На земле штиптаров

— Господин, не понимаю тебя. Я ведь читал ее слово в слово и ничего не заметил.

— Ох, Мурад Хабулам, какую страшную глупость ты опять совершил!

— Я? — испуганно спросил он.

— Да, ты! Разве ты не говорил до этого, что не можешь понять, о чем сказано в записке, ведь ты не знаешь тайнопись? А теперь заявляешь, что прочел записку слово в слово. Как же все это совместить?

— Господин, — ответил он растерянно, — я читал записку, но не понял ее.

— Ты ведь сказал, что ничего не заметил! К тому же записка составлена лишь из отдельных слогов, а ты говоришь слово в слово. Запомни, Мурад Хабулам: у лжеца должна быть очень хорошая память, если он не хочет противоречить себе. Так что слушай! Я уже сказал тебе, что записка многое мне поведала. Ее написал Хамд эль-Амасат в Скутари; он адресовал ее своему брату Баруду эль-Амасату, находившемуся в Эдрене. Один пишет другому, что прибудет к нему и по пути минует Менелик. Хамд эль-Амасат намерен встретиться с братом в Каранирван-хане. Теперь скажи мне, выберут ли оба длинный, кружной путь, сделают ли бесполезный крюк?

— Нет, не будут делать.

— Значит, они поедут кратчайшим, прямым путем?

— Конечно, эфенди.

— Итак, они поедут кратчайшим путем из Эдрене в Скутари, минуя Менелик; где-то между двумя последними городками лежит местечко Каранирван-хане. Я в этом уверен так, словно видел его воочию.

— Шайтан… дьявол! — в четвертый раз тихо проронил Суэф.

Мнимый портной, казалось, затвердил понравившуюся ему фразу. Я сделал вид, будто не слышал его. Однако этот очередной вздох снова доказал мне, что я не ошибаюсь.

— Эфенди, — сказал Хабулам, — все, что ты говоришь, складно звучит; мне хочется, чтобы ты был прав, вот только сам я в это не верю. Поговорим лучше о другом! Значит, ты впрямь повезешь яд и крошки от пирога в Ускюб? Я же уплатил штраф и получил два удара, от которых у меня ужасно саднит все тело; можно было бы этим и ограничиться.

— Ты уплатил штраф, а потом насмехался над нами. Теперь ты понимаешь, что смеялся зря. Я найду этот постоялый двор и без вас. И вот за то, что вы осмелились надо мной потешаться, нужно вас наказать. Я не тот человек, что позволит играть с собой комедию. Я передам в полицейскую аптеку в Ускюбе яд и эти крошки.

— Эфенди, я пожертвую беднякам еще сотню пиастров.

— И даже если ты мне предложишь тысячу, я верну их назад.

— Я прошу тебя, подумай, неужели нет ничего, что бы заставило тебя отказаться от этого плана?

— Гм! — пробурчал я задумчиво.

Это обнадежило его. Он увидел, что я могу еще передумать.

— Подумай же! — повторил он настойчивее.

— Быть может, да… Быть может, все же удастся договориться. Скажи-ка мне, в здешнем краю трудно найти слуг?

— Людей, готовых отправиться в услужение, полно! — выпалил он.

— Тогда, пожалуй, ты без труда сыщешь себе слуг и служанок?

— Конечно. Стоит мне только захотеть.

— Вот и придется тебе захотеть!

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри на этих людей! Они все хотят уйти от тебя.

Этого он не ожидал. Он обернулся и с угрозой глянул на слуг и служанок. Потом он спросил меня:

— Откуда ты это знаешь?

— Они мне сказали об этом.

— Аллах! Я велю дать им плетей!

— Этого ты не сделаешь. Разве ты сам не отведал плети? Я умоляю тебя раскаяться и изменить образ жизни. Почему тебе не хочется отпустить этих людей?

— Потому что мне не нравится это.

— Значит, тебе больше по нраву, что я повезу в Ускюб яд. Халеф, лошади готовы?

— Да, эфенди, — ответил он. — Нужно только привести их. Яник тоже запряг повозку.

