Чтение онлайн

ЖАНРЫ

На солнце или в тени (сборник)
Шрифт:

Фабиус приехал в Испанию совсем молодым и изучал свое ремесло в лучших заведениях Барселоны и Мадрида. Он работал шеф-поваром в двух пятизвездочных отелях – в «Султане» в Бильбао и «Атлантисе» в Севилье. Его коньком была баскская кухня. Именно в «Атлантисе» после шестой перемены блюд влиятельный юрист из старинной баскской семьи Хуан Азарола признался, насколько его покорило мастерство Фабиуса. Азарола занимался юридическими делами в Кадисе, в пятидесяти милях к югу, и бывал во многих баскских ресторанах. Но даже в Пиренеях редко наслаждался такими редкими и изысканными блюдами, какие готовил Фабиус. Он сказал, что в Америке живет его богатая кузина и ей нужен повар. Сколько бы ни получал Фабиус в «Атлантисе», она обещает вчетверо увеличить его жалованье. Виза, вид на жительство, разрешение на работу и медицинское обслуживание – об этом обо всем позаботятся. А зарплату

в названной им валюте будут переводить в любой банк мира по его усмотрению. Интересует его такой контракт? Ошарашенный Фабиус лишь наполовину поверил обещанному, сказав, что ему надо подумать. Азарола ответил, что ему нужен ответ через двадцать четыре часа, до того, как он уедет из Севильи. Фабиус навел справки – у своего босса менеджера отеля и в представляющей «Атлантис» юридической фирме. Отзывы об Азароле были безупречными. Предложение казалось заманчивым. Фабиус его принял и ни разу не пожалел. За последующие четверть века он порядочно разбогател и, хотя пока не признался в этом Кармен, намеревался вскоре уволиться и вернуться в Испанию.

Фабиус был широкоплеч, грудь колесом. Даже в свои шестьдесят восемь лет выглядел выше, чем на самом деле. Он обычно был одет в белую поварскую блузу и брюки, но без поварского колпака. Вместо него на копне седых волос красовалась красная феска с кисточкой. Его жилье в бесчисленных коридорах было настолько далеко от комнаты с дверью на море, что никто, кроме него, не мог найти туда дорогу. В том числе и потому, что согласился он на эту работу при условии, что его жилье останется навсегда и без всяких исключений его личным пространством.

3

У дома было еще одно, на взгляд Кармен, тревожное свойство. Чего, например, стоил факт, что в нем ежегодно, совершенно без содействия людей, появлялась новая комната. Это началось в тот год, когда появился Фабиус, за несколько месяцев до того, как Клауса Ронсона скрутил рак легких. Каллета Ронсон отгоняла мысль о связи двух событий. И никогда не сомневалась, что комнаты могли внезапно появляться, словно вырастали из моря. Утверждала, что подобное, опровергая обычные законы физики, происходит повсюду, только никто этого не замечает. В шесть лет Кармен попросила ее привести примеры того, что все-таки люди замечают.

– Есть саламандры с двумя головами и одним сердцем, – ответила Каллета. – А в бразильских нагорьях водопады, которые текут вверх.

– Ты все это сама видела? – спросила Кармен.

– Конечно. Откуда бы еще я об этом узнала? Такие чудеса – знак удачи или даже божественного благословения.

Кармен понимала, что для матери сама необъяснимость какого-либо факта делала его более реальным и важным. И по мере того, как росла, привыкала к круговой логике и полетам фантазии матери.

Но даже Каллета сдалась, когда ей сделалось ясно, что процесс не намерен прекращаться и неизвестно, сколько комнат в итоге будет в доме. Через семь лет она связалась с архитекторами, которых нанимал ее муж, и объяснила ситуацию. Те ей не поверили. И были потрясены, когда приехали с первоначальными чертежами и обнаружили семь добротно построенных и свежевыкрашенных комнат. Сначала они решили, что над ними хотят подшутить, а помещения возвели реальные строители в реальном времени. Но с какой стати было над ними смеяться? Особенно если учесть, что час их работы обходится Каллете в четыреста долларов. Через два года те же архитекторы нанесли ей неожиданный визит, рассчитывая, что застанут врасплох, но обнаружили две новые комнаты. Один из них, обследуя дом, заблудился и, оказавшись в темном помещении, споткнулся и сломал руку. Другой, из испанцев правого толка, чей отец служил диктатору Франко, сердито заметил компаньону, мол, вот что бывает, если соберешься работать на басков. И, решив побороть дьявольщину, в качестве меры экзорсизма сжег на лужайке чертежи дома. Прощаясь с Каллетой, он бросил, что ей нужен экзорсист, а не архитектор. На следующий день у него случился обширный инфаркт.

4

Месяц назад в один из промозглых дней с Кармен случилось нечто необычное. Она взяла небольшую лодку, некогда принадлежавшую ее матери. С детских лет она умела управлять этим суденышком, и ничего плохого с ней никогда не происходило. Но на этот раз в спокойном море поднялась высокая волна и перехлестнула через борт. Ее не ударило, и она не покалечилась, не потеряла сознания, лодка не перевернулась, но в то долгое мгновение, приподнятая волной и словно подвешенная во времени, Кармен испугалась, что ее унесет в море. Однако волна рассыпалась в водную пыль, море успокоилось, и она благополучно

добралась до берега.

С того дня Кармен не сомневалась, что процесс умножения комнат ускорился: каждая новая возникала теперь не ежегодно, а ежемесячно. Сколько бы она ни пыталась их пересчитать, всякий раз цифра получалась иная. Снаружи дом оставался таким, каким его построили тридцать лет назад, но внутри с каждым новым обследованием становился все больше. В итоге Кармен убедилась, что не способна ориентироваться в собственном доме. В ее сознании он превратился в непомерно огромное сооружение. Теперь комнаты и коридоры не только преумножались – они раздвигались, сжимались, меняли положение. Планировка стала гибкой. В одном и том же коридоре в различные дни она находила ответвления то в четыре спальни, то в две. Но бывали случаи, когда он кончался тупиком с запертой дверью в кладовку.

Комнаты были спальнями и гостиными. Стены покрашены в белай цвет, потолки – в голубой. Обстановка спален была одинаковой: кровать, бюро и прикроватная тумбочка. Во всех гостиных стояло по столу с зелеными стеклянными лампами и по мягкому креслу. На каждом столе лежало по голубой тетради и ручке. Кровати были тщательно заправлены, в тетрадях никаких записей.

В доме ночевали всего двое: Фабиус в неизвестно где располагавшемся жилище и до недавнего времени Кармен. Ее спальня и студия находились на маленьком втором этаже и представляли собой изолированное пространство вроде смотровой башни. Наверх вела винтовая лестница, и оттуда открывался обзор на триста шестьдесят градусов. Три окна выходили на море, четвертое – на лес.

Кармен не знала, почему Фабиус лучше других ориентировался в доме. Он не только умел приходить из своей зоны и возвращаться обратно, но быстрее, чем кто бы то ни было, находил дорогу в других местах. Однажды она спросила, как у него это получается, и он сначала притворился, что не понимает, чего от него хотят. Когда же она повторила вопрос на своем ломаном французском, он увильнул от ответа – сказал, что дом, «как всегда утверждала ваша мать, очень счастливый дом». И Кармен поняла, что больше ничего от него не добьется.

5

Хотя Кармен всю жизнь провела бок о бок с Фабиусом, она знала о нем на удивление мало. Его детство, школьные годы и жизнь в Сенегале – все это было скрыто завесой тайны. Ни на одном из известных ему языков он никогда о себе не рассказывал. Кармен не сомневалась, что мать знала о нем больше, гораздо больше, но лишь однажды коротко поделилась с дочерью, откуда Фабиус родом.

Сказала, что отец Фабиуса был испанским миссионером. Он женился на француженке – вдове инженера, которую отговорил совершать самоубийство. Она вышла на площадь деревеньки в джунглях, где в тени дремали шелудивые собаки и в пыли ковырялись куры, и приставила к сердцу пистолет. Дуло холодило грудь. Поясница стала мокрой от пота. Отец повара отшвырнул брошюры, которые раздавал прохожим. Они назывались: «Спасение – твой компас» и «Ставь парус, чтобы плыть по морю света». Сжав ладони, он рухнул на колени. Озадаченная, не мигая и не говоря ни слова, она опустила пистолет. И смотрела, как он поднимается, берет оружие и ставит на предохранитель. Он увел ее в тень к замшелой скамье под железным деревом, на которую вдова, разрыдавшись, рухнула. Он сел с ней рядом, и четыре часа они не произносили ни слова. Потом она рассказала, что ее дочь, единственный ребенок, утонула в реке во время сезона дождей. Неделей позже она вышла замуж за миссионера и через девять месяцев родила младенца, который теперь готовит пищу в доме у моря. Она нарекла мальчика Соломоном и, баюкая сына, сказала его отцу, что тот проживет сто лет или больше.

Кармен знала, что единственными близкими родственницами Фабиуса были семидесятилетние сестры-близнецы. Одна была бывшим преподавателем точных наук на пенсии и жила в Марселе, другая владела ночным клубом в Дакаре. Фотография сестер, снятых в двадцать лет, находилась на полке в кухне. Обе, в белых платьях, стояли, защищаясь от жаркого солнца под одним зонтом. Каллета говорила, что Фабиус не был женат, и Кармен не знала, чтобы у него были друзья. Оставаясь четверть века наемным работником, он в то же время был полным хозяином в доме. Редко его покидал, за исключением двух недель в году, когда ездил к одной из сестер. Выходил в море на океанском каяке и греб, пока не оказывался за много миль от берега, и, независимо от времени года и погоды, дважды в день подолгу купался. Продукты и запасы ему доставляла два раза в неделю частная судоходная компания. На кухне он всегда держал шахматную доску и, когда готовил, разыгрывал знаменитые партии. Алехина, Капабланки, Морфи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Поделиться с друзьями: