На перекрестке мысли: введение в системомыследеятельностный подход
Шрифт:
Резюмирую этот кусочек, перед тем как перейти к следующему, четвертому пункту. По сути дела, я уже рассказал, что я должен делать дальше. Я теперь должен, следуя этой только что определенной методе, двигаться дальше и определять прежде всего все основные понятия, с которыми мне придется дальше работать. И в этом, собственно, и будет состоять решение той темы, которую я объявил.
Эта тема – «Проблемы построения теории мышления». Из того ответа, который я давал Борису Васильевичу [Сазонову], уже совершенно ясно, что мне надо не теорию мышления построить, а осуществлять построение теории мышления. Из второго пункта следует, что в этом и состоит смысл всей этой работы, потому что мне надо не теорию мышления построить и выпихнуть, а мне надо это пространство заполнить (см. рис. 4 ). Весь дискурс,
Таким образом, я выделил в соответствии со своей узкой задачей главный верстак. Я буду все вводить и рассматривать относительно него. И движение по нему будет самым важным и самым главным. Это мой метод. А моя задача по материалу состоит теперь в том, чтобы практически все основные понятия прошлой эпистемологии, теории мышления, теории деятельности, в том числе и те, которые мы вводили за прошедшие 25 лет, подвергнуть критике и проблематизировать.
Что я должен теперь обсудить? Мышление и деятельность, рассуждение, понятие, знание, предмет, теория. Я должен задать все эти понятия: что такое онтологическая работа, что такое критика, что такое систематизация, что такое организация. То есть практически из этого изображения пространства уже намечаются все аспекты той большой работы, которая предстоит.
Я могу, соответственно, произвести программирование и организацию. Мы уже попытались это сделать и будем продолжать это дальше. Например, кто-то берет и рассматривает структуру онтологической работы, кто-то берет и рассматривает структуру критики и схематизации и т. д. Но теперь каждый раз не сами по себе, а так, как они выступают в рамках методологической организации, или методологической работы. Хотя это не исключает и другого варианта: когда мы берем, скажем, проектирование, но не то, которое здесь, на верстаке, а как проектный предмет. Если здесь есть, к примеру, архитекторы, то они могут взять архитектурное проектирование и рассматривать его само по себе – в методологических формах и постметодологических, интерметодологических формах. И то же самое – историческая критика, критика источников и т. д. Для историка это, по сути дела, основной вопрос. На схеме у меня отсутствует историческая деятельность, которая должна была бы быть включена. Я оговаривался в прошлый раз, что это отнюдь не полное перечисление. Оно, вообще говоря, может развертываться дальше, щепиться и т. д.
Так что здесь уже появляется возможность для организации коллективной работы, регулируемой едиными установками и правилами. Нужно только произвести правильные распределения. Но я-то пока должен проделать (для себя, во всяком случае) основную работу такого рода, дабы снять недоразумения и возможную толчею.
Дело в том, что, с одной стороны, эта схема как бы подводит итог всем нашим работам за 25 лет и она есть форма их синтеза и соорганизации. Во всяком случае, мне так сейчас представляется, что она очень удачно соединяет все, что я знал, все, что я мог делать. Все здесь находит свое место. А с другой стороны, оказывается, что при таком заходе подавляющая часть тех понятий, которыми мы пользовались (я их перечислил), требует кардинальной перестройки. И поэтому я свою цель и задачу вижу сейчас в том, чтобы их последовательно, одно за другим проблематизировать. То есть показать, какого рода парадоксы здесь сейчас возникают и в каком направлении требуется совершенствование этих понятий. Когда я это сделаю с основной их массой – это примерно пятнадцать понятий, – я буду считать цели своего доклада достигнутыми. Как такой первый этап.
Тюков: Если я правильно понимаю вопрос Сергея Васильевича [Брянкина], то он спрашивает: возможно ли, кроме такой проблематизирующей или реконструктивной работы с этими ядерными образованиями, использование проектирования, организации, но в виде уже готовых средств и машин? То есть можно ли даже не в смысле предмета взять какую-то готовую технологическую организацию и в работе использовать такие готовые образцы или средства?
Я вижу в вашем вопросе-замечании три разных вопроса, на которые я буду по-разному отвечать.
