На Сибирском тракте

— Здрасте, Андрей Андреевич! Здравствуйте! Слушаю, Андрей Андреевич. Так, так. Ясно! Бываем, бываем. Что вы, Андрей Андреевич! Хи-хи!

Буйнов так изменил голос, что Лапшину стало казаться, будто говорит не заместитель начальника управления культуры, а кто-то другой. Сколько в этом голосе было раболепия!

«Хоть бы посовестился, черт тебя дери! — ругнулся про себя Лапшин. — Если бы сам не услышал своими ушами, никогда не поверил бы. С кем это он говорит?»

— Будет сделано, Андрей Андреевич. Вышлем. Ясно! Есть! Доложу. Есть! Есть!

Буйнов несколько минут спрашивал Лапшина о семье, о том, как он доехал. «Это называется знакомиться с кадрами, — улыбнулся Лапшин. — С кем же он говорил?» Пока Дмитрий Дмитриевич учился, в области появилось много новых руководителей.

Буйнов вызвал старшего инспектора по кадрам, пожилую женщину с испуганным лицом, и сказал Лапшину важно:

— Остальное — с ней. Желаю успехов.

— Товарищ Буйнов раньше не работал артистом? — спросил Лапшин у инспектора по кадрам, когда они вышли в коридор.

— Что вы, что вы, господи! — заулыбалась женщина. — Нет, конечно. С чего вы это взяли? Вообще-то он у нас очень представительный, прямо на народного артиста похож. Начальник управления, тот куда проще. Сейчас Якову Ефимовичу приходится за двоих. Но он такой… энергичный, все успевает. Вы знаете, часто до глубокой ночи работает. Много по районам ездит. Всегда с народом.

Лапшин усмехнулся: он видел, как эта женщина с опаской входила к Буйнову.

В учреждениях культуры района и в самом деле, было страшно много неполадок. Райком партии и райисполком часто посылали Дмитрия Дмитриевича в колхозы на посевную, заготовку кормов для скота, уборочную и по другим делам. Так что работенки хватало. Лапшин привык к району, и ему уже стало казаться, будто он родился и вырос в Новоивановке.

Буйнова назначили начальником областного управления культуры. Он раза два приезжал в район. Лапшин внимательно присматривался к нему. Собственно, у него не было необходимости анализировать поведение Буйнова, но какая-то непонятная сила толкала его на это. Яков Ефимович держался весьма солидно, давал дельные советы. Был строг. Однако Лапшин не мог избавиться от впечатления, что Яков Ефимович ведет себя не совсем естественно.

На недостатки Буйнов указывал прямо и резко. Но утрировал. Если человек запоздал на работу на десять минут, Буйному ничего не стоило сказать, будто он запоздал на полчаса. Возражений не переносил и, когда слышал их, резко усиливал нападки на провинившегося.

Года через полтора, после того, как Дмитрий Дмитриевич переехал в Новоивановку, пришло сообщение о том, что в центральном кинотеатре областного центра разоблачены жулики. Они присваивали деньги от продажи билетов. Контрольно-ревизионная комиссия Стала спешно проверять другие учреждения культуры. Обнаружили злоупотребления в филармонии. В области заговорили об этом. Жуликов судили.

Говорят, Яков Ефимович срочно «заболел», не без основания надеясь, что «время утихомирит страсти». Но трюк не удался. Буйнова заслушали на исполкоме областного Совета и сняли с работы. Он устроился директором учебного комбината, где готовили поваров для лесозаготовительной промышленности. Вскоре комбинат ликвидировали, и Буйнов каким-то образом очутился в облплане. Однажды во время отпуска Лапшин встретился с ним на улице.

Буйнов удивленно развел руками и воскликнул:

— Дмитрий Дмитриевич! Рад вас видеть!

По всему чувствовалось, что Буйнов действительно рад встрече. И имя-отчество Лапшина вспомнил.

Внешне он изменился немного: стал подвижнее, проще. Похудел. Выражение лица более живое, чем раньше.

