На службе у олигарха
Шрифт:
— Думаешь, ищу предлог, чтобы повидаться с тобой? Увы, если хочешь знать, я действительно занята этим день и ночь, но не сегодня.
— Слушаю, слушаю, — поторопил Деверь, придав голосу строгость.
— В Москве появился человек, и, по-моему, это тот, кого ты ждёшь.
Переверзев-Щульц, он же Деверь, он же гражданин Канады Дик Стефенсон и прочее, прочее, сделал неуловимое движение, и в пальцах у него возникла зажжённая сигарета, а по добродушному лицу скользнула гримаса, которой Жаннет побаивалась. Ничего угрожающего, но всё лицо на мгновение застывало, превращалось в гипсовый слепок, из него уходила жизнь,
— Почему решила, что это он?
Поборов оторопь, Жаннет рассказала о ночном заполошном звонке сестрицы Зинки. Суть такая: молодой, деловой, судя по всему, богатый пришелец сообщает каждому встречному-поперечному, что ищет встречи с Деверем.
— Только ты, малышка, способна относиться всерьёз к бреду обкурившейся сестрёнки, — сказал Деверь.
— Самая подзаборная шлюха в Москве узнает просветлённого, если его встретит.
— Просветлённых не бывает, — возразил Деверь. — Это бабушкины сказки.
— Он так её напугал, что Зинка боится встретиться с ним, хотя юноша обещал ей сто баксов.
— Чем напугал?
— Могу только догадываться… Он владеет гипнозом. Зинка чуть водкой не подавилась, когда он смотрел на неё. Она предложила ему себя, но он отнёсся к ней как к прокажённой. Ему не нужны ни женщина, ни еда, ни что-то ещё. Ему нужен только ты, Деверь.
— Господи, и чего я тебя слушаю развесив уши, когда дел по горло!
Они препирались, но Жаннет видела, что Деверь поверил, и в ту же секунду поверила сама, что в Москве появился просветлённый. Её робкое сердце сковало льдом.
— Пошли меня, пожалуйста… Я сумею узнать, кто он такой.
— Куда послать?
— Он придет за ответом в бистро «Микки Маус».
— Сегодня? Завтра? Когда?
— Сегодня. Я сумею…
Жаннет не уследила, как Деверь переместился за компьютер, и в руке у него уже была не сигарета, а какой-то прибор, похожий на большого коричневого лягушонка. Деверь любил ошарашивать людей такими детскими фокусами, вроде перемещения в пространстве, и это её умиляло. Такой могучий владыка и такой глупый.
Со своего места она не видела, над чем он колдует, но подойти ближе не решилась. Чего он действительно не терпел, так это излишнего любопытства. Впрочем, её любовные стенания он тоже выносил с трудом.
— Эй, малышка, — Деверь оторвался от компьютера, — как, говоришь, зовут пришельца?
— Митя Климов.
— Кто подослал его к Зинке?
— Какой-то удручённый из толпы.
— Ничего не путаешь?
— Если в я путала, — резонно заметила Жаннет, — то вряд ли дожила бы до своих лет.
Климов вошёл в бистро около двенадцати, за доллар снял с раздаточной ленты кружку экспресс-кофе и уселся за тот же столик, что накануне. Понюхал чёрную бурду: запах густой, как в общественном сортире.
В отличие от вчерашнего бистро не пустовало: три влюблённые пары ворковали за столиками в разных углах. Более очевидного знака, что его взяли на заметку, не могло быть. Причём повели грубо, бескомпромиссно. Никаких влюблённых пар в Москве, как и по всей России, давно
не было в помине, а если бы они вдруг где-то завелись, бистро «Микки Маус» было последним местом, куда они могли сунуться. Вопрос лишь в том, кто его засёк: люди Деверя или СД (служба досмотра). Вариантов дальнейшего поведения было немного, не хотелось считать. Через несколько минут всё прояснится само собой.Митя спокойно пил кофе и не думал ни о чём.
Чуть за двенадцать двери распахнулись, и в зал с гомоном и грохотом влетели трое вооружённых миротворцев. Молодые, накачанные, азартные. Все трое в летней полевой форме: широкие брюки, имитирующие звёздно-полосатый флаг США, голубые просторные рубахи с закатанными рукавами. Двое азиатов и один европейского вида, с загорелым лицом дебила. У европейца голову обхватывал обруч биофиксатора, реагирующего на враждебную ауру: командир. Миротворцы действовали слаженно и быстро. Сперва повалили на пол, посбивав со стульев, влюблённые парочки, сопровождая затрещины истошными криками: «Шнель, шнель, русише швайн!», потом окружили Митю. Влюблённые слишком удобно развалились на полу, без всяких увечий. Обычно при таких проверках кости трещат и кровища хлещет ручьями. Необходимый элемент устрашения. Спектакль?
— Аусвайс! — рявкнул европеец, а один из азиатов выбил у Мити из руки кружку, поймал на лету и на всякий случай выплеснул остатки кофе ему в рожу.
Митя медленно, как положено, опустил руку в карман и достал пластиковый допуск гражданина третьей категории.
— Что надо сказать? — на ломаном английском напомнил командир.
— Верноподданный Климов. Северная резервация. В Москве по бизнес-плану, — тоже по английски, соблюдая восьмую поправку к закону об ограничениях, ответил Митя.
Пока европеец изучал допуск, двое помощников подняли Митю со стула, обыскали, отвесили с двух рук по оплеухе и бросили обратно на стул.
— Где взял? — Европеец потряс перед его носом документом, задев по губам. Линза биофиксатора светилась зелёной точкой, меняя фон. Митя отметил это с удовлетворением. Натаска в дружине у специалиста по биозащите Данилки Хромого не пропала даром: его мозг в автономном режиме блокировал направленное излучение прибора
Митя вытянулся и, сидя, сложил руки по швам: поза готовности к абсолютному подчинению. Слизнул кровь с губ.
— Пропуск выдан официально оккупационным магистратом, сэр.
— Где выдан, скотина?
— Город Пенза. Второй округ. Отделение для граждан, допущенных к свободному передвижению, сэр.
— Фамилия магистра?
— Сиятельный граф Левенбрук, сэр.
— Хочешь сказать, граф самолично подписал эту филькину грамоту?
— Никак нет, сэр. — Митя позволил себе почтительную улыбку. — Пропуск вручён через сектор распределения благ. По обычным туземным правилам.
— Что за правила?
— Первичная лоботомия, замена крови на плазму, профилактическая прививка антиагрессанта, сэр. — Митя распушил волосы и продемонстрировал характерный шрам.
— Цель проникновения в столицу?
— Бизнес, сэр. С вашего позволения, сэр.
— Издеваешься, скот? — Миротворец замахнулся, но почему-то не ударил. Зато один из азиатов сладострастно пнул носком ботинка по коленной чашечке. — Какой бизнес? Назови уровень дозволенности?
— Как освобождённый руссиянин, не могу этого знать, сэр.