На том стою
Шрифт:
– Нет, скромник, ты прекрасно знал, что я приду. Виски с содовой, если есть.
– Есть.
Я принес стаканы и сел рядом с ней, но не так близко, Чтобы это что-нибудь значило. Мы чокнулись и выпили.
– Поедем к "Романову" ужинать?
– А что потом?
– Где вы живете?
– Западный Лос-Анджелес. Дом на тихой старой улочке. Мой собственный, кстати. Помнишь, я спросила, а что потом?
– Это зависит от вас, само собой.
– Я думала, что ты посмелее. Значит, мне не нужно будет расплачиваться за ужин?
– Следовало бы дать вам пощечину за эту остроту.
– Считайте, что я уже схлопотала. Мы были несправедливы друг к другу. "Романов" может и подождать, не правда ли?
– Мы можем начать в Западном Лос-Анджелесе.
– Почему не здесь?
– Боюсь, что вам здесь не понравится. С этим домом у меня связаны печальные воспоминания.
Она быстро вскочила и схватила плащ, Я успел помочь ей надеть его.
– Извините,- сказал я,- мне надо было сказать это раньше.
Она повернулась, ее лицо было рядом, но я не коснулся ее.
– Ты извиняешься за сохраненную мечту? У меня тоже были грезы, но они умерли. У меня не хватило мужества сохранить их.
– Это совсем не так. Была женщина. Она была богата. Она думала, что хочет выйти за меня замуж. Из этого ничего бы не вышло. Я, наверное, никогда не увижу ее. Но я помню ее.
– Пошли,- сказала она тихо.- Оставим этот дом воспоминаниям. Хотела бы я, чтобы у меня было что вспоминать.
По пути к "кадиллаку" я тоже не коснулся ее. Она прекрасно вела машину. Когда женщина так хорошо водит машину, она близка к совершенству.
Глава 12
Ее дом находился на тихой улочке между Сан-Висенте и бульваром Сансет. Он стоял вдалеке от дороги. К нему вел длинный подъездной путь. Вход в дом был сзади, через маленький дворик-патио. Она отперла дверь и включила свет во всем доме, а потом исчезла, не обронив ни слова. В гостиной приятный разнобой мебели создавал ощущение комфорта. Я стоял и ждал, пока она не вернулась с двумя высокими бокалами. Она успела снять плащ.
– Была замужем?
– спросил я.
– Из этого ничего не вышло. Мне остался этот дом и немного денег, хотя я за этим не охотилась. Он был славный паренек, но мы не подходили друг другу. Он погиб в воздушной катастрофе - он был пилот. Дело обычное. Я знаю одно местечко по пути в Сан-Диего, там полно девушек, которые были замужем за летчиками, пока те были живы.
Я пригубил и поставил бокал. Взял бокал из ее рук и тоже поставил.
– Помнишь, вчера утром ты велела мне перестать пялиться на твои ноги?
– Кажется, я припоминаю.
– Попробуй останови меня сейчас.
Я обнял ее, и она упала в мои объятия без единого слова. Я подхватил ее и понес и каким-то образом нашел спальню. Я опустил ее на постель. Задрал ей юбку и увидел белые бедра и ее длинные прекрасные, обтянутые нейлоном ноги. Внезапно она прижала мою голову к своей груди.
– Зверюга! Хоть бы свет погасил.
Я подошел к дверям и выключил свет в комнате. Из коридора проникал свет лампы. Когда я повернулся, она стояла у постели обнаженная, как Афродита, прямиком из Эгейского моря. Она стояла гордо, не стыдясь, но и не завлекая.
– Черт,- сказал я,- когда я был молод, можно было спокойно раздеть женщину. В наши дни ты борешься с запонками, а она уже
в постели.– Что ж, борись со своими проклятыми запонками.
Она откинула покрывало и легла на постель, беззастенчиво обнаженная. Передо мной была просто красивая голая женщина, совершенно не стыдившаяся своего тела.
– Доволен моими ногами?
– спросила она. Я не ответил.
– Вчера утром,- произнесла она как в полудреме,- я сказала, что у тебя есть один плюс. Ты не лапаешь меня. И один минус. Знаешь, какой?
– Нет.
– Ты не уложил меня в постель прямо тогда.
– Твои манеры не располагали к этому.
– Ты ведь считаешься детективом. Сейчас, пожалуйста, выключи везде свет.
Затем очень скоро она заговорила в темноте - "милый, милый, милый" тем самым голосом, которым женщины говорят только в особые моменты. Затем наступили покой и тишина.
– Все еще доволен моими ногами?
– спросила она сквозь дрему.
– О таких ногах никогда не скажешь "довольно". Ими невозможно пресытиться, сколько бы раз ни наслаждаться тобой.
– Ах, мерзавец. Настоящий мерзавец. Иди ко мне. Она положила голову мне на плечо. Мы ощутили редкую близость.
– Я не люблю тебя,- сказала она.
– Конечно. Но не надо цинизма. Это восхитительные мгновения - хотя всего лишь мгновения.
Я ощутил ее теплое, плотно прижавшееся тело. Оно кипело жизненной силой. Она с силой притянула меня к себе.
И снова в темноте этот приглушенный крик, и затем вновь тихое спокойствие.
– Я тебя ненавижу,- сказала она, прижимаясь губами к моим губам.- Не за это, но потому, что такое совершенство никогда не приходит дважды. С нами оно наступило слишком быстро. Я больше никогда тебя не увижу и не хочу видеть. Это должно быть навсегда или один-единственный раз.
– А ты еще играла в авантюристку, которая прошла огонь, воду и медные трубы.
– И ты тоже играл. Но мы оба ошиблись. Но это бесполезно. Целуй меня крепче.
Внезапно она молча выскользнула из постели.
Вскоре вспыхнул свет в коридоре, и она возникла в дверном проеме, уже в халате.
– Прощай,- сказала она спокойно.- Я вызову для тебя такси. Подожди перед домом. Больше ты меня не увидишь.
– Что насчет Амни?
– Бедный закомплексованный неудачник. Ему нужно ощущение власти. Я ему даю это. Тело женщины не столь свято, чтоб его нельзя было использовать, в особенности если любовь не удалась.
Она исчезла. Я встал, оделся, прислушался, прежде чем выйти. Я ничего не услышал. Окликнул ее, но ответа не было. Когда я вышел на улицу, к дому подъехало такси. Я оглянулся. Дом был погружен во мрак.
Там никто не жил. Это был просто сон. Только кто-то вызвал такси. Я сел в машину и покатил домой.
Глава 13
Я выехал из Лос-Анджелеса по скоростному шоссе, огибающему Оушнсайд стороной. У меня было время собраться с мыслями.
Меж Сан-Онофре и Оушнсайдом лежало восемнадцать миль разделенного на шесть полос скоростного шоссе, обочины которого были усеяны остовами разбитых автомобилей, ржавевших до поры, пока их не отбуксируют на лом. Я задумался, почему я, собственно, еду обратно в Эсмеральду. Дело это пошло вкривь и вкось, и вообще это было не мое дело.