давно побывали!

– И что ж!? Алея тоже ягода не первой свежести!

Сама кхари следила за спором с трудом понимая, что происходит. Лучше всего она осознавала, что визгливые нотки в голосе отцовой сестры раздражают её до безобразия. Сам воевода куда-то испарился, едва сгрузив дочь жене.

– Замуж не пойду, – сказала Алея, как могла твёрдо, сквозь подступающее марево сна. – А платье надену.

Тётка недовольно глянула на племянницу, но воспитательные моменты решила отложить на потом. Вот выйдет замуж и одумается, как старшим хамить. А пока с неё было довольно и согласия на платье. С этими мыслями Марфа, довольная, распрощалась.