На Лазурном берегу

Они взглянули друг на друга – ее сердце забилось чаще.

– Более или менее.

– Ну, тогда, – сказал Макс, – выше голову, потому что сейчас вам предстоит пережить один из прекраснейших моментов вашей жизни!

Его воодушевление передалось и Карен.

– Расскажите мне о людях, к которым мы едем.

Губы Макса тронула хитрая улыбка.

– О Рауле и Мадо? Вы их полюбите. Им уже за семьдесят, но по ним этого не скажешь. Мы познакомились десять лет назад, когда вместе с двумя моими менеджерами из Европы зашли в их гостиницу перекусить. Мы ехали тогда немного отдохнуть в Сен-Тропез, но так туда и не добрались. Нас всех так тронуло гостеприимство Шапленов и так понравились окрестности Люберона, что мы решили остаться там до конца отпуска.

– И часто вы теперь к ним приезжаете?

– При каждом удобном случае – даже если выпадает всего один день.

– Надеюсь, они говорят по-английски. Элизабет считает, что от моего французского Мольер перевернулся бы в гробу.

Макс захохотал.

– Мольер был бы так ослеплен вашей красотой, что не обратил бы внимания на ваш французский. Но можете не беспокоиться. Шаплены безукоризненно говорят на английском – как и на нескольких других языках. Что же касается вашего французского, я обещаю, что к тому времени когда вы вернетесь в Штаты, вы у меня заговорите, как настоящая француженка.

Карен быстро взглянула на него. Последнюю фразу Макс сказал так, будто с этой минуты они не собирались расставаться. Как ни странно, но эта мысль, которая каких-нибудь пять дней назад показалась бы ей нелепой, теперь приятно поразила. «Что ж, почему бы и нет», – подумала Карен, заставляя себя снова посмотреть в окно. Разве плохо, если она проведет время в обществе красивого и сильного мужчины? Ведь она совсем им не увлечена. И вряд ли после фестиваля их отношения продолжатся.

Возле Кавийона они съехали с автострады на маленькую дорогу, прорезавшую живописную Люберонскую долину – сердце Прованса, где пейзажи и даже запахи казались совсем другими. Воздух Ривьеры был свеж и солен, здесь же он отличался какой-то особенной сладостью и целой гаммой самых разных ароматов, особенно лаванды, которая росла повсюду. Краски тоже были богаче и сочнее – золотистые, ярко-розовые, огненно-красные…

– Ну вот мы и приехали.

Карен проследила за его взглядом, и у нее захватило дыхание. На вершине холма возвышалась старинная деревушка Жорде, которая казалась высеченной прямо из горы. Высокий и тонкий церковный шпиль венчал эту поразительную картину, четко вырисовываясь на фоне ярко-синего неба.

– О-о Господи, какая красота!

Снизив скорость, Макс направил мощную машину вверх по узкой петлявшей дороге, и через пару минут они уже подъезжали к простому деревенскому дому. Отштукатуренный фасад прятался за густой стеной цветущего кустарника. За каждым окном снаружи висел ящик с алой и розовой геранью. А под красной черепичной крышей красовалась табличка с надписью, сделанной от руки: «Хутор Провансаль».

Из-за высокого кипариса показался огромный пес – помесь немецкой сторожевой с дворнягой – и со скучающим видом уставился на посетителей. Затем, узнав Макса, пес радостно гавкнул и, виляя лохматым хвостом, бросился к нему по усыпанному гравием двору.

– Эй, Пату, ну как ты, мальчик мой? – приговаривал Макс, ласково гладя собаку.

Откуда-то из дома Карен услышала изумленное «Oh, mon Dieu!». [9]

Затем, раскинув руки, во двор выбежала сияющая от радости полная женщина с короткими черными волосами и в очках.

9

О Господи! (фр.).

Макс побежал к ней и подхватил, словно пушинку.

– Как поживает моя любимая горянка? – спросил он, закружив женщину на руках.

