На полпути

Она кивнула.

— Пойдем.

Он вывел ее наружу и спросил:

— Твоя машина просторнее или моя?

— Моя, — ответила она и усмехнулась.

Он умостил ее на заднем сиденье доджа, захлопнул дверь и, взяв в ладони ее лицо, выдохнул:

— Люблю…

А она одними губами, без голоса, отозвалась:

— И я…

Позже, кто знает, как много позже, да и какая разница, они снова сидели обнявшись, и Ева сказала:

— От тебя настурциями пахнет. Почему от тебя пахнет настурциями?

— Потому что настурция — душистый цветок.

* * *

Утром Рута проснулась, потянулась, открыла глаза, посмотрела на Адама, ее зрачки вдруг расширились, и она спросила:

— Это ты? Это был ты?

— Я, — ответил он, улыбаясь.

— Какая сладкая была ночь, — вздохнула она, зажмурившись.

— Сладкая, — отозвался он и поцеловал ее в губы.

А когда Алекс открыл глаза, он позвал:

— Рута?

— Нет… Ева.

Он, еще не веря, повернулся с боку на бок, потом подскочил, уставился на женщину:

— Это ты? В самом деле ты?

— Я.

— Мне не приснилось? Это не был сон?

— Нет, — улыбнулась Ева.

— Какой красивый, какой прекрасный был сон, — воскликнул он.

И поцеловал ее в губы, и она не сопротивлялась.

* * *

Уже был четверг, день, когда Бог, сотворяя мир, только раз увидел, что это хорошо.

Ведь не может такого быть, чтобы изо дня в день было дважды хорошо.

Между прочим, в тот самый день, с утра, Бог решил было, что настало уже время для конца света. Но потом передумал.