На развалинах Старой Крепости

Смуглое лицо с мягкими, не очень правильными чертами. Густые, немного растрёпанные, длинные волосы и глядящие в упор яркие, спокойные глаза.

Вот такой, наверно, и стояла она; так, наверно, и глядела она, когда привели её для первого допроса к наглым американским офицерам или сотрудникам беспощадной военной разведки.

...Мария Караджич.

Натка закрыла журнал и положила его на прежнее место.

Погода менялась. Дул ветер, и с горизонта надвигались стремительные, тяжёлые облака. Натка долго смотрела, как они сходятся, чернеют, потом движутся вместе и в то же время как бы скользят одно сквозь другое, упрямо собираясь в грозовые тучи.

Поезд круто затормозил перед небольшой станцией. В вагон вошли ещё двое: высокий, сероглазый, в костюмных брюках, в белой рубашке, с крестообразным шрамом ниже левого виска, а с ним четырнадцатилетняя смуглая девочка, с глазами тёмными и весёлыми.

– Сюда, - сказала девочка, указывая на свободный столик.

Она быстро уселась на стул и двумя руками подвинула к себе стеклянную вазу.

– Папа, не возражаешь...
– попросила она, указывая пальцем на большое красное яблоко.

– Хорошо, но потом, - ответил отец.

– Ладно, потом, - согласилась смуглая девочка и, взяв яблоко, положила его рядом с тарелкой.

Мужчина достал сигарету.

– Алика, - попросил он, - я забыл зажигалку. Пойди принеси.

– Где?
– спросила девочка и быстро встала со стула.

– В купе, на столике, а если нет на столике, то в кармане пиджака.

– То в кармане пиджака, - повторила смуглая девочка и направилась к открытой двери вагона.

Мужчина открыл газету, а Натка, которая с любопытством слушала весь этот короткий разговор, посмотрела на него искоса и неодобрительно.

Но вот пейзаж за окном поплыл - поезд тронулся. Мужчина отложил газету и быстро вышел. Вернулись они уже вдвоем.

– Ты зачем приходил? Я бы и сама принесла, - спросила девочка, усаживаясь опять на стул.

– Я знаю, - ответил отец.
– Вспомнил, что забыл другую газету.

Поезд ускорил ход. С грохотом пролетел он через мост, и Натка загляделась на реку, на луга, по которым хлестал грозовой ливень. И вдруг Натка заметила, что темноволосая девочка, спрашивая о чём-то отца, указывает рукой в её сторону. Отец, не оборачиваясь, кивнул головой.

Девочка, придерживаясь за спинки стульев, направилась к ней и приветливо улыбнулась.

– Простите, но это моё, - сказала она, указывая на торчавший из-за цветка журнал.

– Почему твоё?
– не поняла Натка.

– Потому что это я забыла. Ну, утром забыла, - объяснила она, подозревая, что Натка не хочет отдать ей журнал.

– Что ж, возьми, если твоё, - ответила Натка, заметив, как блеснули глаза у девочки и быстро сдвинулись брови.

– Спасибо, - отчетливо произнесла темноволосая девочка и, схватив журнал, вернулась к своему месту.

Ещё раз Натка увидала их уже тогда, когда она сошла в Сочи.

Темноволосая девочка по имени Алика смотрела в распахнутое окно и что-то говорила отцу, указывая рукой на тёмные вершины уже недалёких гор.

Поезд умчался дальше в сторону Адлера, а Натка, вскинув сумку, зашагала в город, чтобы сегодня же с первым автобусом уехать к берегу этого уже ей знакомого моря.

В футболке и синих шортах, с полотенцем в руках, извилистыми тропками спускалась Натка Шегалова к пляжу. Когда она вышла на платановую аллею, то встретила поднимающихся в гору подростков. Они курили и грязно высказывались. Встречную девушку эти ребята проигнорировали.

– Короче, я его одним ударом!
– размахивая руками рассказывал маленький рыжий пацанчик.
– Сразу половину зубов выплюнул.

