На службе у олигарха

— От бедности?

— Пусть от бедности. А бедность от чего? Думаешь, как вонючие газетёнки пишут, Чубайс с Гайдаром ограбили народ и в этом вся причина? Тогда почему им так легко это удалось? Нигде во всём мире не удалось, а у нас — пожалуйста. Почему?

— Православный народ доверчивый…

— Чушь, бред… Вся беда в беспределе, в разрушительном начале. Человечишка вообще создание путаное, мерзопакостное, а руссиянин вдвойне и втройне. Раб и бандит в одном лице. Ему дали волю, он и закусил удила, поскакал вразнос во все концы, а те, кто поумнее, конечно, воспользовались.

— Леонид Фомич, не вижу связи…

— Погоди, не гони… Научись, Витя, внимательно слушать, иначе останешься пустоцветом. Что такое беспредел? В общем смысле, а не только бандитский, как в кино показывают. Объясню популярно, раз ты такой бестолковый. Допустим, ты убийца…

— Вы уже этот пример приводили, Леонид Фомич.

— Допустим, ты убийца. Другой человек — строитель или учёный, третий — бизнесмен, и так далее. У каждого сословия свой устав. У слесаря — один, у врача с учителем — другой. По одному общему уставу они жить не смогут, получится бардак. Но кто свой собственный устав нарушает, из своей житейской ниши выскакивает, тот уже маленький беспределыцик, несущий в себе вирус смуты и анархии. Вернусь к твоей главке. У школьников тоже есть свой устав, свои обязательные правила игры. Не нарушай дисциплину, учись хорошо, слушайся старших и так далее. Кто не подчиняется, того надо жёстко образумить, для его же пользы, ибо в нём подспудно зреет будущий беспределыцик. Маленький Лёнечка, как ты написал, раньше других, острее других это почувствовал и пытался помочь одноклассникам, как умел. Дело не в детском рэкете, не в копейках, не в рыночной закваске — тьфу, как тебя повело, — а в природной тяге к справедливости и порядку. У тебя об этом ни слова. Значит, соврамши, а за враньё писателям деньги не платят. То есть платят, конечно, но не я.

— Перепишу, Леонид Фомич, — пробормотал я, сражённый железной логикой.

— Уж постарайся. — Он иронически хмыкнул. — Лента не в тон.

— Что, извините?

— Лента на шляпе к юбке не подходит. Зелёное к коричневому. Почему надо всему тебя учить?

— Спасибо, Леонид Фомич, учту… Просьбишка есть небольшая.

— Ну?

— Стариков бы съездить повидать. Хоть на часок.

— Даже не думай, — огорчился Оболдуев. — Как тебе в голову пришло? Да тебя повсюду стерегут.

— Кто, Леонид Фомич?

— Как кто? У Гарика поделыцики остались, крутые, доложу тебе, ребята. Ты им весь бизнес разрушил. Они с тобой нянчиться не станут, как я. Надо же хоть это понимать… Ладно, на, попей кофе и ступай работать.

Протянул недопитую чашку с вензелем Кентерберийского аббатства. Большая честь. Я подлетел из-за своего столика на полусогнутых, с поклоном принял чашку, окунул морду в коричневую жижу. У Оболдуева блёклые выпуклые глазёнки дьявольски фосфоресцировали. Наслаждался моим унижением, а моя душа скулила.

Побег, думал я. Но куда, Лиза, куда?

Глава 25 Год 2024. Деверь

Неподалёку от Гостиничного двора из кустов Мите наперерез накатилась худенькая маленькая фигурка — «тимуровец» Ваня Крюк. Митя от неожиданности чуть не поддал ему ногой: «тимуровец» вцепился в него, пытаясь оттащить из светового круга.

— Ты чего, Вань, обкурился, что ли? — пристыдил Митя пацанёнка. — Так ведь недолго погибнуть под жерновами истории.

Пацанёнок пищал что-то несуразное, всё же пришлось дать подзатыльник, чтобы успокоился. Наконец из путаных объяснений удалось понять, что, пока Митя отсутствовал, «тимуровец», как велено, сидел в номере, гонял чаи, жевал жвачку и разглядывал картинки в журнале «Секс и прогресс». Подшивка этого журнала, издаваемого в Штатах специально для руссиян, имелась в каждом гостиничном номере, вместо Библии. Потом пришёл какой-то черномазый и выкинул его из окна. Успокоившись, пацанёнок похвастался, что успел откусить черномазому палец. Врал, конечно, жался к Митиной ноге, как щенок.