— Тогда отправляемся в путь. Довезите меня до ворот!

— Стой! — крикнул Хабулам. — Какой же ты вспыльчивый человек, эфенди!

— Короче, — перебил я. — Выплати своим людям жалованье, и пусть они идут, куда хотят!

— Я бы рад, но не могу же остаться без слуг!

— Тогда найми для начала поденщиков. У меня нет времени долго разговаривать. Вот бумаги, составленные мной. Прочти их и подпиши.

Он взял бумаги и уселся, собираясь тщательно их перечитать. Их содержание не обрадовало его; у него имелось много «за» и «против», но я не позволил ничего менять; в конце концов он подписал их. Халеф взял обе рекомендации, а также признание в содеянном и понес эти документы Янику.

— Ну и что делать с этими людьми? — спросил я.

Хабулам ответил не сразу. Но тут Суэф гневно прикрикнул на него:

— Да пусть они к шайтану проваливают! Ты наберешь себе новых людей, которые ничего не знают о том, что случилось вчера и сегодня. Гони их прочь! И чем дальше они уйдут, тем лучше!

Это решило спор. Хабулам удалился за деньгами, а я остался, ожидая, пока он выплатит жалованье. Потом я отдал ему яд и куски пирога и велел привести лошадей.

Легко догадаться, что наше прощание с хозяином было отнюдь не теплым. Он извинился, что не может проводить меня до двери, поскольку ноги его болят.

— Ты понял, — сказал я, — что Аллах может превратить в правду самую чудовищную ложь. Вчера, когда мы приехали, ты говорил, что не можешь ходить, и это была ложь. Сегодня она стала правдой. Я не стану тебя увещевать, убеждая, чтобы этот случай послужил тебе уроком. Если твое сердце полностью очерствело, мне не удастся смягчить его. Что же касается твоего гостеприимства, то благодарить мне тебя не за что. Суэфу полагалось привести меня на постоялый двор; он же обманул и привел к тебе. Хозяину постоялого двора я бы заплатил; тебе же ничего не предлагаю. В общем и целом мы сегодня квиты, и я надеюсь, что не придется заполнять новый счет.

— Мы еще не квиты! — свирепо выкрикнул Суэф. — Ты мне заплатишь за все, что было сегодня.

— С удовольствием! Не премину опять отсчитать удары!

— О нет! В следующий раз в ход пойдут пули!

— Мне тоже это по нраву. Я уверен, что мы увидимся. Я тебя узнал и больше в тебе не ошибусь.

— О, ты меня еще далеко не узнал! — ухмыльнулся он.

— Будущее покажет. Я знаю точно, что через несколько минут после моего отъезда ты тоже покинешь этот дом…

— Разве я могу ходить?

— Нет; ты поедешь верхом.

— Ну, ты знаешь все на свете! Если ты и впрямь так умен, как кажешься, скажи-ка мне, куда я поеду.

— Туда, где остальные.

— А зачем?

— Чтобы доложить им, что я ищу Каранирван. Передай им привет от меня и скажи, что в следующий раз они будут стоять не в воде, а в крови, — конечно, в собственной крови.

Оско вывез меня. Снаружи стояли лошади, и мы вскочили на них. Перед дверью находилась также повозка, в которой сидели Яник и Анка. Их скудные пожитки лежали позади них, а их лица сияли от радости.

— Сейчас мы подъедем к тому месту, где стояли лошади, а затем направимся за вами вдогонку, — крикнул я им.

Слуга, что вызвался нас отвести туда, уже ждал наготове. Мы даже не стали заходить в деревню; через пять минут он привел нас в нужное место и попрощался с нами. Когда он протягивал мне руку, я, не забывая о главном, спросил его, сколько человек сегодня уехало отсюда. Их было пятеро, но он знал только Манаха эль-Баршу, брата Хабулама. Я велел ему описать остальных четверых: это были Баруд эль-Амасат, старый Мубарек и оба аладжи. Раненый Мубарек держался в седле навытяжку — старик был и впрямь крепким, как бегемот.