"Интересно, - подумала Натка, - это уже наши или ещё чужие?"

Когда она спустилась на горячие камни, к самому берегу, то увидела, что у воды деловито дымят двое малолеток. Ветер равнодушно принёс Натке сладковатый запах анаши. "Неужели я выдержу здесь аж до конца сезона?" как-то очень спокойно подумала Натка.

Она разделась и вошла в воду. Но не успела Натка окунуться по пояс, как с берега её окликнули. Она обернулась и увидела Алёшу Николаева, который работал в лагере старшим вожатым.

– Натка, - соскакивая с велосипеда, закричал он сверху, - уральцы приехали?

– Я не в курсе. Из Питера были человек десять. И ещё - с Воронежа. Пока, вроде, всё.

– Ну, значит, ещё не приехали... Натка, - закричал он опять, вскакивая в седло велосипеда, - покупаешься, зайди ко мне или к Фёдору Константинычу. Есть дело.

– Какое ещё дело?
– удивилась Натка, но Алёша махнул рукой и умчался под гору.

Море было тихое: вода светлая и тёплая.

После всегда холодной и быстрой реки, в которой привыкла Натка купаться ещё с детства, плыть по солёным спокойным волнам показалось ей до смешного легко и несложно. Она заплыла довольно далеко. И теперь отсюда, с моря, эти кипарисовые парки, зелёные виноградники, кривые тропинки и широкие аллеи весь этот лагерь, раскинувшийся у склона могучей горы, вдруг показался ей светлым и прекрасным.

На обратном пути она вспомнила, что её просил зайти Алёша. "Какие у него ко мне дела, интересно?" - подумала Натка и, свернув на крутую тропку, раздвигая ветви, направилась в ту сторону, где стоял штаб лагеря.

Вскоре она очутилась на полянке, возле облущенного питьевого фонтанчика. Ей захотелось пить. Вода здесь была тёплая и невкусная. Натка сделала несколько глотков, потом сплюнула и пошла дальше.

Алёшу Николаева Натка не застала. Ей сказали, что он только что ушёл в гараж. Оказывается, у уральцев в двенадцати километрах от лагеря сломалась машина, и они прислали гонцов просить о помощи.

Гонцы - это Толька Шестаков и Амьер, смуглый, черноволосый паренёк из Кувейта - сидели тут же на скамейке, довольные собою и даже гордые.

Однако гордость эта не помешала Тольке набить по дороге карманы чужими яблоками, а Амьеру - запустить огрызком в спину какому-то толстому, неповоротливому мальчишке.

Мальчишка этот долго и боязливо оглядывался и всё никак не мог понять, от кого ему попало, потому что Толька и Амьер, оба, сидели невозмутимые и спокойные.

– Ты откуда? Вас сколько приехало?
– спросила Натка у неповоротливого и недогадливого паренька.

– Из-под Тамбова. Один я приехал, - басистым и застенчивым голосом ответил мальчишка.
– Из колхоза я.

Звали тамбовского паренька Семён Баранкин.

Он недоверчиво посмотрел в ту сторону, где сидели смирные и лукавые гонцы, потом добавил сердито: - И кто это в спину кидается? Тут и так вспотел, а ещё кидаются.

Натка не успела больше ни о чём спросить Баранкина, потому что с крыльца её окликнул высокий старик. Это и был начальник лагеря, Фёдор Константинович.

– Заходи, - сказал он, пропуская Натку в комнату.
– Садись. Вот что, Ната, - начал он таким ласковым голосом, что Натка сразу встревожилась, - в верхнем санаторном отряде заболел вожатый Корчаганов, а помощница его Нина Карашвили порезала ногу о камень. Ну и - нарыв. А у нас, сама видишь, сейчас приёмка, горячка...так что обещал я тебе, что ты отдохнёшь денёк-другой с дороги, но, вот, сама понимаешь, не получается.
– Фёдор Константинович развёл руками в стороны.
– Придётся тебе приступать к работе прямо сейчас.