На улице Мира
Шрифт:
Не знаю, для чего Третьякова растрепала о моей симпатии своему брату. А тот, конечно, не мог не поделиться с Никитой. С тех пор парни не упускали возможности подколоть меня по поводу «любви» к тому рыжему парню. Я огрызалась, сердилась, обижалась и замыкалась в себе, решив тогда, что больше никто и никогда не будет знать о моих чувствах. А рыжий парень, гуляя в нашем дворе, не то что не делал первых шагов, он вдруг просто перестал меня замечать. Будто мы были с ним незнакомы. Я наблюдала за ним из окна, томилась в ожидании нашей встречи. Я не знала о нем ничего, но мои сердце и разум вдруг вообразили себе, что он обязательно смелый, умный и благородный… С такой внешностью парень напоминал мне отважного викинга. Но почему он не делал новых попыток заговорить? Тогда в мою голову
Подозрения оправдались в один весенний пасмурный вечер. Парни сцепились на той же детской площадке. Я увидела потасовку из окна и, не дожидаясь лифта, сбежала вниз. Дождь лил стеной, парни быстро вымокли до нитки и испачкались. Яровой так остервенело бил рыжего кулаком в лицо, что у меня от страха все поплыло перед глазами. Не помня себя, я подскочила к Никите и ухватила его за рукав куртки. Друг только отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи, но не рассчитал силы, и я полетела в огромную лужу. Ирка, которая крутилась здесь же, заверещала. Только тогда Никита ослабил хватку и оттолкнул от себя рыжего парня. Тот рухнул на землю и, хныча, принялся размазывать кровь по лицу. А я лежала в грязной мутной луже, не в силах подняться. Холодная вода затекла в ботинки, мокрые волосы облепили лицо. Дождь продолжал хлестать. Лужа пузырилась, кипела, а я, не обращая внимания на разговоры вокруг и глупые смешки незнакомых ребят из чужого двора, продолжала лежать. Никита молча стоял рядом и смотрел на меня сверху вниз. Тогда я, стараясь перекричать шум дождя, выпалила, что Никита ужасен, и чтобы он больше никогда ко мне не подходил… Подняться на ноги мне помогла промокшая дрожащая Ирка. Подруга довела до дома, и лишь там я дала волю горьким слезам.
Впервые я видела, на какую жестокость способен Яровой. И из-за чего? Не поделили территорию? Глупо. Они ведь с Даней знали, как я отношусь к тому парню, но нарочно цепляли рыжего и его дружков…
С тех пор мы больше не общались. У Никиты после драки были большие неприятности. Рыжий написал заявление на Ярового. Начались разбирательства… Я мало следила за той ситуацией, потому как через несколько дней после случившегося моя мама «подалась в бега». Тогда я впервые ощутила нехватку друга… Но первой мириться не хотела. Никита тоже страшно злился и передал через Ирку, что если этот рыжий подонок мне важнее, чем старые друзья, то он разочарован и первым идти навстречу тоже не будет. Он виноват лишь в том, что не сдержал эмоций и толкнул меня в лужу, за это приносит извинения. Я снова передала Ирке, что извинения Ярового мне не сдались… Третьякова разворчалась, что больше не будет нашим посыльным. В общем, разругались в пух и прах.
Позже Ирка поведала, что рыжий паренек на самом деле был не таким милым, как нам с ней казалось, и по лицу получил за дело – высмеивал нашу компанию, а меня вообще назвал молью и прилипалой. Это ей Даня спустя какое-то время рассказал. А в нашем дворе крутился вообще не из-за меня, а из-за Рудневой, которая на него внимание не обращала…
Не знаю, что выбивало из колеи больше – публичное унижение, конец большой дружбы, растоптанные чувства, безответная любовь… Да еще и самое больное событие – побег мамы. Но та весна, два года назад, будто поделила мою жизнь на «до» и «после».
Вспоминая все прошедшие неприятные события, я надолго замолчала, и Ира восприняла затянувшуюся паузу, как мое нежелание разговаривать на эту тему. Что ж, в этом она была права.
– А мне Вадик написал, – со скрипом раскачиваясь на поваленной сосне, сказала Третьякова.
– Серьезно? – удивилась я. – А что написал?
– Раскаиваюсь, скучаю, люблю, виноват. А то, что я столько времени проревела…
Ира вымученно улыбалась, и в ее глазах снова показались слезы.
– А ты чего?
– Еще не ответила. Пускай теперь он в ожидании помучается.
