На серебряной планете (Лунная трилогия - 1)
Шрифт:
Извержение было достаточно сильным, а сотрясения грунта, которые мы ощущали, распространялись широко, до самого подножия, потому что в просветах дыма при порывах ветра мы видели внизу бурлящее и вспенившееся море.
Спрятавшись за острой скалой, торчащей в том месте, где желоб как бы раздваивался, отгороженные от горы большими камнями, мы провели несколько часов, не зная, сможем ли уйти отсюда живыми и невредимыми. Марта страшно беспокоилась о детях. Том, правда, был знаком с землетрясением, достаточно частым и не очень опасным в этих местах, и можно было рассчитывать на его рассудительность и практичность,
Наконец стало чуть потише. Сильный ветер, который налетел с моря, немного освежил воздух и разогнал медленно редеющий дым. Дождь из сажи и пепла тоже перестал падать. Мы вдохнули свободнее и уже собрались домой, когда нас вдруг насторожил какой-то странный и сильный шум внизу. Петр первым выскочил из укрытия, чтобы посмотреть, что это, но едва он поднялся на выступающий камень, как мы услышали крик ужаса: с горы лился по желобу поток лавы! Я видел, что Петр хотел вернуться к нам, но в ту же минуту завыл ураган, предшествующий потоку жидкого огня, и смел его с наших глаз, так что мы даже не знали, что с ним произошло.
Невероятная жара и удушье хлынули к нам: оба желоба заполнились жидкой огненно-красной массой, льющейся вниз каскадами огня и камней. Нельзя было терять ни минуты. Если бы извержение усилилось, лава могла отрезать нам возвращение, заполнив все углубления на склоне, или, что гораздо хуже, разрушить и унести наш маленький каменный остров. Поэтому, уже не думая о Петре, которого мы сочли погибшим, я схватил на руки Марту, онемевшую от ужаса, и стал как можно быстрее спускаться вниз, держась выщербленного хребта, торчащего между желобами.
Об этом спуске мне и сегодня страшно вспомнить! Скалы, о которые разбивалась огненная волна, дрожали у меня под ногами, жуткая жара туманила голову. Марта потеряла сознание и бессильно обвисла в моих объятиях, что значительно затрудняло наше передвижение. А ведь мне еще приходилось следить за тем, чтобы не поскользнуться, потому что любой неверный шаг означал смерть.
Каким чудом, наполовину задохнувшийся от жары, ослепший от горячего дыма и сверкания лавы, оглушенный невероятным шумом, избитый камнями, сыпавшимися с горы, я оказался вместе с Мартой на равнине, откуда мы отправились в путь несколько часов назад, я сегодня уже не смогу объяснить.
Однако мы были спасены. Лава сплывала в стороне по лесам, среди которых выжгла широкую свободную полосу
Прежде всего я взялся приводить Марту в чувство. Когда она открыла глаза и убедилась, что нам уже не грозит опасность, она сразу стала допытываться о Томе. Я успокоил ее, сказав, что Том находится дома, и мы, несомненно, застанем его в добром здравии прежде, чем наступит полдень. Тогда она протянула ко мне обе руки и снова начала повторять, как тогда в Полярной Стране, когда я нашел их после наводнения:
– Друг мой, друг мой...
В ее голосе было что-то такое ласковое и нежное, что дрожь пробежала по моему телу и спазм перехватил горло. Я склонился к ее лицу, но глаза мои выдали мое душевное состояние. Тогда Марта обеими руками взяла мою голову и положила ее себе на грудь, говоря:
– Только тебе я обязана своей жизнью, даже больше, жизнью
Тома, которому мы все еще необходимы. Ты так добр.Грудь ее была приоткрыта, так как, приводя ее в чувство, я разорвал платье у шеи. Я прижался лбом к этой нежной груди и одновременно почувствовал слезы, капающие на мои волосы из ее глаз.
Кровь запылала у меня в жилах. Со мной была эта женщина, такая прекрасная и такая любимая; мне стоило только протянуть руку, обнять ее, покрыть поцелуями, задушить в объятиях. Кровь застучала у меня в висках, я ощущал теплоту и мягкость ее тела, его аромат одурманивал меня, сводил с ума... Ведь мы теперь,- сверкнуло у меня в голове,- единственные люди на этой планете, потому что Петр, вероятно, лежит где-то мертвым среди камней... Впрочем, какое мне дело до Петра, какое мне дело до всего на свете, когда она... Невероятное счастье спокойной теплой волной залило все мое существо. И все же...
– Нет!
Я собрал все свои силы и отскочил от нее. Петр где-то там лежит в эти минуты, окровавленный, полумертвый и ждет помощи, а я...
Марта взглянула на меня и - поняла
– Ты прав,- сказала она, как бы отвечая на мои слова, хотя я ничего не сказал ей,- ты прав, пойди и поищи Петра
Потом встала и сжала мою руку.
– Спасибо тебе,- прошептала она.
Петра я действительно нашел неподалеку от того места, откуда его сбросил ветер. Он лежал, зацепившись об острую скалу, которая спасла его от падения в огненную лаву, в бессознательном состоянии и со слабыми признаками жизни.
Я отнес его домой, и совместными усилиями мы с Мартой вернули его к жизни.
Столько времени уже прошло с того часа, а я, вспоминая минуту слабости, еще больше стараюсь, чтобы моя воля всегда одерживала верх над всем остальным.
А Петр?.. Он по-прежнему сидит на пороге дома, мрачный и молчаливый и - не знаю - может быть, иногда жалеет, что не погиб тогда на склонах Отамора.
Со мной, по-видимому, уже все кончено. Вскоре и дети эти не будут во мне нуждаться. Я начал строить себе могилу на Кладбищенском Острове.
VI
Через шесть дней.
Я смотрю на последние слова, написанные несколько лунных суток назад, и глаза у меня застилает - не слезами, нет, они уже давно высохли, а каким-то горячим песком, и снова охватывает меня ужас и отчаяние. Не для себя приготовил я могилу на Кладбищенском Острове.
Почему... почему?
Вечный, глупый и такой горький вопрос - и ответа на него нет!
Я остался один.
Один с четырьмя детьми, рожденными здесь, которые мне совсем чужие. Я последний человек на Луне из тех, которые прибыли сюда с Земли. Те двое, Марта и Петр, ушли вслед за О'Тамором, Реможнерами, Вудбеллом. А я жив.
Это именно та судьба, которой я больше всего опасался - и меньше всего ждал...
Подумать только, как быстро все произошло! Шесть лунных дней, земные полгода! Кто бы мог этого ожидать! А ведь уже в третий раз взошло ленивое солнце над тем местом, где я похоронил умерших. Я одинок, так жутко одинок, что начинаю вскакивать в темноте по ночам, а днем пугаться шелеста и теней, которые бросают мне под ноги колышущиеся от порыва ветра чудо-растения.
Да, я одинок. Потому что эти дети - они чужие мне. Это существа с другой планеты, в полном смысле этого слова.