На Лазурном берегу

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил Макс так, словно рядом никого не было.

Она кивнула:

– Нет, просто очень устала. Прошлую ночь я почти не спала.

– Я тоже, – вставила Элизабет, допивая пепси. – И все из-за этого мерзкого Билла Хардгрова. Надеюсь, теперь он до конца жизни будет гнить в тюрьме.

– Элизабет! – воскликнула Карен.

– А что такого? Из-за него мог бы умереть Нейл. И мы тоже. – Девочка подняла полные гнева глаза на Макса, который смотрел на нее с усмешкой. – А вы как думаете, должен Билл Хардгров гнить в тюрьме за то, что он сделал?

– Вне всякого сомнения. И судя по тому, что поведал мне инспектор Жирон, этот тип угодит за решетку действительно надолго.

Заглянув сегодня в полицию, Макс узнал, что в надежде на снисхождение французских властей Хардгров во всем признался. Однако это ему не помогло.

– А что с его женой? – спросила Карен.

– Она тоже призналась и арестована за содействие.

– Так ей и надо! – уверенно заключила Элизабет.

Макс взглянул на нее. Какая славная девчушка! Открытая, сообразительная и, самое главное, преданная. Нетрудно догадаться, что Хаммонд ее просто обожает. Поэтому и не пожалел собственной жизни ради ее спасения.

Макс, правда, без особой охоты, навестил раненого. Ему никогда не удавалось выражать благодарность людям, к которым он испытывал неприязнь.

Поначалу актер поглядывал на бизнесмена с ухмылкой. Но, как ни странно, вскоре мужчины уже беседовали если не по-дружески, то по крайней мере вполне вежливо. Нейл, что было для него совсем не свойственно, отверг предложение Макса о денежном вознаграждении.

– Пожалуй, не будем с этим спешить, – предложил он, ничего не скрывая. – Для начала посмотрим, к чему приведет моя встреча с Бранковичем. – И с усмешкой, которая тут же сменилась гримасой боли, добавил: – Кто знает? Может, мне понравится зарабатывать деньги старомодным способом.

Уже в дверях Макс обернулся.

– Скажи мне одну вещь, Хаммонд. Сделал бы ты то, что сделал, если бы вместо Элизабет под пулей оказался я?

Нейл криво усмехнулся:

– Старина, я и сам не раз задавался этим вопросом.

Нетерпеливый тон Элизабет отвлек Макса от размышлений и заставил оглянуться.

– Ты обещаешь навестить Нейла, когда вернешься из Монтре? – спрашивала дочь у Карен.

– Обещаю. А ты обещаешь не впутываться в «Ле Берже» ни в какие неприятности и закончить семестр только с «А»-баллами?

Элизабет закатила глаза.

– Сколько можно это обещать?

– Только еще раз. Причем сейчас – при свидетеле.

Элизабет властно положила руку Максу на запястье.

– Этот свидетель тебе не, поможет. Он на моей стороне. Правда, Макс?

Он никак не мог решить, что очаровательнее: ее улыбка или ее доверие.

– В пределах разумного, барышня, – ответил Макс. – В пределах разумного.

Женский голос из громкоговорителя объявил их рейс до Женевы.

– Я вернусь в пять тридцать, – сказала Карен.

Они не строили планы, не давали обещания, однако Карен знала, что Макс встретит ее.

– Я буду здесь. – Он посмотрел на ребенка. – Надеюсь увидеться, когда вы вернетесь в Нью-Йорк, мисс.

Элизабет склонила голову набок, на ее губах играла понимающая улыбочка.

– Еще бы!

Девочка продолжала улыбаться, пока мать подталкивала ее в терминал на посадку. Смеясь, Макс помахал им рукой, чувствуя себя таким счастливым, каким давно уже себя не ощущал.

В тот же день Карен вернулась из Швейцарии.

– Ну, как все прошло? – спросил Макс, встречая ее в аэропорту.

– Лучше, чем я думала. Мадам Гилле оказалась более снисходительной, чем я предполагала. Наверное, на нее очень подействовало нападение в церкви, но, кроме того, мне кажется, директриса просто обожает Элизабет. Хотя по-прежнему намерена ее наказать.

Пытаясь представить себе, как сердитая двенадцатилетняя девочка, до конца семестра запертая в своей комнате, зубрит сонеты Шекспира, он улыбнулся.

– И каково наказание?

– На месяц отстранить от занятий, а поскольку Элизабет бегло говорит по-французски, прикрепить к ней англоязычных студенток, у которых трудности с французским. Конечно, сначала девчонка упиралась и жаловалась, что у нее будет меньше свободного времени и что это помешает ей репетировать пьесу. Но к тому времени когда я уезжала, она даже начала гордиться своими новыми обязанностями. Знаете, я заметила в дочке большие перемены. И за это надо сказать спасибо вам.

Макс удивленно поднял брови.

– Мне?

– Да, вам. Вы были с Элизабет совсем недолго, но после общения с вами девочка чувствует себя не только любимой нами, но и взрослой, и осмотрительной. И стала более спокойной, а главное, меньше занята тем, чтобы доказывать всем, как она уже выросла.

– Отлично. Как вы думаете, способен я совершить подобное чудо и с ее прекрасной мамой?

Карен бросила на него хитрый взгляд.

– Мне тоже надо доказывать, что я уже взрослая?

Макс засмеялся.

– Нет. Это я и сам вижу, большое спасибо. Я предлагаю мирно посидеть и выпить по коктейлю, прежде чем вы умчитесь на премьеру своего фильма.

Карен хотела сказать, что… но тут увидела направляющегося к ним Мишеля Лемэна.

– Что опять случилось? – спросила Карен, заметив, как он взволнован.

– Да репортеры! Они пускаются в самые невероятные измышления по поводу выстрела в церкви. Я пытался ответить на некоторые вопросы сам, но им этого мало.

– Тогда пошлите их к черту, – посоветовал Макс.

– Это лишь ухудшит положение. А возможно, и сорвет сегодняшнюю премьеру.

– Что я должна делать? – спросила Карен.

– Дайте пресс-конференцию. Вы вдвоем. Я уже договорился, все можно устроить в «Амбасадоре».

Макс взглянул на Карен.

– Если это поможет, я готов.

– Но почему в «Амбасадоре»? – удивилась Карен. – Почему не как обычно в «Карлтоне»?

– Потому что там слишком мало места. Интерес к этой истории привлек репортеров со всей Европы. Даже журналисты, которые сроду не ездили на Каннский кинофестиваль, теперь поджидают вас с Максом. Поверьте мне, успокоятся они только после пресс-конференции. Я отпущу такси и поеду с вами.

Мишель оказался прав. В ночной клуб «Амбасадор» втиснулось более двух сотен репортеров. Стоя на сцене рядом с Максом, Карен смотрела, как Мишель подходит к микрофону.