На земле живых
Шрифт:
Лицо Рафаэля Вальяно было задумчиво и непроницаемо.
Глава 29. Библиотечные изыскания.
'Пергаменты не утоляют жажды.
Ключ мудрости не на страницах книг'.
И. В. Гёте 'Фауст'.
'Нравственность не имеет ничего общего с верой в Бога.
Человек находит в себе самом побуждение к обузданию своих страстей,
к борьбе со своими порочными наклонностями'.
К. А. Гельвеций.
Ларец с побрякушками был заложен Нергалом
Весьма часто Эммануэль с Морисом становились свидетелями их въедливых и пристрастных дискуссий. Хамал полагал, что название замка - не более чем претензия на древность. 'Разве это средневековье? Да, в замке имеется донжон. Это, кстати, не Центральная башня, пристроенная много позже, а как раз небольшая Северная, в подземном склепе под которой расположен Зал Тайн. Но машикули для навесной стрельбы слишком декоративны для средних веков! То же можно сказать и об отделке башен и зубчатых стен с бойницами. Смесь поздней готики с романским стилем, господа, вот что это такое'. Хамал датировал архитектурный комплекс Меровинга тринадцатым веком.
Риммон возражал. После того, как генерал Клаудио Аквавива в 1599 году утвердил устав 'Ratio atque institution studiorum societatis Jesu', замок почти два столетия принадлежал отцам-иезуитам. Они достроили его и унифицировали строения. Но Зал Тайн, как верно изволил заметить его оппонент, являющийся криптой под донжоном, напоминает, и притом весьма, крипту церкви Сан-Поль в Жуаре, в Иль-де-Франсе, а это, воля ваша, господин Хамал, седьмой век!
– Ну, если уж на то пошло, - язвительно шипел Хамал, - гораздо большее сходство прослеживается между архитектоникой Зала Тайн и церковью Сен-Лоран в Гренобле!
– Не был я в Гренобле!
– огрызался Риммон, - но резьба на крышках саркофагов в замке, как мог бы заметить господин Хамал, если бы, конечно, был повнимательнее, - плоскорельефная, а это явное свидетельство меровингского стиля!
Эммануэль с улыбкой слушал их препирательства, чиня перья и конспектируя латинские тексты, а Невер, когда не читал очередной богословский фолиант, просто сладко посапывал под них на риммоновом диване. Просыпался он, когда слуги начинали, звеня бокалами, накрывать стол к ужину, и гостиную наполнял аромат снеди, а иногда его будил Рантье, вскакивавший всеми четырьмя лапами ему на грудь.
Библиотечные изыскания принесли Хамалу неожиданные плоды. На страницах древних инкунабул и свитках ветхих пергаментов, на рулонах хрупких папирусов и на изъеденных крысами обрывках заскорузлых палимпсестов он, к немалому удивлению, то и дело натыкался на знакомые имена. Сын жреца Гекаты в Эгине Фамирис, за свои странные склонности прозванный Мормолик, замечен приносящим жертвы жуткой Эмпузе. В подземелье храма были найдены десятки тел, иссохших и обескровленных. Изгнанный из Эгины, он перебрался в Ликию, а оттуда вскоре исчез неведомо куда...
...Патолс, страшный прусский бог ночных привидений и мертвецов, 'постыдный призрак', проходящий сквозь стены. Его жрецы и жрицы приносили ему человеческие жертвы...
...'И вошли все князья царя Вавилонского, и расположились в средних воротах, Самгар-Нево, Сарсехим, начальник евнухов, Нергал - Шарецер, начальник магов, и все остальные князья царя Вавилонского'. Откуда что берётся? А вот - некий норвежец
Тунрид Нергал в 1229 году по Рождестве Христовом из ревности оставил жену в лесу на растерзание волкам. А вот ещё один Нергал - Фридрих. Хо, уже в Швейцарии. 1465 год. За жестокость прозван Черным Бароном......Под древними гербами, увитыми змеями, мелькнули знакомые если не по написанию, то по звучанию фамилии Midgard и Niеrach... Глава одного из родов - по имени Бенедикт - продал душу дьяволу за бессмертие, а представительница другого - свыше двух веков продлевала свою жизнь, научившись красть жизненные силы своих молодых любовников...
...Бартоломео Микеле ди Фьезоле, ученый-книжник и мистик, в 1443 в Ломбардии обвинен в колдовстве и ереси. Сожжён. ...Некий Джон Утгарт, моряк, выгнан из деревушки Вудли по подозрению в колдовстве и наведении порчи...
Но некоторые имена не попадались нигде.
– Невер! Откуда Вы родом?
– Из Ньевра.
– Вы по виду и манерам - из скромных рядов древней аристократии...
– Невер - это не полная, но родовая фамилия.
– Морис пожал плечами и усмехнулся.
– После 9 термидора нам вернули замок Нуар Невер и земли, но мой дед - Арман-Франсуа - предпочел оставить фамилию, взятую прадедом после 1789. Тот - Гийом Донасьен де Нуар-Невер - стал именоваться просто Гийомом Невером. Несколько раз он чудом ускользал от собратьев аррасского адвоката. Я слышал, что он был весьма низкого мнения о своих соотечественниках, и ожидал новых бурь, что, кстати, говорит о большой прозорливости. Тогда же он, говорят, заявил, что если на вершине иерархической лестницы стоит не трон, а гильотина, карабкаться по ней слишком рьяно - глупо. Дед же продал замок, обратив имущество в ценные бумаги, купил скромный дом в пригороде Парижа и имение в провинции, и усиленно изображал буржуа. Даже во времена Реставрации предпочёл не высовываться, правда, снова стал зваться де Невером. При этом, и прадед, и дед в каких только передрягах не бывали, но всегда выскальзывали без единой царапины.
– Немудрено. А ваш отец?
– Фактически, дворянин-рантье в третьем поколении. Не мне судить, но безделье очень угнетало его. Он увлёкся какими-то опытами с сурьмой и сулемой. Его нашли мёртвым в своей лаборатории, когда мне было семнадцать. В тот день он зашёл пожелать мне доброго утра и сказал, что видел во сне мать. Это было так странно. Он вообще никогда со мной о ней не говорил.
– А кто была ваша мать?
– Тоже, как вы выражаетесь, из скромных рядов древней аристократии. Их семья в родстве с Шатобрианами. Прожила она, правда, мало. Мне и трёх лет не было, когда её не стало. Кормилица говорила, что она была удивительно красива. Как ангел. Впрочем, из-за отца, это мой камердинер сплетничал, ещё до моего рождения несколько дам высшего света просто передрались. Говорят, знаменитый своей красотой де Руайе в сравнении с ним казался просто уродом.
Хамал промолчал. Комментарии не требовались. Он ещё некоторое время внимательно наблюдал за Невером, рассеяно глядящим в окно, а потом неожиданно обратился к нему.
– Вы это всерьёз?
Невер взглянул на Гиллеля.
– Что?
– Я говорю о вашей мысли, что красота - обуза, и вы готовы поменяться внешностью с любым из нас.
Морис пожал плечами.
– Поймите, Хамал. Для женщины красота - в известной мере компенсация за внутреннюю пустоту. Да, говорим мы, пустышка, дурочка, но зато - какая красавица! А для мужчины, одаренного этим никчемным женским даром, всё иначе. Его красота как дворянство. Только обязывает. Вам ничего не прощается. Если вы в чём-то несовершенны, спрашивают, - по какому праву вы тогда так красивы?! Не говорю и ещё об одном обстоятельстве. Помните, когда мы после похорон Лили пришли к вам с Эммануэлем?