На восточном порубежье

Комиссар Охотского острога Семен Лыткин встретил Афанасия со всей любезностью. Об их дрязгах с Павлуцким, как и о существовании самого капитана комиссар еще не слыхал, за что и слава богу. О прибытии экспедиции он был предупрежден письмом сената, где казачий голова Афанасий Федотович Шестаков значился главой экспедиции. Семену Лыткину вменялось передать предписанное документом имущество, корабли и людей, а все требования головы, касательные дел экспедиции, выполнять незамедлительно, что он и сделал с должным усердием.

Пока казаки чинили круши изб, конопатили стены, затягивали рыбьим пузырем окна, казачий голова приводил свои мысли в порядок. Казалось нервы Шестакова выдержали все неприятности, что свалились на него и за дорожными хлопотами свойственное ему от природы железное спокойствие возвратилось. Интриги, что окружали его на протяжении всего пути от Тобольска до Охотска, казалось отступили, и его главный враг капитан Павлуцкий оставил его в покое. Теперь он среди друзей и соратников.

Через несколько дней после прибытия, Афанасий Шестаков собрал тайный совет. На нем присутствовали лишь самые верные ему люди. Прежде всего сын Василий Афанасьевич Шестаков, и племянник Иван Григорьевич Шестаков. Кроме них, был и неоднократно доказавший свою верность матрос Леонид Петров.

— Так уж сложилось дети мои, что быть вам офицерами под моим началом. Тебе Иван не привыкать, никак во дворянстве состоишь, а уж вам хлопцы придется постараться.

Более всех диву дался Ленька.

— Батюшка помилуй! Да куда мне матросу в офицера! Никто признавать не будет, засмеют!

— Не бойся Леня! Назначаю тебя главным квартирмейстером. Люба мне твоя верность! Сиди тут в Охотске и охраняй наше добро, а то растащат воровские людишки. А ежели велю то враз шли вооружение да харчи или другое что, куда укажу! А еще к весне подготовишь снаряжение судовое и будешь кочь да лодки ладить в устье Урака.

— Ну, то ладно! — Петров даже грудь расправил. — Квартирмейстером можно! Только грамоту на то отпиши!

— Будет тебе на то грамота, с подписью и печатью, — с улыбкой ответил Афанасий.

Казачий голова долго молчал, уйдя в свои мысли, в то время как молодые Шестаковы с волнением ожидали своей участи, перебирая самые немыслимые варианты.

Но этого так и не произошло. Тайное совещание было неожиданно прервано. Раздавшийся крик дозорного и удар сигнального колокола возвестил о движении вдоль Охотской кошке неизвестных судов.

Скоро в подзорную трубу они стали различимы, и среди служилых и проводников Афанасий к своему огромному удивлению и тревоги различил штурмана Генса и подштурмана Федорова. Но сколько более не вглядывался капитана Павлуцкого среди них не было.

— Теперь уж не до совещания, — вздохнул Афанасий, — Надо выяснить с чем господа офицеры прибыли.

Начался отлив. На Ламском море они удивительно сильны. На сотни саженей вода уходит от привычной береговой линии. То прибывшим путникам большое подспорье, и по мелководью на прямик они скоро достигли Охотска.

По прибытию, ни дав штурманам даже переодеться с дороги, казаки сразу сопроводили их в избу казачьего головы.

Подавленный и уставший вид морских офицеров вернул Афанасию Шестакову уверенность.

— С чем пожаловали в Охотск господа?

— По ордеру капитана Павлуцкого назначены командирами на суда Охотской флотилии, — ели слышно, по обязанности старшего доложил Якоб Генс.

Все присутствующие, в ожидании бури затаили дыхание. Федоров стоял отрешенно уставившись в пол. Все остальные взволнованно ждали команду, если не растерзать то по крайней мере арестовать наглецов.

Афанасий Шестаков с трудом погасил неудержимую злобу. Это далось не сразу, и зловещая тишина повисла в воздухе.

Ели сдерживаясь, хриплым голосом Шестаков продолжал расспрашивать.

— Что же не видать среди вас Гвоздева?

— Заболел он дорогой, задержался. При нем оставили казаков и проводника. По излечению будет здесь, — заговорил Федоров, до этого казавшийся немым.

— А, что же Павлуцкий? Все в Якутске прохлаждается? Не уж то на смертный указ Его Императорского Величества за свое безделье и дела изменные угодить хочет?

Это было уже сказано со злобой и Охотский комиссар Семен Лыткин, подальше от греха незаметно выскользнул из избы.

Якоб Генс будучи большим плутом и расчетливым негодяем, не смотря на личную обиду к капитану, обычным трусом не был.

— Капитан Павлуцкий, главный командир экспедиции, изволит отбыть с воинским отрядом по зимнику в Анадырский острог, для усмирения тамошних инородцев, — доложил он вызывающе.

— А вас значить за ненадобностью ко мне отправил, да еще наглости набрался ордер отписать, — в тон ему отвечал Шестаков.

Неожиданно для себя он почувствовал некоторое успокоение, и даже веселость. Происходящее стало казаться ему просто комичным.

— Послушайте меня внимательно господа офицеры, — начал он объявлять свое решение с легкой улыбкой, — Вы господин Федоров поступаете ко мне на службу в качестве штурмана! Согланы?

— Я нахожусь в подчинении штурмана Якоба Генса, и не волен принимать таких решений, — вяло ответил Федоров.

— Вот и хорошо! — довольно произнес Шестаков. Оставайтесь господа морские офицеры на берегу. А вы господин штурман Якоб Генс проваливайте прочь. Делайте что угодно. Но ежели от вас будет хоть малейший вред делам моим, пеняйте на себя, в кандалы закую, и запорю насмерть! И не попадайтесь на глаза. От вашего вида у меня колики начинаются, а в припадке и зарубить могу ненароком.

4

Василия Шестакова в последнее время сильно беспокоило поведение отца. Характер стал вспыльчив, настроение от депрессивного до веселого может на дню несколько раз поменяться, а то в ярость придет без должной на то причины. Стал скрытным. Планы экспедиции в тайне держит. Хорошо, что Генс из Охотска съехал. Поговаривают что поселился в небольшом зимовье, в верстах тридцати от острога, да пьянствует беспробудно с местным тунгусским князцом Олаем. Да и то право, настрадался Афанасий Шестаков вдоволь, натрепал нервы. Вот и срывается. Ничего время и свежий морской воздух излечат.

Работы по подготовке судов шли полным ходом. Первым был готов к плаванию гукор-бот «Святой архангел Гавриил». Построен бот на Камчатке в 1728 году по указанию Витуса Беринга. Прославленный мореход пришел в ужас видя те суда, что были для него приготовлены, поэтому пришлось срочно принимать меры и в итоги появился сей корабль.

Надо отметить, что он вышел удачным и долгое время являлся крупнейшим русским судном на всем восточном побережье, причем отличался неплохими судоходными качествами. При строительстве бота на корме установили дополнительную небольшую мачту, с одним парусом. Ходу он особо не прибавил, но вот маневренность бота значительно стало лучше. На нем легко было заходить в небольшие бухты и маневрировать среди прибрежных скал, а это первейшее качество при описании неведомых берегов. Да и вооружение для тех мест было значительным: четыре пушки, и по паре трех фунтовых фальконетов по каждому фальшборту установленных на вертлюгах. Вот только пушкарей всегда не хватало, и полил с них кто не попадя.