– Поставь меня на место, сумасшедший, – смеясь сказала женщина, хотя и с акцентом, но на хорошем английском. – И дай мне взглянуть на эту прекрасную девушку.

Макс опустил хозяйку на землю и представил ей Карен. Не спеша опустив двухфокусные очки на кончик носа, женщина внимательно рассмотрела Карен.

– Нет-нет, – наконец произнесла пожилая француженка. – Ты нисколько не преувеличил, Максимилиан. Она действительно красива, как закат в Провансе.

Карен почувствовала некоторую неловкость.

– Благодарю вас, мадам Шаплен.

Та нетерпеливо замахала рукой.

– Нет, нет, нет. Никаких формальностей. Мы в деревне, так что зовите меня Мадо, договорились? Меня здесь все так зовут. Это сокращенно от Мадлен.

И, взяв Карен под руку, она повела ее по тенистому двору. А пес отправился обратно на солнцепек.

– Ответь мне, – продолжала Мадо, наклоняясь к Карен и понижая голос, – у вас с Максимилианом… серьезно, правда? – Хозяйка бросила на Карен красноречивый взгляд, полный истинно французского очарования.

Прямота вопроса заставила Карен улыбнуться. Ее мать точно так же пытливо и вопросительно смотрела на нее, когда хотела убедиться в какой-нибудь своей догадке.

– Нет, – столь же откровенно сказала Карен. – Мы с Максом друзья. – И сама удивилась, как просто сорвалось с ее языка последнее слово.

Мадо ехидно усмехнулась.

– Наверное, ты считаешь меня любопытной старушенцией. Нет-нет, – быстро добавила она, когда Карен принялась было возражать. – Не отпирайся. Я сама знаю, что так оно и есть. Это у нас в роду. Но, понимаешь, мы любим Макса, как сына, и я подумала, раз он говорит о тебе с такой… с таким огнем и раз ты первая женщина, которую он сюда привез… – Фраза осталась незаконченной, словно и не нуждалась в завершении.

– Я понимаю.

Почувствовав, что больше ничего не выведает, Мадо пожала плечами:

– Что ж, ладно, как бы то ни было, все равно хорошо. Я еще никогда не видела Макса таким счастливым. Ну вот мы и пришли. – И отступила в сторону, пропуская Карен в гостиницу.

– Макс, проказник! Давно пора было явиться!

Карен обернулась и увидела маленького человечка с редеющими седыми волосами и часто мигающими карими глазами. Хотя лицо его избороздили морщины, а плечи ссутулились от старости, двигался он легко и быстро – как человек, не привыкший сидеть без дела. Вокруг его пояса был повязан большой синий фартук с изображенным на нем пьяным поваром. В два огромных прыжка оказавшись возле старика, Макс по-медвежьи стиснул его в объятиях, тараторя по-французски что-то, видимо, очень приятное.

Наконец, выпустив старика, он представил ему Карен. Француз бросил на нее одобрительный взгляд.

– Рад вас видеть, мадам, – произнес он, взяв ее за руку и поклонившись. – И добро пожаловать.

– Спасибо. Но если уж я должна обращаться к вам по имени, так и вы зовите меня просто Карен.

– Ага! – отозвался Рауль. – Женщина с характером. Мне это нравится.

– Еще бы, – заметил Макс, подмигнув его жене. – Ты пятьдесят лет женат на такой. – И, потянув носом, спросил: – Похоже, пахнет петухом в вине?

– Разумеется. Неужели я дерзну готовить что-то другое к твоему приезду?

Следующие полчаса все четверо сидели на выстеленной плитами террасе под увитыми виноградом шпалерами и пили кофе со сливками, болтая обо всем на свете. Макс рассказывал о последнем бойкоте в двух его французских компаниях, а Рауль рассуждал об изменениях, произошедших в Любероне с тех пор, как к ним стало перебираться все больше парижан. Мадо, обожавшая кино, желала знать только о карьере Карен, о том, с кем она снимается и встречалась ли когда-нибудь с Джорджем Рафтом.