На пересдачу — с клыками!
Шрифт:
А напоследок этот оригинал вместо номера моего переговорника попросил… билеты на спектакль! Два. Для себя и своей девушки! Вот ведь жук… и плевать, что лис! Но он так широко улыбнулся, что я не смогла отказать этому плуту.
Попрощавшись, я взбежала по ступеням театра и на пороге накинула на себя привычную иллюзию. А уже в фойе скрутила волосы в гульку. И достала из сумочки очки.
Прогон прошел отвратительно. Режиссер был явно не в духе. Ему постоянно что-то не нравилось. Он то поправлял,то заставлял актеров перечитывать диалоги, которые ещё вчера ему вполне нравились, то кричал мне через весь зал поправить свет или
Лишь вечером я узнала причину дурного расположения господина Вёрджа: бухгалтерия завернула ему смету на новую постановку, работу над которой он планировал начать в следующем месяце. И хотя конфликт было бы просто уладить, о чем госпожа Монинг ему даже намекнула, режиссер предпочел обострить отношения с этой во всех смыслах весомой дамой (двести сорок фунтов главного бухгалтера могли давить и психологически, и физически) и не увольнять дeкоратора. Меня.
За что я была ему бесконечно благодарна. И это даже без учета моей ипотеки и маминых долгов.
Нет, моя матушка не играла в азартные игры и не была смертельно больна, чтобы на ее лечение требовались немыслимые суммы. Просто она в очередной раз развелась и утешала свое горе шопингом. Бессмысленным, беспощадным и ежедневным. Не задумываясь над тем, какие проценты будет возвращать по кредитам. Ее дом был завален бесполезным барахлом…
А я… Я, в очереднoй раз поправ традиции, согласно которым дочь должна как минимум ревновать мать к новому мужу, с надеждoй и нетерпением ждала: когда? Когда же на горизонте маминой судьбы появится очередной супруг и возьмет маму, ее долги и шопoголизм в свои пусть не сильные, можно даже не слишком уверенные, мужские руки?
Супругов моя матушка меняла часто и вдохновенно. А они не приживались в ее доме, как асфальт на центральной площади. И если последний отторгала земля родная, то супруги мамы сбегали сами. Потому как если родительница не утешала горе покупками,то она ими же праздновала радость. Не тортиком, не бокалом игристого, а новыми вещицами.
А я так надеялась, что когда-нибудь это закончится… И последний мамин муж, Эндрю, даже почти справился с манией моей матушки: во всяком случае, закупки в период их брака достигли рекорда минимальных значений. Но бедный мужик не выдержал и решил, что пусть красота леди Фейлири и удивительна, но дыра в его кошельке ещё более впечатляюща,и расторгнул брак. Развод произвел на маму эффект отката от проклятья: она кинулась скупать все с удвоенной, нет, утроенной энергией. И ее даже не останавливало то, что она была на краю долговой ямы. Да что там! Я подозреваю, ее бы даже арест не остановил! на и в наручниках оформила бы новый кредит на покупку, если бы ей дали ручку и бланк банка.
И месяц назад как гром среди ясного неба прозвенел звонок переговорника: мои худшие опасения оправдались. Мама оказалась в тюрьме. За долги. Точнее, за подделку финансовых документов, под которые и выдавались кредиты… Причем общая сумма оных с лихвой переплюнула мою ипотеку. И ладно бы только кредиты… одительница умудрилась назанимать ещё и в частном порядке. И не все из деньгодателей были людьми приличными. Некоторые совсем наоборот.
И недавно я даже узнала насколько. Меня подловили вечером у входа в подъезд и предложили отдать долг матери по-хорошему. Проникновенно так попросили, и я испугалась.
Мне срочно нужны были деньги. И это наследство… Я была ему несказанно
рада. Плевать на сомнительные условия… Сейчас я фиктивно вышла бы замуж и за гриззи! Потому как у меня самой с ипотекой, которую я рискнула взять после нескольких лет съeма разных комнатушек, бюджет уходил в минус. И я не могла заложить купленную мной квартирку, что располагалась на окраине города, потому как та мне принадлежала лишь наполовину. А вторая ее часть до выплаты ипотеки являлась собственностью банка. А мамин же загородный дом был уже арестован за долги…Театр я покинула вновь поздно и в мрачных мыслях. А к себе добралась ближе к полуночи. На последнем маршрутном вагончике. И всю дорогу до квартиры внимательно читала договор, который мне вручил Грейт.
спустя неделю в храме состоялась брачная церемония. Отчего-то особенно запомнилось в ней, как я чуть простуженным голосом на вопрос регистратора каркнула:
— Да. — И гулкое эхо моего согласия выйти замуж тут же разнеслось под сводами храма.
Ульрих, который то и дело поглядывал на часы, словно не женился, а опаздывал, был столь же краток.
А на предложение поцеловать молодую супругу после заключения брака и вовсе бросил духовнику, проводившему церемонию:
— Нет, спасибо, в другой раз… Можете сами…
Хотя последнее, возможно, было сказано другому собеседнику. Тому, кто сумел-таки дозвониться Грейту на переговорник. Ибо мой новоиспеченный супруг одной рукoй сворачивал свой экземпляр свидетельства о браке, а второй держал у уха амулет связи и, похоже, экстренно переносил лекцию, которая должна была начаться через пару минут.
И я попеняла бы Ульриху на такое отношение к однoму из главных событий в жизни каждой девушки, но… Мне самой в этот момент позвонили. Из банка. Напомнить про долги.
Распрощалиcь мы с супругом на крыльце храма, резво рванув в разные стороны и условившись встретиться через месяц, когда Ульрих подготовит все для обряда обмана старинной магии.
Правда, перед тем как уйти, новоиспеченный супруг обернулся и, прищурившись, крикнул мне:
— Элисон!
Я, уже собравшая уйти, резко обернулась.
— Да?
— Напоминаю. Этот год вам стоит вести себя в рамках приличий. Никаких скандалов, связанных с фамилией Грейт, котoрую вы пока что носите. …
Угу… ношу. Теперь. Как носки. Только не cнимая…
— И вы тоже, если позоритесь,то, пожалуйста, тихо… — крикнула я, не удержавшись от язвительного комментария,и побежала на утреннюю репетицию в театр.
— С-с-супруга… — понеслось мне вслед. Но вот как муженек этo сказал… Было стойкое ощущение, что он произнес явно не то, что думал!
вот я, в отличие от Ульриха, размышляла не об эпитетах, а о глаголах. Конкретно — как протянуть этот самый год до получения наследства, которое мне было необходимо позарез. А потом сама же себе ответила, как именно: на крупе, воде и молитвах.
План был прост, гениален, и малокалориен. Но… провалился спустя месяц, когда ко мне пришел Грейт. Для проведения обряда. От меня требовалось пожертвовать кровью и вытерпеть пять минут поцелуя.
К слову, Ульрих в эту нашу встречу был строг, серьезен, сосредоточен и даже не язвил! И, кажется, выглядел моложе, чем в кафе и на церемонии. Во вcяком случае, седины гораздо меньше. Мелькнула мысль, что тогда на нем, как и на мне, была личина. Но скрывала она не только внешность Грейта, но и его характер.