На троне в Блабоне

Когда он бесшумно выскользнул во двор, он застал там отца, лакомившегося лучшими кушаньями со свадебного стола.

— Так долго пришлось тебя ждать… Я решил малость перекусить… Прислушивался, а рука невольно тянулась к блюдам, я набил себе брюхо, как сам визирь! — смеясь, рассказывал на обратном пути Ахмад.

Но вскоре в ужасе смолк. Ему не удавалось втиснуться в узкое отверстие хода. Сын, опустившийся меж тем на дно, вернулся и попытался втянуть его вниз. Голова прошла, кое-как пролезли сведенные вместе плечи, но живот накрепко застрял между камнями. Тщетно тужились они. Сыпался гравий, но заклиненное в люке тело Ахмада даже не шелохнулось.

— Сын, — прошептал он. — Поклянись, что исполнишь волю отца! Может, наказ мой покажется тебе жестоким… Но это от чистой любви к тебе, сынок, и к матери!.. Вам двоим надобно выжить. Если меня схватят стражники и если даже я не проболтаюсь на пытке, они пойдут по следам, соседи меня опознают, донесут ради награды… Сын мой, я с радостью пожертвую для вас жизнью, лишь бы обеспечить вам сытую и безопасную жизнь! Послушай меня! Ты отрежешь мне голову и похоронишь ее как подобает. Сокровища спрячешь и не тронешь до самого дня своей свадьбы. Будешь тратить богатство с умом. Береги мать, заботься о ней и люби за нас обоих. Если твоя любовь к ней меньше моей любви к вам обоим, ты погубишь всю семью! Выбирай…

И юный Али, поцеловав отца в губы, одних взмахом кинжала отсек ему голову и унес ее вместе с награбленными сокровищами. В ту же ночь он похоронил ее на кладбище, а сверток с драгоценностями бросил в колодец.

Вернувшись домой, он рассказал обо всем матери, и та содрогнулась, вспомнив о предсказании. Сын умолял ее не впадать в отчаяние, ибо даже слезы могут ее выдать — и тогда это будет стоить жизни им обоим. Обняв мать, он шептал ей о мужестве отца и о любви, которая объединяет их семью.

Утром в городе разошлась весть о грабеже во дворце визиря. Рассказывали, что в канале был найден обезглавленный труп, значит, воры перессорились друг с другом из-за добычи и дошло до кровопролития.

Визирь велел возить останки по улицам города, и все население обязано было в определенный час выйти из домов. Стражники внимательно следили за лицами: не заметят ли в ком замешательства, страха или скорби в связи с утратой близкого человека.

Когда под гром барабанов носилки с останками стали приближаться к их переулочку, мать шепнула, вцепившись в руку сына:

— Отойди от меня, беги, мне не сдержать слез…

И мальчик отошел, забрался вместе с другими мальчишками на высокую крышу соседа — казалось, для того, чтобы получше рассмотреть это странное шествие.

Гудели барабаны. Вздрагивая на доске, обезглавленный труп приближался к воротам своего дома. Когда процессия приблизилась, мальчик, внимательно наблюдавший за матерью, перегнулся вниз и свалился с крыши. Лежа на дороге со сломанной ногой, он громко стонал. Мать с криком бросилась к нему на помощь.

Судьи, стражники и слуги обступили лежащего, но всем было ясно: мать плачет и причитает над сыном, с которым произошел несчастный случай. А соседи поклялись, что это вдова, что ее муж исчез десять лет назад, отправившись с караваном в Индию. И шествие с трупом двинулось дальше.

Сломав себе ногу, сын спас мать. Так взаимная любовь пришла им на помощь.

Соседи сочувствовали им, зная, что незнакомец принес недавно последний привет от мужа. Памятуя о том, что Фатьма овдовела, они помогали ей, пока не выздоровел Али. Когда настало лето, Али извлек сокровища отца и визиря из колодца. Продал один рубин, а остальное зарыл на кладбище, мысленно взывая к отцу, чтоб тот оберегал их общее имущество.

