На земле живых

Эммануэль пожал плечами.

– Слышал, что это несколько десятков томов. Отдельные фрагменты читал, попадались. А что?

– Знаете, у одного известного талмудиста я натолкнулся на утверждение, что Бог читает Талмуд стоя.

Ригель молча смотрел на Хамала и опустил глаза.

– Кощунственно и горделиво, говорите?

Эммануэль усмехнулся.

– Не говорю. Думаю. Вас эти слова больно задели.

– Да...- Хамал удивился.
– Странно, что вы это поняли. А почему?

– Вам нравится мысль об избранничестве. Бог есть Дух, и вашему народу это открылось первому. Но, если вы избраны Им, Духом, то - для чего? Неужели - для теплого стойла и сытого пойла? Если всё сведется к Judenstaadt'у или к молочным рекам с кисельными берегами, то это п'oшло. А когда утверждающие так начинают говорить, что эта пошлость ещё и восхищает Бога-Духа...

– ...то в их душах оскудела Любовь, как вы недавно дивно выразились?
– глаза Хамала весело заискрились.

– Это сказано не мною. И не об этих душах. Просто я, в отличие от вас, не читаю мысли... но вы показались мне ... все-таки ...Человеком Духа.

Хамал бросил странный - долгий и внимательный - взгляд на Ригеля.

– В ваших устах это, как я понимаю, комплимент?

Ригель улыбнулся и кивнул.

– Человек Духа не совершит подлость, не унизится до трусости, не измажет себя низостью.

Хамал замер, и глаза его неожиданно потемнели.

– Да... Конечно... 35 глава Исайи. 'Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая, и расцветет как нарцисс', - со странным раздражением произнёс он.
– Знаете, Ригель, если вы когда-нибудь согрешите, то только смертно... Я ведь это понимаю, я - выкрест.

– Вы крещены?

– Да, конечно, перед вами - раб Божий Жильбер. Гилберт. В Меровинг не примут внука еврея-ювелира, пока он не поцелует крест. Деньги за обучение - еврейские, заметьте, не отмывают, а меня - в купель с головой. Не надо, не надо, - он махнул рукой, заметив гневную реакцию Эммануэля.
– Не сердитесь, я ведь на это согласился. Я добровольно отошёл от веры отцов, а что получил?

– А чего искали? Возможности поступить в Меровинг?
– голос Ригеля неожиданно прозвучал резче.
– Так вы - в Меровинге. Искали бы Истины, может быть, были бы в Истине.

– Как это Невер с вами общается?
– вырвалось у Хамала. На миг он смутился и пожалел об этих словах, но тут же нашёлся.
– Кстати! Он говорил вам, что у покойной пропали драгоценности?

– ... Что?! У Лили?

– Да. Девицы, её соседки, решили, что в её спальне может быть что-то, указывающее на убийцу, позвали Сирраха и обыскали комнату. Риммон утверждает, что кроме истёртого тапка и дохлой мыши там ничего нет. А девицы говорят, что её камни стоили целое состояние. Не лгут, кстати. Многие её украшения сделал мой дед, Абрахам Хамал.
– Гиллель хотел что-то добавить, но не успел, ибо в это мгновение дверь, с грохотом ударившись о стену, распахнулась настежь.

На пороге, полуголый и разъярённый, похожий на мраморную статую любовника Афродиты бога Арея, стоял Морис де Невер. Его кудри шевелились, как змеи на голове Горгоны, огромные голубые глаза метали искры. Ригель и Хамал в изумлении поднялись. Невер с силой захлопнул за собой дверь, при этом простыня, которой он был обёрнут, свалилась на пол. Эммануэль смущённо отвернулся, а Хамал, напротив, внимательно вгляделся в Мориса и неожиданно расхохотался. Взбешённый Морис замер, а Хамал продолжал хохотать, рухнув в кресло и сотрясаясь всем телом, то и дело вытирая выступавшие на глаза слёзы. Обмотав вокруг себя простыню и уподобившись Алкивиаду, Невер плюхнулся на тахту и неожиданно тоже нервно рассмеялся.

– Прекратите, Хамал, - отсмеявшись, проговорил он, - и без вас тошно.

– Что случилось, Морис?
– Эммануэль присел рядом.

Новый взрыв беспутного хохота Хамала помешал де Неверу ответить. Отдышавшись, Гиллель с издевкой процитировал:

– ' Неприступный пока, мой Лигурин, щедро Венерою

Одарённый, когда первый пушок спесь пособьет твою,

И обрежут руно пышных кудрей, что по плечам бегут,

тогда ты, Лигурин, в зеркало глянувши...'

Я люблю Горация, а вы, мсье де Невер?

– Я задушу вас, Гиллель!

– Что произошло?
– повторил Эммануэль.

Хамал, всё ещё смеясь, зажёг несколько свечей, добавив света.

– Что! Этот вон понял уже...

– Ну я же не читаю твоих мыслей, Морис.

– Принимаю ванну, собираюсь обсохнуть и лечь спать. Вдруг из-за ширмы выскакивает Виллигут и лезет ко мне с поцелуями и признаниями в любви! Видели бы вы, что он пытался сделать!
– Морис, трепеща, брезгливо поморщился.
– Мир как будто сходит с ума! Тоже мне - Гиацинт! А до чего гадок, и передать невозможно! Эти липкие руки, эти омерзительные губы...
– Невер содрогнулся и неожиданно снова разъярился, - это мерзость!! Баб, что ли, мало? На кой черт мне его задница?
– В ярком свечном пламени Морис выглядел неправдоподобно красивым.

– Гиацинт... Вы-то уж точно Аполлон, мсье де Невер...- насмешливо заметил Хамал.

– Да будь оно всё проклято! Аполлон! Тот хоть за нимфами бегал.

– Кстати, не всегда.

Невер зло сплюнул.

– А что Виллигут?
– Ригелю вся история показалась откровенно мерзкой.

– Откуда мне знать? Надавал я ему оплеух, вышвырнул в коридор, да и дело с концом!
– Невер помолчал, и вдруг полушёпотом добавил, - весь месяц проходу мне не давал своими глупостями. Воистину, после l'Air Epais в него вселился дьявол...

Смех Гиллеля резко смолк, и голос прозвучал на октаву ниже.

– Откуда вы знаете о l'Air Epais?

– А вы?

Взгляды Гиллеля Хамала и Мориса де Невера скрестились, как две шпаги.

Неожиданно Морис вздрогнул, смертельно побледнел и, резко поднявшись на ноги, зашатался. Гиллель отпрянул, Эммануэль бросился к нему, но Морис отстранил его и замер, опираясь руками об стол. Кровь медленно прилила к его щекам. Он осторожно сел, глубоко вздохнул и несколько мгновений сидел с закрытыми глазами. Потом его глаза открылись - в них были недоумение и испуг.

– Что это со мной было?

Ответить ему никто не успел.

Вопль. Страшный, утробный, нечеловеческий вопль взорвал ночь и, прокатившись по аудиториям, коридорам, рекреациям и спальням Меровинга, звеня, опал на каменные плиты пола. Морис, Эммануэль и Гиллель в ужасе уставились друг на друга. Придя в себя, Ригель и Хамал ринулись в коридор. Многие спальни были уже открыты, в дверных проемах изумлёнными изваяниями застыли их сокурсники. В коридоре были Риммон и Нергал. Заспанный Митгарт стоял на пороге своей спальни. Дверь Мормо тоже открылась, и он выглянул в коридор.