На вершине власти

Фархад продолжал держать министра обороны на расстоянии. Даже на трибуне, установленной по торжественному случаю, расположился вместе со свитой так, что Бахир оказался оттесненным к самому краю трибуны – и это все объяснило присутствующим.

Транспортный корабль уже стоял у причала, и носовой десантный порт его был распахнут, так что образовался стальной рельефный настил между трюмом и бетонным краем причала. Едва лишь Фархад поднялся на трибуну, как в глубине темного трюма взревел невидимый зверь, и оттуда лениво выкатился первый танк, лоснясь свежей краской, еще без номера на броне. Он сполз на причал и остановился, не заглушив двигателя, а из трюма тем временем уже показался следующий, за ним – еще один. Сыто порыкивая, машины выстраивались в шеренгу перед трибуной и вскоре заполнили все пространство, отведенное для них, и гром их двигателей слился в торжественный гимн грозной мощи. И вдруг все стихло. Повисла какая-то нереальная тишина. Один из стоявших на трибуне – советский военный атташе – приблизился к микрофону и доложил президенту, что транспорт с техникой – подарок братскому джебрайскому народу – прибыл благополучно, и он уполномочен своим руководством передать этот дар с пожеланиями успехов и процветания дружественной стране. Затрещали аплодисменты, президент тоже аплодировал, а Сулеми уже держал наготове текст ответной речи, чтобы вручить его Фархаду. Речь, как и предполагалось, оказалась краткой, да и весь этот формальный обмен любезностями ничего не значил. Главное, чтобы репортеры и операторы успели зафиксировать церемонию для истории.

Через полчаса все было окончено. Министр обороны слова не получил, и уже становилось очевидным, что это – опала, и сам Бахир осознавал это отчетливее других, но виду не подавал.

Фархад, пока шел к машине, все просчитал в уме: открывался исключительный случай избавиться от опасного соперника. И дело не в промахе Бахира, примчавшегося, когда не звали. Даже в этом случае Фархад, возможно, не решился бы на расправу, если б все не сошлось так удачно. Эти танки, которые прислали советские, предназначались не только для того, чтобы справиться, наконец, с повстанцами на севере. Это знак доверия Москвы президенту, обещание поддержки и помощи, потому что там видят главой страны только его. Знак этот прочитывался легко, и Бахир его понял и поджал хвост. Сейчас-то и надо ударить, пока он кроток.

У своего «мерседеса» Фархад обернулся к свите, нашел взглядом начальника порта, небрежно бросил:

– У вас есть свободная машина, чтобы министр мог добраться до Хедара?

Начальник порта подобострастно кивнул, все поняв и в уме просчитав – Бахир получит джип, этого, кажется, и хочет президент, чтобы унизить всесильного министра напоследок. Да он уже и не министр и даже не жилец, если разобраться.

– Прошу в мою машину, товарищи, – сказал Фархад, обращаясь к Сулеми и Гарееву, и через минуту кортеж из трех «мерседесов» сорвался с места и помчался прочь.

Фархад выглядел утомленным, но был возбужден, нервно потирал щеку, обращаясь к Гарееву:

– Кончилось время Бахира. Опасен стал. Есть информация, что он все чаще контактирует с американцами. В таких случаях лучше не медлить.

Гареев знал, почему президент пригласил его в машину и затеял этот разговор. Бахиру конец, это ясно, и Фархад хотел, чтобы Гареев информацию об этом вместе с объяснением своего поступка передал в Москву немедленно, чтобы не возникло недоразумений, когда известие о смещении министра обороны достигнет Кремля.

Бахира к тому времени, вероятно, в живых уже не будет, здесь это быстро. Полковник помнил, как его коллега, работавший в Кабуле, рассказывал: когда к власти в Афгане пришли национально-демократические силы во главе с Тараки, тот словно невзначай поинтересовался у советского посла, с кем из министров прежнего правительства послу хорошо работалось. Посол, недоумевая, к чему бы это, пожал плечами и припомнил самого улыбчивого – министра торговли, его и назвал, а на следующее утро стало известно, что все низложенные министры умерщвлены прошлой ночью, за исключением одного – того самого, с белозубой обаятельной улыбкой.

Гареев посмотрел прямо в глаза Фархаду, давая понять, что все передаст по назначению тотчас по возвращении в Хедар, а Фархад уже повернулся к Сулеми.

– Твои люди должны изолировать Бахира, как только он прибудет в столицу. Доставь его на свою базу, туда же стяни гвардию во избежание случайностей. В военное министерство пошли своих, в службу безопасности также – пусть все возьмут под контроль.

Сулеми торопливо кивал, лицо было непроницаемо. Однако его грызло беспокойство. Бахир – сильный враг, в какой-то момент он подумал, что зря Фархад не распорядился изолировать министра прямо в порту – людей для этого было достаточно.

Порт уже скрылся за грядой холмов. Машины мчались по безлюдному шоссе, направляясь в Хедар.

52

Абдул ушел куда-то за кусты, чтобы лучше видеть дорогу, и Муртаза с Амирой остались наедине. Амира нервничала, кажется, бросала на дорогу осторожные взгляды, и Муртаза, жалея ее, мягко сказал:

– Все будет хорошо, вот увидишь.

Он и сам хотел бы верить в то, что говорил. Амира благодарно кивнула, но спокойствие к ней не возвращалось – даже внешне.

– Я поговорить с тобой хотел, – сказал Муртаза.

– О чем?

– О тебе.

Амира удивленно вскинула голову, легким движением руки поправила темную прядь, переспросила, смутившись:

– Обо мне?

– Да. Мне вот интересно – дальше что?

– Что значит – дальше?

– Ну, после того, как до Фархада доберемся.

Муртаза хотел добавить: «Если еще доберемся», но оборвал фразу.

– Не знаю, – Амира пожала плечами. – Жизнь будет. Но я ее не очень представляю. Будто в тумане. Вот сейчас все ясно – предатель должен быть казнен. А потом…

– Но ведь это твоя жизнь.

– Моя, верно, – коротко согласилась Амира. – Но я действительно не знаю.

– Кто же знает?

– Абдул.

– Абдул? – удивился Муртаза.

Амира кивнула.

– Да. Абдул. Он знает, что делает сейчас и что станет делать потом.

– И ты будешь поступать так, как он скажет?

– Наверное. Еще не знаю.

Ее явно тяготил этот разговор. Муртаза вздохнул.

– Почему бы нам с тобой не уехать, скажем, во Францию? – предложил он. – Ты бы училась в университете…

– Я не могу.

– Но почему?

– Потому что у меня есть дело, которое слишком много значит. Уничтожить Фархада.

– Хорошо, но что же потом?

– Нет, не знаю, – покачала головой Амира. – Давай не будем говорить об этом.

Муртаза обиженно насупился. Внезапно послышался треск веток, и из кустов вывалился Абдул. Он был так возбужден, что Амира сразу все поняла и торопливо спросила:

– Едут?

И, не дожидаясь ответа, приподнялась над кустарником. На гребне холма, еще плохо различимые, маячили три точки. Еще не ясно было, те ли это машины, но Абдул уже скомандовал:

– Амира! К левому гранатомету! Муртаза, остаешься здесь!

Голос его звучал глухо.

Машины приблизились. Теперь нельзя было ошибиться – это действительно был президентский кортеж. Они уже стремительно поднимались по склону. Теперь главное – остановить головную, тогда и остальные притормозят.

– Беру первую! – крикнул Абдул, ворочаясь в кустарнике и ища опору для гранатомета. – Открывайте огонь только после меня. Амира – по второй, Муртаза – третью.