На развалинах Старой Крепости

Они выбрались из погреба и, цепляясь за уступы, залезли на поросшую кустами башенку. Отсюда было видно море - огромное и пустынное.

Опустившись на траву, мальчишки притихли и, щурясь от солнца, долго лежали молча.

– Толька!
– спросил вдруг Амьер, и, как всегда, когда он придумывал что-нибудь очередное, глаза его ярко блеснули.
– А прикинь, Толька, если бы налетели американские бомбардировщики, надвинулись их танки, пушки, высадился бы американский десант и разбили бы они российскую армию, и сделали бы всех русских рабами? Мы бы с тобой тогда - что?

– Ещё чего!
– равнодушно ответил Толька, который уже привык к странным фантазиям своего товарища.

– И разбили бы они российскую армию, - упрямо и дерзко продолжал Амьер, - поубивали бы всех патриотов, изнасиловали бы и потом продали бы в бордель всех русских девушек, разграбили бы

всё то, что после этих ваших демократов осталось - тогда бы мы с тобой что?.. А?

– Ещё чего!
– уже с раздражением повторил Толька, потому что даже он, привыкший к выдумкам Амьера, нашёл эти слова очень уж оскорбительными и невероятными.
– Так бы наши им и поддались! Ты думаешь, наша армия уже и воевать не умеет? Да мы этих америкашек гнилых... Пусть только сунутся!.. У нас у самих есть и танки, и ракеты, и самолёты, и всё что надо есть. Даже и ядерное оружие есть пока... Дурак ты, Амьер. И сам ты всё это знаешь, знаешь - и подкалываешь...

Толька вытер лицо и, презрительно фыркнув, отодвинулся от Амьера.

– Ну и отлично! Допустим, знаю, - спокойнее продолжал Амьер.
– Ну, а если бы? Тогда бы мы с тобой чего сделали? А?..

– Тогда бы и придумали, - вздохнул Толька.

– Что там придумывать?
– быстро заговорил Амьер, глаза у которого энергично и зло заблестели.
– Ушли бы мы с тобой в горы, в лес. Собрали бы отряд, и всю жизнь, до самой смерти, нападали бы мы на американцев, мочили бы этих козлов и не изменили, не сдались бы никогда. Никогда!
– повторил он, прищуривая блестящие чёрные глаза.

Это становилось уже более интересным. Толька приподнялся на локтях и повернулся к Амьеру.

– Так бы всю жизнь одни и прожили в лесу?
– спросил он, подвигаясь поближе.

– Зачем одни? Иногда бы переодевались и пробирались бы потихоньку в город. Встречались бы с патриотами. Ведь всех патриотов они всё равно не поубивают... Кто же тогда работать будет? Демократы, что ли, будут работать?.. Там одни гомики, пьянь и наркоши - какой от них америкосам толк?.. Я бы на месте американцев их бы вообще сразу в расход пустил... Вот. Ну а потом во время восстания бросились бы мы к городу, грохнули бы бомбами в американских солдат, в их штаб, в ворота тюрьмы, во дворцы к американским миллионерам, в офисы к мэрам и губернаторам - американским наместникам. Так им! Мочи этих гомосеков!

– Что-то уж больно много взрывать придётся!
– засомневался Толька, приподнимаясь и потягиваясь.
– Так, наверно, от России одни воронки останутся...

– И отлично, - ответил Амьер.
– Так и надо. Если не умеют свободу ценить...

– Тише, Амьер!
– зашипел вдруг Толька и стиснул локоть товарища. Смотри, кто это?

Из-за кустов вышли несколько незнакомых людей кавказской наружности. Они почти не переговаривались, только иногда - мало и тихо, на каком-то непонятном для мальчишек языке.

В руках эти незнакомые люди держали какие-то крупных размеров свёртки и большие сумки, наполненные чем-то тяжёлым. По-видимому, кавказцы очень торопились. Они постояли немного, внимательно оглядываясь. Потом, уверенно раздвигая кустарники, один за другим исчезали в чёрной дыре, из которой ещё только совсем недавно выбрались мальчишки.

Не позже чем через десять-пятнадцать минут кавказцы вылезли обратно и поспешно скрылись в кустах.

Озадаченные мальчишки молча переглянулись, потихоньку соскользнули вниз и, осторожно пригибаясь, выскочили на тропку, которая вела по направлению к лагерю.

– Ты случайно не знаешь, где мой папа?
– спросила Алика, когда они с Наткой вечером ложились спать. И добавила очень серьёзным, взрослым голосом: - Я переживаю всё время: боюсь, чтобы с ним не случилась беда.

– Нет, - ответила Натка.
– Я твоего папу сегодня не видела.

Алика помолчала, подумала, повертелась под одеялом и неожиданно спросила:

– А у тебя, Натка, когда-нибудь случалась беда?

– Нет, не случалась, - не совсем уверенно ответила Натка.
– А у тебя, Алика?

– У меня?
– Алика запнулась.
– А у меня один раз очень, очень большая случилась. Только я тебе про неё потом расскажу.

"У неё умерла мать", - почему-то подумала Натка, и, чтобы переменить тему, спросила, какие фильмы любит смотреть Алика.

С фильмов перешли на книги. Оказалось, что Алике нравится читать про войну и про подвиги.

– Я понимаю, что это не модно и не современно, - сказала она, как будто бы извиняясь, - но... такая я вот есть. Не модная и не современная. Не как все, короче.

И, пусть в голосе у неё прозвучало кокетство, говорила Алика искренне. Она действительно чувствовала себя несовременной девочкой и получала от этого удовольствие.

– Давай спать, Алика, - предложила Натка, потому что ей и правда хотелось спать.
– Уже поздно.

Но Алике не спалось.

– А хочешь, я тебе дам почитать мою любимую книжку? Хочешь?..

– Хочу, - ответила Натка без большого интереса - она не читала ничего, кроме газет и иллюстрированных журналов.

Алика это почувствовала.

– Ты не бойся. Книжка не толстая. Ты её за один раз прочтёшь.
– и добавила.
– Это - сказка. Но только необычная. Это - военная, смелая сказка.

– Дай почитать, - попросила Натка, - Мне интересно.

У неё и в самом деле проснулось любопытство.

Тогда, поднявшись, Алика зажгла свет и достала из сумки старенькую, потрёпанную брошюрку совершенно неизвестного Натке автора, которая называлась "Сказка про Анну-Франческу, про Измену, про Твёрдое Слово и про Неразгаданную Военную Тайну". Из выходных данных Натка узнала, что книга издана на русском языке в Париже, в очень-очень далёком 1938-ом году.

Потом Алика уснула, и Натка, спрятав книжку среди своих вещей, тоже задремала.

После обеда, в коридоре, возле столовой, мальчишки затеяли драку. Здесь трое метелили одного, и Натка, отойдя в сторону, медленно считала до пятнадцати. Она хорошо знала по опыту, что это - лучший способ реагировать на потасовки. Натка отлично помнила, что случилось с её подругой Веркой, которая тоже когда-то работала в детском лагере вожатой. Глуповатая и наивная Верка считала, что ей больше всех надо и немедленно лезла разнимать любую драку - какую где ни увидит. Кончилось это тем, что Верка оказалась в больнице с серьёзной ножевой раной. Поэтому Натка, хоть её и мучила совесть, всё-таки считала, что своя шкура ценнее.