На пути в Халеб

Перевод З.Копелъман

История о великом кабалисте Йосефе дела Рейна и о том, как ему не повезло

Пер. З. Копельман

Великим человеком был Йосеф дела Рейна, ибо проник в тайны кабалы. А жил он в Цфате, в убогой хижине у подножья Ханаанской горы.

Девятилетним мальчуганом — дело было вечером — он услышал рассказ о мудром старце, сумевшем заклинаниями вызвать Самаэля. Старец продал Князю тьмы свою душу, скрепил купчую подписью, и Самаэль стал служить мудрецу. В тот поздний час и решил Йосеф, что тоже выучится и вызовет Самаэля, но убьет его и очистит землю от скверны. Тогда скажут о нем люди: величайшим мудрецом был Йосеф дела Рейна — не о себе одном он думал, а вступил в схватку с Князем зла, чтобы снискать милость Творца и принести в мир Избавление. И странным показалось Йосефу, что никто до него не сделал этого и что не об этом толкуют мудрецы, хотя нет задачи важнее. Однако когда заметил, что, с кем бы ни заговорил о том деле, всяк либо приходит в смущение, либо улыбается, затаил свои мысли и поделился ими лишь с учителем своим, Товием Роза, которого жители Цфата прозвали «безумным итальянцем».

Дни и ночи проводил дела Рейна за книгами, и слава о его учености — а был он еще совсем юн — распространилась не только в родном городе, но докатилась до Тверии и Иерусалима. Однако его мысли и суждения не встречали широкого отклика, и он покинул дом, потому что жизнь в общине казалась ему ненавистной: не мог он выносить ни чванливых выступлений перед горсткой слушателей, ни непререкаемого тона, каким мужья отдавали распоряжения женам. Оттого он ушел от родных и поселился одиноко в убогой хижине возле Ханаанской горы, а жители Цфата сторонились его.

Однажды его учитель, Товий Роза, почувствовал приближение смертного часа. Позвал к себе Йосефа дела Рейна и сказал ему так:

— По безграничной щедрости Своей позволил Создатель каждому человеку быть тем, кем он хочет. Тварь неразумная какой родится, такой и умирает; высшие существа — ангелы и серафимы — с момента создания своего обречены на вечность; лишь человеку даны все возможности, и всё, чему ни посвятит он себя, дает плоды. Влечет его к растению — станет растением, к скотине — станет скотом, к мудрости, знанию и милосердию — будет подобен ангелу; а если не найдет отрады в уделе тварей земных и сольется с мраком бездны — сделается одним из бесконечных. Таковы стези человека, а большего ему не дано. Оставь же свой замысел и ступай к святому Аризалю^[18], который согласен теперь уделять время беседе с учениками и молиться вместе с ними. Обещай мне!

Дела Рейна дал учителю обещание, и тот обучил его всему, что знал о мистических сочетаниях букв и слов и о помыслах и деяниях, позволяющих человеку приблизиться к Всевышнему^[19]. Ничего не утаил от него.

— Оставь свой замысел, — проговорил учитель в печали.

— Я должен убить Самаэля! — отвечал дела Рейна.

Хоть и немилы были ему жители Цфата и его мудрецы, Йосеф дела Рейна исполнил данный обет и спустился к речке Амуд, где жил святой Аризаль со своими учениками. Полноводен был поток Амуда, весело неслись его струи, а в небольших затонах по берегам разрослись тенистые каштаны, нежные плакучие ивы и мелкий ракитник. После бесплодной суши предгорья отрадными показались Йосефу и влажная земля, и плеск прохладных струй. Под раскидистыми ветвями каштана, со всех сторон окруженного водой, он увидел святого Аризаля и его учеников: сидит тот будто на крошечном островке, а ноги в воде. Крепко и вкусно пахло мятой, лимонником и базиликом, что зеленели в прогалинах посреди воды.

— Садись с нами, дела Рейна, — сказал святой Аризаль, указывая на место рядом с собою и на лукошко ежевики. Йосеф жил в одиночестве и не привык к беседам. Высокий и сутулый, с несколько овечьим лицом, он расположился посреди сидевших, но от смущения не понимал ничего. Однако вид Аризаля в окружении учеников, благоговейно внимавших каждому слову учителя и преданно на него взиравших, тронул его сердце, да и сам Аризаль понравился ему — и обликом, и приятным голосом.

Неделю спустя вновь пришел Йосеф дела Рейна на то место, и снова пригласил его святой Аризаль сесть рядом с собою, ученики же неохотно потеснились.