Жили они тихо, ничем особенным не выделяясь среди соседей. Ели скромно, работали не покладая рук. Одно только поражало людей: то была семья, где царила настоящая любовь.

Перевод С. Свяцкого

РОБКИЙ ЖЕНИХ

Бумажный дворец вспыхнул изнутри зловещими языками пламени, потом наклонился, обнажая конструкцию из горящих бамбуковых палочек; нарисованные на его стенах слуги падали в огонь, трепеща как будто бы от страха, и черными хлопьями улетали в небо. Целые пачки банкнотов, позолоченных жаром, корчились, брошенные на раскаленные угли. Сдерживающей рыдания прекрасной Мей Ли казалось, что это багровые руки демонов считают деньги, которыми живые хотят их подкупить. Огонь весело пылал, с хрустом пожирая палочки, мурлыкал, как довольный кот, потрескивая искрами. Начавшую тлеть траву участники траурной церемонии затаптывали сандалиями. Свершилось. Жертва, которая должна была облегчить переход души умершего в Нефритовую Империю, была принята, у отца теперь есть много денег для подкупа стражей и судей ада, он взял с собой дворец и слуг, буйволов и поля. Ему должно быть там хорошо.

Мей Ли сжала руки, спрятанные в длинные рукава траурного белого платья. Ее охватило острое чувство одиночества. Она подняла глаза к холодному и пустому небу — только одна звезда, несмотря на сияние заходящего солнца, зелено блеснула, как кошачий глаз. Вверх летели черные хлопья гари. Как же все это быстро кончилось…

Пока гроб, выдолбленный из ствола камфарного дерева, обернутый циновкой и накрытый тяжелой, как щит, крышкой, еще покоился под навесом садового павильона в ожидании того, когда пройдет положенное количество дней и наступит благоприятная дата, определенная гороскопом, ей казалось, что отец незримо присутствует в доме.

Она проходила мимо него, чувствовала его присутствие в столовой, слышала шаги в библиотеке, полной книг в переплетах из черепахового панциря, благовонного дерева и шелка. Проснувшись ночью, девушка чувствовала, что отец только что склонялся над ее изголовьем с намерением шепнуть какие-то важные слова, но, испугавшись ее открытых глаз, отступил, притаился в темноте. Мей Ли, чуть приподняв голову и затаив дыхание, вслушивалась в глухое биение сердца, ощущая, как большие и теплые слезы катятся по ее щекам.

Утром она выбегала в сад и касалась рукой гроба, окрашенного в прекрасный темно-вишневый цвет. Лак, несмотря на плетеные циновки, был скользким от росы. Благоухало камфарное дерево. Мей Ли казалось, что отец там, внутри, похож на куколку бабочки, она такие куколки находила осенью в щелях деревянной веранды. Его нельзя беспокоить, нужно верить и ждать.

Но вот пришел день, определенный гороскопом. Пребывание умершего среди живых продлили до полных пятидесяти семи лет. Собрались знакомые и друзья. Она должна поклониться им, поблагодарить за память. И уйти. А в этой части поля, которое уже много веков принадлежало ее семье, останется еще один высокий холм из фиолетовой глины, не зарастающий травой и сорняками. Из вставленных в глину курильных палочек к небу поднимаются голубоватые струйки дыма. Надпись на камне провозглашает мудрость дао: "Я отказался от последнего желания и теперь свободен".

Не прошло и года, как последний из друзей отца перестал посещать дом сироты, спрашивать о здоровье и о заботах, связанных с ведением хозяйства.

Мей Ли поняла, что отец в доброжелателях своих тоже умер, а его место в их сердцах, как в опустевших покоях, заняли нетерпеливые живые. Она смирилась с этим, ибо ее воспитали в скромности и не обещали многого в жизни. Девушка знала, что ее замечали только благодаря отцу, тем более что он был высоким чиновником при императоре, а сама она была недостойна внимания его друзей, достаточно того, что удостоилась чести быть им представленной, и тут же ее забыли. Да и кто помнит полет бабочки?