На земле штиптаров

— Хумун всегда был верным слугой; как я могу его бить!

— Именно потому, что он так верно тебе служил, наглядно докажи ему, что ты был доволен им, — заметил Халеф.

— Я не позволю себя принуждать!

— Раз он не желает отпустить ему двадцать ударов, — решил я, — пусть сам получит сорок.

Это подействовало. Слуга упирался, когда его привязывали к скамье, но ничего ему не помогло. Его господин встал и неуверенно взялся за палку; однако плети, которые держали наготове Халеф и Оско, придали его руке твердость, так что удары получались полновесными.

Хумун переносил наказание вовсе не так мужественно, как Суэф. Он кричал при каждом ударе; кстати, я заметил, что слуги радостно кивали друг другу и поглядывали на меня с благодарностью. Хумун был любимым слугой господина и наверняка мучил других.

Он тоже попросил накапать ему в раны водку, а затем отполз в ближайший угол, где свернулся в клубок.

— А кто теперь? — спросил Халеф.

— Мурад Хабулам, — звучал мой ответ.

Последний еще стоял рядом со скамьей, держа в руках палку. От ужаса он отскочил на несколько шагов назад и вскрикнул:

— Что? Как? Я тоже получу бастонаду?

— Конечно! — сказал я, хотя намеревался проделать с ним совсем другое.

— На это ни у кого нет права!

— Ты заблуждаешься. Это право есть у меня. Я знаю все. Разве ты не открыл свой дом для того, чтобы нас в нем убили!

— Это огромная ложь!

— Разве не твой брат Манах эль-Барша, исполнявший когда-то должность сборщика налогов в Ускюбе, а позднее смещенный, побывал вчера утром у тебя, известив о нашем прибытии, а также о приезде своих сообщников?

— Тебе все это приснилось; у меня нет брата!

— Наверное, мне приснился и ваш разговор о том, что нас надо поселить в Башне, где обитает призрак старухи, и что твой слуга Хумун сыграет роль этого призрака?

— Господин, ты рассказываешь мне совершенно незнакомые вещи!

— Хумун знает эти вещи; я вижу по его изумленному взгляду, который он бросает на меня. Он удивляется, что я знаю о вашей тайне. План с призраком был невыполним, и тогда вы пришли к мысли подняться на башню и убить нас.

— Аллах, Аллах! Ты в своем уме?

— Меня должны были убить оба аладжи; Баруд эль-Амасат решил убить Оско, потому что тот надеется отомстить ему за похищение Сеницы. Твой брат Манах эль-Барша взял на себя Халефа, а Хумун вызвался прикончить Омара. Миридит ушел, потому что заключил мир со мной и отдал мне чекан, который ты видишь у меня за поясом.

— Аллах акбар! Он все знает! Его дурной глаз все ему сказал! — испуганно пробормотал Хумун.

— Нет, нет, он ничего не знает, совсем ничего! — воскликнул Хабулам. — Господин, я не знаю никого из этих людей, чьи имена ты только что назвал.

— Они были с тобой наверху башни, а до этого вы все вместе находились внутри стога, стоящего вблизи башни. Там, внутри стога, устроена комната.

— У меня нет никакого стога с комнатой внутри!

— Тогда я покажу его тебе и скажу, что сам заполз туда, прячась среди снопов; я видел вас и подслушал все, о чем вы говорили. Я слышал каждое слово, каждое слово!

Он отшатнулся и, оцепенев, в ужасе глядел на меня.

— Разве миридит не замахнулся ножом на старого Мубарека, прежде чем уйти?

— Я… я… я ничего не знаю, — пролепетал он.

— Ладно, тогда мы спросим-ка Суэфа; может, он знает что. А если он не ответит, то еще тридцать палок развяжут ему язык.

Тут же Суэф повернулся ко мне, оскалил зубы, как дикий зверь, бросил на меня свирепый взгляд и крикнул:

— Собака! Ты видел, как я выдержал твою бастонаду! Я хоть раз заскулил? Ты думаешь, что я так тебя испугаюсь, что только под палками скажу правду?

— Так скажи, если у тебя есть мужество!

— Да, у меня есть мужество. Все именно так, как ты говоришь: мы хотим убить тебя. Пока нам не удалось, но — клянусь Аллахом! — ты не уйдешь далеко. Вороны расклюют ваши трупы!

— Он говорит неправду; он говорит неправду! — кричал Хабулам. — Боль наказания отняла его разум!

— Трус! — крикнул Суэф.

— Сиди, спроси-ка теперь Хумуна, — сказал Халеф. — Если он не заговорит, мы дадим ему еще двадцать ударов по подошвам.

Он подошел к слуге и взял его за руку.

— Оставь меня, дьявольский хаджи! Я признаюсь во всем, во всем! — закричал Хумун.

— Все так, как сказал эфенди?

— Да, да, совершенно точно!

— Он тоже обезумел от боли! — крикнул Хабулам.

— Ладно, — сказал я, — тогда я привлеку еще двух свидетелей. Скажи по правде, Яник, виновен ли Хабулам, как ты считаешь?

— Он хотел вас убить, — ответил слуга.

— Подлец! — воскликнул Хабулам. — Ты ждал, что я накажу тебя за непослушание, поэтому мстишь мне!

— Анка, — продолжал я, — видела ли ты, как твой хозяин всыпал в пирог крысиный яд?

— Да, — ответила она, — я это точно видела.

— О Аллах, какая неслыханная ложь! Господин, клянусь пророком и всеми святыми халифами, что я совсем невиновен!

— Тогда ты совершил чудовищное святотатство, за которое тебя…

Внезапно меня прервали. Находившиеся рядом магометане буквально взбесились, видя, что Хабулам лжет и притом клянется именем пророка и памятью халифов. Тут же Халеф схватился за плеть; по комнате раскатилось гневное бормотание. Хумун встал на свои больные ноги, пошатываясь, подошел поближе и, плюнув своему господину в лицо, сказал:

— Тьфу! Будь проклят во веки веков! Твоя трусость заведет тебя в джехенну! И я-то служил господину, которого Аллах низвергнет в адскую бездну. Я покидаю тебя. Но сперва рассчитаемся!

Уже Суэф стоял рядом со стариком и кричал:

— Позор тебе и дням твоей старости! Твоя душа погибла, а память о тебе истреблена у всех правоверных! Я больше не имею с тобой дела!

Покачиваясь, оба опять вернулись на свои места. Они с легкостью обременяли свою совесть убийством, но поношение пророка и его преемников возмутило их.

Словно удар хватил Хабулама. Обеими руками он держался за лоб. Потом он внезапно воздел руки и закричал:

— Аллах, я ошибся! Но я исправлю ошибку. Я признаю, что вас собирались убить и что я добавил яд в кушанье!