Первое. Если бы теорию мышления можно было конструировать, проектировать или программировать по существующим образцам, мы бы это давно сделали. Это сделать нельзя в первую очередь потому, что оказывается, что теория мышления не является традиционной естественно-научной теорией и не может
быть таковой. Нет образца нормативно-деятельностной теории, он еще не построен. И осуществить такого рода проектирование можно только в рамках всей методологической организации. А методологическая организация не задана. Я ее здесь только задаю.Второй момент. Я на него уже ответил: надо построить методологическую организацию.
И третий момент. У меня по теме – проблемы построения теории мышления. Если бы я, например, ставил такую задачу: [выделить] конструктивные фрагменты, – то я бы решал все иначе. Я бы обсуждал, что можно уже сейчас конструктивно представить. Но такой задачи у меня пока нет.
Я теперь перехожу к следующему пункту, уже реализуя свою программу. Первый вопрос, который здесь возникает, связан с понятием предмета.
В предыдущей части я уже заметил (правда, мимоходом), что, с моей точки зрения, понятие пространства или вообще пространственное представление материала есть некий предваряющий шаг в задании предметной организации. И тут я ставлю для меня очень важную проблему… Если мы построили такую схему как организующую нашу методологическую работу, произвели соответствующие интерпретации и говорим, что это – пространство рефлексии, которая переходит дальше в мышление за счет нормировки, обеспечения языком, средствами и т. д., то нельзя ли теперь сделать следующий шаг и сказать, что вся эта схема дает нам основание для соответствующей предметной интерпретации и предметной организации всей нашей методологической работы? Что, собственно, мешает проделать такую интерпретацию?
Тюков: Каковы все-таки критерии наличия этого содержания для задачи предметизации?
А это зависит от того, удается ли мне решать те или иные задачи.
Теперь я формулирую тезис… Наверное, если мы рассматриваем всю эту схему пространства, то нельзя ее рассматривать как предмет в силу того, что это – пространство. А как же дальше должна в этом плане строиться работа? В соответствии с задачами. Если у меня есть задача построить теорию мышления, то я организую такое подпространство, которое связано с построением теории мышления, дает возможность эту единичную (для нашего времени) задачу решить. Я выделяю те или иные организованности, организую процессы моей дискурсии целевым образом или продуктивным образом, если я это определил. И тогда я как бы создаю из блоков, лежащих в этом пространстве, за счет их особой соорганизации тот или иной предмет. Причем он у меня может быть исследовательским…
Обратите внимание, что хотя я здесь написал «исследовательский» как один [блок], но дальше я постараюсь показать, что то, что мы сейчас называем исследованием, всегда организует несколько таких верстаков и целый ряд предметов… Проектный точно так же организует несколько верстаков. Больше того, я бы даже сказал, что в плане критического исторического анализа эта схема исключительно мощна. И именно задав здесь в качестве конструктивных элементов все эти верстаки, онтологемы, практики, предметы, я получаю возможность теперь каждый раз собирать их на историю. И говорить: ага, исследование Птолемея… Какими предметами он пользовался? какие у него были верстаки? Скажем, историческое исследование у Геродота: какие верстаки и какая работа? Скажем, исследование у Галилея – вот это. А исследование у Вундта – это вот это. Каждый раз я набираю те или иные композиции… Хочу ли я имитировать чью-то работу или решить новую задачу, я каждый раз собираю это в особую соорганизацию, обеспечивающую выполнение некоторых режимов работы: исследовательской, проектной, критической и т. д., и тогда я получаю здесь соответствующий предмет.
Итак, я говорю: ага, мы ведь должны теперь здесь, в этом пространстве, «вырезать», сформировать из этих блоков такой научный предмет, который даст нам теорию мышления. Но для того чтобы этот предмет сформировать, мы должны ответить на вопрос: что есть теория мышления? То есть мы должны задать этот предмет продуктивно и ответить еще на вопрос: что значит сформировать [его] в методологическом смысле и т. д.? И каждый раз мы должны будем вводить целый ряд соответствующих критериев и обращаться в блок методологической нормировки и к практике, возможно, проводить предварительно какие-то методологические исследования, с тем чтобы доопределить эту цель, сформулировать ее в виде задачи, то есть соответственно решающему предмету. При этом будут создаваться те или иные логики в блоке нормировки. Вот тогда будут организовываться предметы и машины – предметы мыслительной работы и машины деятельностной работы.