– А что ответишь? – осторожно спросила я. Зная Ирку и ее прежнюю любовь к Вадику…
– Я себя не на помойке нашла, – наконец серьезно произнесла Ира. – Как думаешь, получится у нас что-нибудь с Борисом? Не хочу в этот раз торопиться.
– Думаю,
все в твоих руках, – улыбнулась я. Наш вожатый производил хорошее впечатление, в отличие от самовлюбленного манипулятора Вадика.– Он живет недалеко от улицы Мира. И почему мы раньше нигде не пересекались?
– Может, потому что он старше? – напомнила я.
– Данька меня прибьет!
– Да уж, теперь, после Вадика, он бдит в оба!
Мы наконец поднялись с сосны и направились в сторону корпуса. Скоро ужин.
– А вы где втроем пропадали?
– Смотрели, в каком месте можно перелезть через забор.
– Ира. – Нахмурилась я.
Ирка обняла меня за плечи.
– Побежишь с нами?
– Ты же знаешь, мне не нравится эта идея.
– Тогда я попрошу Ярового на олимпиаду по физике сходить и принести нам заветные жетончики.
– Если нас поймают, то никакие жетоны не помогут.
– И все-таки… – Ирка выразительно посмотрела на меня.
– Ладно, ладно! – сдалась я.
И не из-за каких-то дурацких жетонов. Просто если пропадать, то вместе. Потому что мне казалось, что одна, без друзей, я ничегошеньки не стою.
Над нами проплывали перистые, подсвеченные закатным солнцем, облака.
– И почему бы вам все-таки не помириться и не общаться, как раньше? – не унималась Ирка.
– Не хочу больше вспоминать ту ссору, – попросила я. – Ты же знаешь, это больная тема.
– Ты никогда не хочешь об этом говорить…
– Не трогай рану, тогда она заживет.
С очередной дискотеки я ушла намного раньше, оставив Ирку и Диану отплясывать под песни Элджея. Амелия, как обычно, проигнорировала мероприятие, сославшись на важные дела.
По пути к корпусу, недалеко от столовой, я заметила Оксану. Соболь сидела на скамейке, нервно отрывала лепестки с цветка и явно кого-то ждала.
После того, как я удостоверилась в том, что пост в «Подслушано» – ее рук дело, мне следовало выяснить с Оксаной отношения… Что ж, все эти козни были вполне в духе нашей школьной королевы. Вспомнила тот день, когда Соболь сообщила мне о пропаже рюкзака, в котором я позже обнаружила новую записку с угрозой. И все ее ненавистные взгляды в мою сторону, вздохи по Марку, история с Наташей Сухопаровой... Осталось узнать, кто посвятил Соболь в развод моих родителей. Ведь кроме Иры, Дани и Никиты об этом никто не знал. О том, что друзья могут меня так подставить, думать не хотелось. А что, если сейчас Соболь поджидает своего сообщника, и именно он имеет отношение ко всему, что случилось? Я, не придумав ничего лучше, спряталась за сосну. Погода к вечеру испортилась. Ветер трепал мои волосы и ветви деревьев. Сверху на меня посыпались иголки… Внезапно под чьими-то ногами раздался треск шишек. Я вытянула шею и в сумерках разглядела Василевского. Он шел со стороны леса, не глядя по сторонам. Подошел к Оксане и что-то негромко ей сказал. Соболь будто начала оправдываться, но из-за музыки я не слышала, о чем именно они говорят. На красивом лице Оксаны появилась глупая заискивающая улыбка…
Марк ушел так же быстро, как и появился. Соболь рухнула на скамейку и, закрыв лицо ладонями, горько зарыдала. Я некоторое время еще постояла под сосной, а потом решительным шагом направилась в сторону нашего корпуса. Свежий ветер легонько подталкивал в спину…
В палате я обнаружила Амелию. Циглер сидела с книгой на подоконнике перед распахнутым окном. Ветер трепал ее длинные черные волосы.
Я с таким рывком распахнула дверь, что Амелия от неожиданности вздрогнула.
– Ой, Вера! – ахнула она, обернувшись. – Ты уже вернулась?
– Что это у тебя на лице? – удивилась я, медленно подходя к окну. – Дианкины патчи?
– Она сама оставила их на моей тумбочке. На всякий случай, – пожала плечами Амелия. – А что, я их неправильно нацепила?
– Ну, в общем-то, да, – рассмеялась я, искоса поглядывая на ту самую секретную книжку, которую читала Амелия.
– А ты почему не на дискотеке? – спросила одноклассница.
Я лишь растерянно пожала плечами. Уселась рядом с Амелией на подоконник. Постеснялась сказать, что Никита и Даня не пришли, а мне без Ярового и делать там нечего.