Дела Рейна сидел, прислушивался к их речам и журчанью двух ручьев, огибавших островок, и, глядя на струящуюся воду, в которой отражались ветви каштана, до того засмотрелся, что вдруг увидел, как деревья, горы и ручьи погружаются во тьму, и вот уже не два ручья это вовсе, а две лапы огромного зверя, который вздымается выше гор, до самых небес. Солнце стало краснее красного, лапы животного возносились все выше и выше, а святой Аризаль и его ученики более не казались благообразными, чистыми и непорочными, как только что, а сделались будто идолы деревянные со стекляшками вместо глаз; и вот они упали ниц, поклоняясь огромному зверю.

Как увидел это Йосеф, вопль ужаса вырвался у него из груди, и он, рыдая и ломая руки, кинулся прочь, к своей хижине. С того дня он еще меньше стал общаться с людьми и жил в полнейшем одиночестве. Какая-то старушка навещала его порой и приносила немного пищи. Несмотря на то что хижина находилась на отшибе, поговаривали о странных звуках, будто бы доносившихся из нее, а однажды, когда Йосеф спал, люди прокрались тихонько внутрь и рассыпали по полу песок — поглядеть, не проявятся ли отпечатки куриных лап, которые суть не что иное, как следы чертей.

Когда Йосеф дела Рейна шел по улицам города, мальчишки кидали в него камни и даже добрые женщины отводили взгляд и отворачивались. Он подозревал, что за ним следят. Выходя из хижины, обходил ее кругом и внимательно осматривал низкую крышу, а прежде чем лечь спать, проверял, не прячется ли кто за окном или под кроватью.

Лишь один человек водил с ним дружбу. Звали его Натале Натали. Он жил в Виченце^[20] и был занят поисками философского камня. У Натали имелось множество книг по алхимии и магии, и дела Рейна часто писал ему письма с просьбой прислать разные снадобья или сообщал о своих открытиях, вел для него дневник и прислушивался к его советам. Ему же он поведал и о своем решении поймать и убить Самаэля, расспрашивал о великой Испании и ее короле, владыке полумира, об Авиле, городе восьмидесяти башен с неприступными воротами и мощными мостами — суровом городе, сложенном из серых камней.

А Натале Натали, этот разочаровавшийся во всем и вся старик, не имевший ни сына, ни брата, был рад, что в Галилее живет некий молодой человек, который раз в месяц исправно пишет ему, и сам по мере сил отвечал юноше, ибо знания его о том, что не касалось предмета его разысканий, были невелики. Однажды дела Рейна получил от старика письмо, извещавшее, что в Яффо вскоре прибудет корабль, на борту которого находится семья из Виченцы. Один из слуг везет ему склянку со снадобьем, талисман и древний пергамент, и с их помощью он, Йосеф, в короткие часы от полуночи до восхода зари сможет исполнить замысленное.

Дела Рейна в изумлении разглядывал письмо и отказывался верить своим глазам. Но поскольку он все еще не умел вызывать Самуэля собственными силами, обрадовался, что сможет воспользоваться чужими секретами. В назначенный день он отправился в Яффо поджидать корабль. В самом деле, в полдень пришвартовалось в порту, бросив якорь, прекрасное венецианское судно с лиловыми парусами и медового цвета деревянной обшивкой вокруг окон. Носильщики, хохоча и скаля зубы, на закорках перетаскивали на берег пассажиров. Дела Рейна узнал по описанию друга нужную ему семью, увидел престарелого слугу и рядом с ним девчушку лет трех, в одной руке державшую зонтик от солнца, а другой приглаживавшую свои золотистые волосы. Дела Рейна подошел к ним ближе и заметил, что огромные глаза девочки смотрят на мир надменно и дерзко.

Семья из Виченцы тут же разделилась. Более пожилые разместились в повозке, поджидавшей их на набережной, молодежь вскочила на оседланных коней, а девочку усадили в паланкин на спине мула. Дела Рейна взял у слуги сверток и, спросив, как зовут малышку, услышал в ответ, что имя ее — Елена.

Кавалькада и повозка направились в Иерусалим, а дела Рейна вернулся в Цфат, вскрыл сверток и, готовясь совершить то, о чем размышлял годами, начал поститься. И вот в один из дней повязал талисман на шею, отпил из склянки и, как велел ему в письме Натали, сел к столу, разложив на нем пергамент, и принялся ждать. За окном виднелись склоны Ханаанской горы, карликовые деревца, несколько пастушьих домиков и дым костра. В полночь Иосеф громко произнес слова заклинания, написанные его другом. Постепенно буквы начали выступать из пергамента, их выпуклые очертания сделались объемными и заостренными и окрасились в радужные цвета. Порыв ветра просквозил жалкое жилище, сдвинул треснутый стул и качнул повисшее стропило. Сердце Иосефа стучало, по телу разлился жар, в кончики пальцев точно впились изнутри тысячи мельчайших игл. Пергамент медленно исчезал — растекался и таял, будто пена.