На своем месте

…И что это было? — размышлял я и по пути домой, и на общей семейной прогулке в ожидании обеда, да и после обеда тоже. Господин Смирнов в этакой слегка завуалированной форме предлагал мне написать первый в этом мире роман о попаданцах? Ну вот уж вряд ли, хотя с него сталось бы. Но это неявно сделанное предложение определённо шло в паре со столь же неявным, но вполне себе подразумеваемым подозрением — Смирнов давал мне понять, что считает или, по меньшей мере, готов посчитать меня таким попаданцем! Причём понять это он давал именно и только мне, потому что для меня его подозрения звучали почти явно, а вот Красавина, судя по её поведению и словам, совершенно не представляла истинный смысл высказываний своего нового содержателя.

К месту вспомнилась та самая мысль, что проскользнула по краю моего сознания, когда я узнал от Шаболдина сведения, заставившие меня задуматься о возможной связи Смирнова с делами, которыми мне пришлось заняться после проникновения в дом незваного гостя. Тогда у меня в памяти мелькнула картинка, как мы с Оленькой представляли издателю рукопись «Волшебника Изумрудного города» и иллюстрации к ней, и как Смирнов тогда с невысказанным, но заметным на глаз подозрением отнёсся к выбранному мной псевдониму. [1] Но такие подозрения имели бы под собой основание в одном-единственном случае — если бы сам господин Смирнов знал, что на самом деле именно Александр Волков и написал книгу, причём написал её не в этом мире и не в этом времени! Но это ладно, тогда, повторюсь, Смирнов ничего не сказал, а взгляд, даже самый-пресамый подозрительный, к делу, как говорится, не пришьёшь. А вот сегодня, заговорив о попаданческом романе, Иван Фёдорович не только свои подозрения высказал почти что открытым текстом, но и дал мне неубиваемый законный повод заподозрить в попаданстве его самого. Случайно ли издатель проговорился или сознательно дал понять, что «сам такой»? Ответ представлялся мне очевидным — никаких случайностей тут и близко быть не могло, это специально поданный сигнал. Поданный, кстати, с умом — кто знает, тот поймёт, а кто не знает, тому и не надо. Зачем вдруг господину Смирнову понадобилось столь отчаянно сигналить, это тоже вопрос. Может, и правда, пошёл у него какой-то разлад с тайными, и он теперь хочет завлечь на свою сторону меня, может, ещё какая причина есть, а то и не одна, теперь и с этим разбираться придётся.

Но тогда получается, что и люди князя Свирского тоже, как сказали бы в моей прошлой жизни, в теме. И господин Тихонов, он же «Иван Иваныч», с ними вместе. Вот же как неудачно вышло — десять лет жил не тужил, деньги и прочие плюшки из послезнания своего извлекал, а теперь… И ведь по собственной глупости спалился, сам же придумал Волковым назваться, плагиатором не хотел сам перед собою выглядеть, любимого автора моего детства уважить решил, чистоплюй! Выдумал бы себе другой какой псевдоним, так бы и жил до сих пор спокойно! Да и сегодня я хорош — заговорил, понимаешь, о детективной писанине, провокатор недоделанный! Поделись, называется, подлянкою своей, и она к тебе не раз ещё вернётся!

Кстати, вот и ещё вопрос: приглашая меня одного и заранее зная, что принимать меня он будет вдвоём с Красавиной, планировал ли сам Смирнов подобную провокацию в отношении меня? Другими словами, этот его вброс про книгу о пришельцах из будущего был на ходу придуманным ответом на мою выходку или же Иван Фёдорович с самого начала собирался о том заговорить? М-да, встретились, получается, два одиночества, два доморощенных провокатора…

Подумав ещё немного, я криво усмехнулся. Вот что, спрашивается, сегодня расстроило меня больше — что Смирнов меня раскусил, или что я тут не один такой уникальный? Даже не знаю…

Так или иначе, предстоит мне теперь как-то из всего этого выкручиваться. Как дальше поведёт себя господин Смирнов, предсказать сложно. Что и как сделают тайные, если Иван Фёдорович им наябедничает, я себе представлял ещё хуже, но просто так ведь наверняка не оставят. Хорошо бы, конечно, чтобы продолжилась эта история ещё одной беседой со Смирновым, теперь уже сугубо приватной, а не настойчивыми расспросами в Палате тайных дел, но тут уж как получится, над этим я, увы и ах, не властен. На всякий случай надо, пожалуй, придумать, что тайным отвечать, если начнут интересоваться…

[1] См. роман «Доброе дело»

Глава 20 От размышлений к действиям

Да, литературная беседа у Смирнова — это уж точно не то, чем я могу гордиться, но с самобичеванием пора заканчивать. Во-первых, не самое приятное занятие, во-вторых, и пользы от него вовсе не так много, как того хотелось бы. Куда полезнее сделать из произошедшего правильные выводы и на их основе определиться с дальнейшими своими действиями.

Проще всего тут, как и следовало ожидать, оказалось с выводами, несколько сложнее с их правильностью, и ещё сложнее с планированием дальнейших действий. Изложу, пожалуй, по порядку.

Итак, Смирнов знает, что я тут, как бы это поточнее выразиться, пришелец. Сам он, если судить по его словам, полагает, что сюда я попал из будущего, а не из другого мира. С его знанием всё понятно, так оно и есть, но вот действительно ли он считает, что я именно из будущего, это далеко не факт. Я, например, не уверен, что в будущем этого мира мог бы появиться тот самый Александр Волков и написать того самого «Волшебника Изумрудного города». Не уверен — это ещё предельно мягко сказано. Так что уважаемый Иван Фёдорович вполне мог выразиться в несколько упрощённом виде. Зачем это ему? Ну, не забываем, что в беседе участвовала и Ангелина Красавина, уроженка здешнего мира, а для её понимания допущение существования мира параллельного стало бы едва ли не запредельно сложным.

Дальше. Знают ли о моей злобной иномирной сущности тайные? Похоже, что да, знают, но вот в том, что узнали они это от Смирнова, я уже опять-таки сомневаюсь. Почему? Да потому хотя бы, что какое-то время Смирнов копал под меня самостоятельно — Тихонов, который «Иван Иваныч», всё-таки работал тогда именно на Смирнова, хоть и опосредованно, через контору присяжного поверенного Карцева. Впрочем, и тут особой уверенности в правильности своих выводов я не испытывал — Смирнов мог вести свой подкоп и по заданию Палаты тайных дел, или тайные могли знать или хотя бы иметь представление о действиях своего агента.

Знает ли правду обо мне сам господин Тихонов, мне, честно говоря, было сейчас не особо интересно — сам по себе он в настоящее время никто и на мою жизнь никакого влияния или воздействия оказать не может.

Да. Жаловался я уже на свою горькую участь раскрытия на одиннадцатом году своего попадалова, пожалуюсь и ещё. Вон сколько народу знает теперь о том, кто я такой!

Но не всё так уж плохо — я же и сам могу кого угодно из них в том же самом уличить. Уж Ивана-то Фёдоровича Смирнова точно. Его я ещё и как выходца из моего же бывшего мира определил — по тому же Волкову. Тихонова Анатолия Николаевича я тоже готов обвинить в иномирном и иновремённом происхождении. В его отношении доказательства у меня, правда, только косвенные, зато их не одно, как на Смирнова, а аж целых два. Ну в самом же деле, если человек с явным опытом оперативно-розыскной деятельности не проходит по спискам соответствующих отставников губного сыска, само собой напрашивается предположение о том, что получить такой опыт он мог в прошлой своей жизни. Это у нас доказательство первое. Да, повторюсь, косвенное, зато вполне логичное. Второе доказательство — я наконец-то сообразил, какие такие артефакты из чёрного стекла искал у меня Мартышка по наводке того Тихонова. Если вы из того же мира, в котором когда-то жил я, возьмите ваш смартфон и посмотрите на него, прежде чем активировать. Что вы увидите? Правильно, чёрное стекло. То же самое стекло, только большего размера, увидите вы и на планшете, и на ноутбуке, прежде чем захотите их включить. Напомню, Тихонов показывал Мартынову рисунки этих «артефактов», значит, как они выглядят, знал и сам. А откуда, спрашивается, а? То-то же!

Радости, однако, мне такие умопостроения не принесли. Что-то слишком уж много попаданцев на душу населения у нас приходится… К чему бы это? То, что я тут не весь из себя такой единственный и неповторимый, конечно, и само-то по себе огорчает, но и сложностей с трудностями создать может — мало не покажется. Тем же тайным, например, труда не составит на всём этом целый заговор коварных иномирных шпионов раскрыть, со всеми вытекающими последствиями, а уж последствия те к благоприятным для злобных заговорщиков не отнесёшь.

Но хуже всего тут другое. Похоже, случилось то самое, чем я не так давно пугал Шаболдина — завело меня туда, где Борису Григорьевичу лучше бы не появляться. И завело до крайности не вовремя, потому как точно установить, действительно ли нацеливал Тихонов Мартышку на кражу ноутбука-планшета-смартфона, я только с помощью пристава и могу. То есть, более-менее узнаваемо нарисовать те самые «артефакты» я сумею, Мартышка, если предъявить ему мои рисунки, почти наверняка подтвердит сходство с теми, что ему «Иван Иваныч» показывал, но вот найти сейчас без Шаболдина самого Мартышку — это мне уже не по силам. Нет, смогу, пожалуй, если сильно надо будет, но старший губной пристав сделает это куда как проще и быстрее.