— Что ж, — сказал Митя, — спасибо, что предупредил. Посмотрим, что за черномазый… А ты, вообще, зачем здесь? Сутки давно прошли, своё отработал. Больше ты мне не раб.

— Могу ещё поработать, дяденька Митрий. Даже бесплатно.

Смотрел умоляюще, личико сморщилось в кулачок. Митя его понимал. Какой из московских беспризорников не мечтает обрести постоянного хозяина? Он и сам симпатизировал смышлёному «тимуровцу», но к чему ему такая обуза.

— Нет, Ваня, придётся расстаться. Вот тебе ещё доллар, и вали отсюда.

— Дяденька Митрий, — захныкал пацанёнок, — не гони меня, вдруг пригожусь.

Он сам вряд ли верил в то, что говорил. Митя, не оборачиваясь, направился в гостиницу.

Он ещё не совсем пришёл в себя после столкновения в бистро, хотя уже сообразил, что повязать его хотели безусловно не миротворцы. Если бы это были они, автоматически вступила бы в действие городская система перехвата «Беги, русак, беги» и на многочисленных табло в метро, в шопах, на улицах высветилась бы его физиономия с присовокуплением суммы награды за поимку. А раз этого не было… Но кто тогда? По всему выходило, Деверь. Кроме него в Москве нет силы, способной разыграть подобную мистификацию. Тогда вставал другой вопрос: зачем ему это понадобилось? Митя сам искал с ним встречи…

В номере не оказалось никакого черномазого, зато двое мужчин, передвинув стол к окну, пили спирт. Одного Митя знал — сосед по гостинице Джек Невада, банкир из Саратова, загулявший провинциал. Второго, импозантного крупнотелого господина, одетого как подобает туземцу, добившемуся высокого положения при оккупационных властях, то есть ни единой руссиянской пуговки, с крупной головой, чем-то напоминавшей медную отливку, хотя живые, быстрые глаза на загорелом лице смягчали впечатление окаменелости, — этого господина Митя видел впервые. Судя по всему, сидели они давно и выпили изрядно: банкир успел облить белоснежную манишку томатным соком, отчего казался израненным, а у незнакомца на лице застыло блаженное выражение невесомости. При появлении Мити оба сделали попытку подняться на ноги, но не смогли.

— Давай, Митяй, — устало махнул рукой банкир, — присоединяйся. Третью бутыль ублажаем, а веселья как не было, так и нет. Верно говорю, Савельич?

Незнакомец пытливо смотрел на Митю, и не было заметно, что он пьян.

— Извините за вторжение, — произнёс он сильным рокочущим голосом. — Если вам не по душе наше общество, мы сейчас уйдём.

Митя насторожился: голос он узнал, казалось, мерное звучание дотянулось к нему из северных лесов, но как такое могло быть? В непривычном старомодном обращении чудилась лёгкая насмешка, но не злая, свойственная лишь уклонившимся от перевоплощения.

— Почему же, — возразил он в тон. — Всегда рад гостям… Вы тоже здешний постоялец?

— Не совсем. — Мужчина улыбался. — Заглянул по делам, встретил Неваду, у нас общие знакомые в Саратовской губернии. Вот, засиделись… Мы всё равно уже собирались уходить.

— В казино потопаем, — поддержал банкир, потянувшись за бутылью. — Вчера африканских тёлок завезли, можно славно оттянуться.

Митя не спросил, почему они засиделись именно у него в номере. Лишний вопрос. Взгляд меднолобого незнакомца натурально гипнотизировал, пришлось подключить блок психологической защиты. Тот сразу это почувствовал, насмешка стала откровенной. Кто он? Враг или друг?

— Не желаете составить компанию? — предложил незнакомец. — Втроём веселее, и дешевле выйдет… Ах, извините, забыл представиться. Прокл Савельевич Переверзев, бизнесмен.

— Митя Климов, уполномоченный по Северам.

При этих словах у него повело челюсть, будто заклинило. Психоблок едва выдерживал напор незнакомца, но страха не было. Он принял из рук Невады чашку со спиртом, осушил одним махом. Питьё отменное: свекольный суррогат с добавкой табачной крошки. Банкир и Прокл Савельевич последовали его примеру, но Невада не сдюжил. Неизвестно какая по счёту доза произвела на него отрезвляющее действие. Бормоча извинения, он кинулся в угол комнаты и там долго, с наслаждением блевал, согнувшись в дугу. Вернулся за стол одухотворённый. Набулькал новую чашку. Заметил с облегчением: