На солнечной стороне. Сборник рассказов советских и болгарских писателей
Шрифт:
Нора стала подниматься по лестнице — нашел же себе номер! Но, в общем-то, брату везло в жизни, разве что семейная жизнь не слишком удалась, жена почти оторвала его от родительской семьи. В тринадцатой комнате стояло три письменных стола, за одним из них сидел Саша. Двое его сослуживцев сейчас же устремили взгляды на ее ноги. Брат сначала нахмурился, потом добродушно засмеялся:
— Это моя сестренка, ничего, правда?
Сослуживцы что-то пробормотали в ответ, а один из них, с бакенбардами, облизнулся. «Напрасно облизываешься! — сердито подумала Нора. — Я тебя не пригрею…» Ни с кем не поздоровавшись за руку, она села
— Когда приступать к работе? — деловито осведомилась она.
— Не спеши! — Все трое рассмеялись. — Ты, наверно, не завтракала?
— Нет.
— Тогда давай сначала позавтракаем, а потом я отведу тебя к начальству, тогда станет все ясно. Где твой чемодан?
— В гостинице на пристани.
— Хорошо, у меня машина, съездим туда.
В лавке не было ничего, кроме колбасы. Нора почти не притронулась к еде, но ее брат съел все с большим аппетитом. В отличие от Норы он рано располнел, пояс с золотой пряжкой делил надвое его мягкий живот. У брата и сестры были только глаза одинаковые — ясные и веселые, но характерами они совсем не походили друг на друга. Нора обладала скорее мужским характером, а Саша тяготел к семейному уюту, заботился о своей внешности, был скуповат. Под влиянием жены он отказался от курения и регулярно бросал в детскую копилку деньги, которые раньше тратил на сигареты. Нора так же сильно любила его, как и презирала.
После завтрака Саша отвел ее к начальнику. Это был мужчина среднего возраста с видом молчальника.
— У вас что, нет другого платья, подлиннее? — буркнул он.
Нора снисходительно взглянула на него:
— У меня есть брюки…
— Хорошо, пусть будут брюки… Нельзя ходить с голыми ногами… Здесь, как на фронте, девушка.
— На вашем фронте стреляют главным образом по ногам? — едко спросила Нора.
Начальнику, видимо, понравился этот ответ, потому что он посмотрел на нее с уважением.
— Надевай брюки, — повторил он. — Ты что-нибудь понимаешь в телефонах?
— Только в телефонах и понимаю, — искренне ответила Нора.
— Наверно, как моя Сузи, — начальник улыбнулся, — моя младшая. Как встанет утром, так сразу, не успев помыться, хватается за телефон… Иногда до двенадцати часов разговаривает…
— Ну, раз вы ей это позволяете…
— А кто ей может запретить? Сейчас же заявит, что это насилие…
— Сочувствую вам.
Начальник поднял телефонную трубку.
— Стефка, я посылаю тебе… как тебя зовут? — Он вопросительно посмотрел на нее. — Нору, да, Нору Шишкову, твою сменщицу. Введи ее в курс дел. С завтрашнего дня она выйдет на работу.
— А квартира? — осторожно осведомился Саша.
— Да-а, — протянул начальник. — Это и в самом деле проблема. В крайнем случае, не мог бы ты устроить ее у себя на пару дней?
Саша покраснел, как девушка.
— Об этом не может быть и речи! — решительно ответила Нора. — Предпочитаю спать на улице.
— Они не очень ладят с моей… — забормотал ее брат.
Нора презрительно замолчала. Начальник набрал другой номер.
— Дончо, зайди ко мне.
Вскоре пришел Дончо — крупный парень, голубоглазый, аккуратно одетый, с ярким румянцем на щеках. Норе показалось, что длинные руки парня свисают почти до колен.
— Видишь ли, шеф, — начал он, не ожидая вопроса, — сейчас я могу поселить ее только у бай [1]
Тако. С ним уже был разговор.— Вот и прекрасно! — обрадовался начальник. — Кто от тебя требует чего-то другого?
1
Бай — у болгар уважительное обращение к старшим (прим. переводчика).
— Все не так просто, — продолжил Дончо. — Конечно, комната приветливая, чистая. Никто в ней не жил с тех пор, как умер его мальчик. Там, правда, нет водопровода и придется воду носить из колодца, но не в этом беда.
— Не в этом, — согласился начальник. — А в чем?
— Дело в том, что бай Тако и слышать не хочет о том, чтобы туда кого-то поселяли. Когда я ему сказал об этом, он чуть не заплакал. Сказал, что лучше пусть ему глаз выколют, чем чужого человека там поселят. Говорит, что у него в доме чужие люди не жили ни во время войны, ни в пору бомбежек, что его родной дом принадлежит только ему.
— Ну и стервец, — с досадой произнес начальник. — А ты поднажми на него.
— Поднажать можно, — хмуро согласился Дончо. — Я так на него поднажму, что он и не пикнет… Но дело не в этом.
— А в чем?
— Не знаю, как это объяснить, но мне его жалко. — Дончо залился краской. — Очень он жалостливо глядел мне прямо в глаза, так глядел, словно я пришел зарезать его. Уж я ему и так, и этак объяснял, что не какого-то хулигана хочу поселить к нему, а образованную и воспитанную девушку. За дочь вам с бабкой будет, говорю. Но он и слушать ничего не желает, заладил свое — не хочу чужого человека в своем доме!
Дончо в первый раз обернулся к Норе, осмотрел ее с головы до пят. Она не могла понять, какое впечатление произвела на него.
— Ладно, а вы сами согласны жить у такого человека? — поинтересовался он.
Нора до сих пор слушала этот не совсем понятный для нее разговор совершенно равнодушно.
— Буду платить ему, сколько захочет, — ответила она. — И в конце-концов, не съем же я его.
— Тогда пошли! — сказал Дончо.
— Сначала я разберусь с делами, — ответила Нора. — Этот бай Тако никуда не убежит.
Нора одна поднялась в тесную комнатку телефонистки. Та оказалась крупной полной женщиной лет тридцати пяти, разведенной, как вскоре выяснилось. У нее была большая розовая бородавка на левой щеке. Телефонистка оглядела ее довольно критически.
— В этом наряде дело не пойдет! — заявила она. — Здесь такая тупая провинция, что тебя сожрут с потрохами за твой вид… Садись!
Нора села.
— Ты когда-нибудь работала телефонисткой?
— Представления не имею об этой работе.
— Это не имеет значения, дело не хитрое. Да здесь и не София, люди не нервные… Ты нервная?
— Как оса!
— И я… Да и как не быть нервной, если живу здесь, как монашка.
— А это имеет значение? — удивилась Нора.
— Конечно!
— Я тогда… ну да ладно, — смутилась Нора.
— Это зависит от того, с кем имеешь дело, — туманно сказала телефонистка. — Садись на мое место, покажу тебе, что к чему.
Через четверть часа Нора уже довольно бодро отвечала по телефону: «Я — атомная!». Сменщица продолжала с любопытством разглядывать ее.
— Твой брат давно женат? — поинтересовалась она.