На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

Парк уже кончался. Крапива больно хлестала по ногам. Тропинка потерялась в кустах, раздираемых напрочь резвым ребенком-женщиной. Потом – «Ax!» – и Мышецкий покатился, падая рядом с нею…

– Получи золотой, – сказала Ксюша, крепко его целуя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Первым ему встретился Чиколини и глупо спросил:

– Ну, князь, догнали?

– Видит бог – даже перегнал…

– Пойдемте тогда, кофе уже стынет.

– Какой там кофе? Я с места больше не сдвинусь. Ступайте, и пусть кучер подгонит коляску прямо к воротам.

– Что? Разве так и поедем?

– Вот так, в чем стоим… Дай бог ноги вытянуть из этого меда!

Дождался коляску возле ворот и, таясь, заскочил в нее поспешно. Кучеру велел сразу погонять. «Столько усилий, – размышлял он, – столько слов… Конечно, теперь они вопьются в меня, как раки в покойника! Какие там мужики? Где тут аренда? Нет, надо спасаться. И давить из Уренска – от губернаторского стола…»

– А какая там статья, князь, подходит под непотребство?

– Оставьте меня хоть вы, Бруно Иванович, не мучайте непотребством… Дайте покой!

Всю дорогу князь молчал, лишь единожды произнес:

– Меня тоже можно понять: ведь мне всего три десятка…

– Понимаю, – согласился с ним Чиколини.

Они вернулись в Уренск, и князь сразу же отправился в жандармское управление, чтобы заручиться поддержкой Дремлюги. «Надо остаться честным, – думал он, – надо избавить мужиков от черкесов!..»

Дремлюга встретил Мышецкого сияющий, как новый пятак.

– Позвольте доложить? – подтянулся капитан. – За время вашего отсутствия нами арестован главарь большевиков в губернии…

– Кто? – спросил князь.

– Борисяк, конечно! Каково, князь?..

Обессиленный событиями, Сергей Яковлевич долго не отвечал.

– Надо бы мне почаще уезжать, – сказал задумчиво. – Вы тут, господа, без меня и правда, что лучше обходитесь…

3

– Кстати, Огурцов, а что там с запереченским банком?

– А разве не знаете, ваше сиятельство?

– Нет, не знаю… Выяснилось что-либо с эксом?

– Уже повесили, – сказал Огурцов.

– За что повесили?

– Как всегда – за шею, князь.

– Кого, кого, кого? – закричал Мышецкий, вскакивая.

– Одиннадцать человек зараз.

Воспитанный на классике закона, Мышецкий был вне себя:

– Да что генерал Тулумбадзе – в уме ли он? Ведь это же кончится для него Сибирью… Взять вот так, без суда и следствия, и вздернуть одиннадцать человеческих душ! [9]

9

Варшавский генерал-губернатор А.А. Скалон повесил без суда и следствия шестнадцать человек, лишь заподозренных в экспро­приации. Дело это дважды разбиралось в сенате, и Скалон, по настоянию министра юстиции, был окончательно оправдан.

– Подозрение на них пало, – отвечал Огурцов…

Сергей Яковлевич глянул в пустую чернильницу:

– Кто-либо из уренских обывателей не попался?

– Нет, ни одного. Всех взяли из Тургайской области…

– Налейте чернил, – велел Мышецкий. – Я буду много писать и думать. И вообще, любезный драбант, я не многого ведь от вас требую. Но следите хотя бы за чернильницей! Ей-ей, от таких трудов вы не сломаетесь…

«Двухспальной» в этот день князь не принял. Аки голубь, был чист и свеж – готовился к полету. Первым делом связался по телефону с казармами «желтой» казачьей сотни астраханцев.

– Есаул Горышин, – наказал он, – пошлите своих казаков в Большие Малинки для ареста черкесов. Обезоружить их – и сюда!

Потом вызвал к себе смотрителя тюрьмы Шестакова:

– Господин капитан, вам пришлют черкесов. Вы их примите из-под конвоя, поселите у себя без удобств, как скот, чтобы другим было впредь неповадно. А на родину – по этапу!

– По этапу? – сомневался Шестаков. – Да не раньше осени доберутся. И то, пожалуй, на следующий год.

– А окружного пути нет, чтобы пристегнуть их?

– Есть, но столь гиблый, что и журавель не вынесет. Через Омск на Казань, по Волге вверх до Рыбинска, оттуда на Ярославль, затем через «Бутырки» Прямо на Владикавказ… Денег жаль! Дорога, все-таки. Конвой. Опять-таки, и жратвы надо… Стоит ли?

– Не стоит, – рассудил Мышецкий. – Тогда пусть сидят в клоповнике у Чиколини. До осени, когда наш этап соберется. Не подохнут! – Потом спросил Шестакова: – А Борисяк арестован, знаете?

– Извещен. Но капитан Дремлюга его при себе в загашнике держит. Как медалью гордится!

Дремлюга вчера утаил от князя, каким образом ему удалось поймать Борисяка. Сказал только так, осторожничая: «Секрет внутриведомственный, князь, уж вы на нас не серчайте…»

– А как это все случилось? – с хитрецою спросил Мышецкий.

– Как? Были бы овцы, а волк всегда сыщется, – пояснил Шестаков туманно. – Мы ведь – серая вошка. Мало знаем. Хватают другие, а наше дело – сторожить нахватанных.

– Ну-ну! – И князь отпустил Шестакова, затем созвонился с жандармским управлением.

– Кто говорит со мною? – спросил он.

– Сотрудник Трещенко, – отозвался незнакомый голос.

– Что значит – сотрудник? Объясните, сударь.

– Значит, разделяю труды с капитаном Дремлюгой, честь имею…

– Хорошо, – деловито велел Мышецкий. – Будьте так любезны на восемь часов вечера приготовить Борисяка, что содержится вами под арестом, к свиданию со мною.

– Приготовить? Коим образом?

– Вы не шутите. Мыть-стричь-брить не надобно. Просто объявите Борисяку, что с ним будет говорить губернатор… Поняли меня?

– Ваше сиятельство, – сказал Трещенко, – но арестант особливо опасный, и… как Дремлюга? Как господин капитан посмотрит?

– Это мое право, – резко возразил Мышецкий. – Право губернатора, и не советую вам это право оспаривать…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Трезво – без вина – обедал он сегодня в «Аквариуме».

За одним столом с Ениколоповым…

– Борисяка нашли, слышали? – спросил князь.

– Да что вы, князь? – поразился Ениколопов.