— Как работаете? Как здоровье? Когда в отпуск?

Вопросов у него было много. Он задавал их неторопливо, с улыбкой, и на лице его Лапшин не видел ничего, кроме участия. Сейчас Лапшину стало почему-то жаль этого человека.

— А у меня, Дмитрий Дмитриевич, вот так получилось… Все совершенно неожиданно. Правда, я подозревал, что в кинотеатре и филармонии скрываются нечестные люди. И собирался ревизора послать. Еще бы немного времени, и я сам вскрыл бы преступников.

«Ничего ты не подозревал», — возразил ему мысленно Лапшин.

— Очень неблаговидную роль сыграл во всей этой истории начальник отдела кинофикации Зайченко, — продолжал Буйнов. — Он, знаете ли, попытался все свалить на меня. Мол, подхалимаж развел, канцелярщину и прочее и прочее. И когда наше дело слушали на исполкоме, весь удар пришелся по мне. А тут еще с учебным комбинатом… Не повезло, брат, не повезло. И вообще не везет. Фортуна повертывается ко мне не той стороной.

Он затолкнул спичкой в мундштук папиросы клочок ваты и сказал:

— Врачи рекомендуют совсем бросить курить. Сердце у меня пошаливает.

Буйнов говорил чуть жеманным голосом, и не верилось, что у него больное сердце.

— Устаю очень.

— От чего устаете?

— Да боже мой! В управлении культуры я фактически выполнял две должности — начальника и его заместителя. Так ведь? В учебном комбинате за всех тянул. В облплане у меня небольшая должность. Но и здесь, откровенно вам скажу, всю самую черновую работу везу на себе. Это между нами, конечно. Вы же знаете, я человек безотказный. Если говорить откровенно, обижают меня. Всегда работал на руководящих должностях. А сейчас — на задворках. За что?

«За дело», — мысленно возразил ему Лапшин.

— Вы не слушаете меня? — спросил Буйнов.

— Да нет, слушаю. Что вы, что вы!..

— У начальства сложилось обо мне неважное мнение. У нас ведь умеют утрировать. А потом поди докажи, что ты не верблюд.

Лапшину стал надоедать разговор. Кроме того, его ждала возле кинотеатра жена. Но Дмитрий Дмитриевич стоял. Он считал неудобным уйти — Буйнов обращался к нему как к доброму знакомому. Люди, попавшие в беду, обиженные, неудовлетворенные, почему-то часто искали сочувствия у Лапшина. Он подумал об этом и сказал:

— Странно, очень странно.

— Что? — спросил Буйнов.

«Нет, отчего все же они лезут ко мне со своими обидами?» Стараясь ответить на этот навязчивый вопрос, Лапшин почти не слушал Буйнова.

— До свидания, Дмитрий Дмитриевич!

Лапшин улыбнулся, чувствуя, что улыбка получилась натянутая.

«А все же он властолюбец», — решил Лапшин. Дмитрий Дмитриевич не понимал людей, которые так вот упорно стремились к власти.

Перед октябрьским праздником они встретились в обкоме партии, куда Дмитрий Дмитриевич приезжал на совещание. Яков Ефимович и на этот раз выказывал радость, справился о здоровье и рассказал, как он прошлым летом лечился на курорте в Ессентуках.

В декабре шестьдесят второго года при укрупнении районов Лапшин получил новое назначение — директором Дома народного творчества. Это было, конечно, не ахти какое повышение, но все же его отметили.

В город Лапшин прибыл уже в январе, в воскресенье днем. Побродил по улицам, выпил пивка, а вечером, побрившись в гостинице, он крепко надушился одеколоном — так, что самому смешно стало, — и отправился в драматический театр посмотреть спектакль.

Десятки электрических ламп освещали длинное фойе, блестели паркет, люстры, ручки кресел, рамки картин. Улыбались друг другу нарядно одетые люди, медленно прохаживающиеся по залу.