На зов тринадцатой могилы

— Еще как по фиг. Но если мы вернем им шкатулку, то для записи: пусть суют ее обратно в столб сами. Потому что нападение льва, чувак, то еще удовольствие. Однозначно не рекомендую.

Гаррет нахмурился, и я уселась обратно. Что-то его капитально беспокоило.

— В чем дело, Гаррет?

— Я видел твои шмотки, Чарльз.

— И что? Выбор был скромненький: вернуться в таких вот шмотках или в чем мать родила.

Сексапильная бровь изогнулась.

— Даже не начинай! — Я встала и двинула на выход, но потом оглянулась. — Можно мне посмотреть на твой пресс? Ну, знаешь, на случай, если миру завтра конец.

— Нельзя. Сделай так, чтобы мир выжил, и я покажу тебе все, что захочешь.

— Вот черт. — Я отвернулась и увидела в дверях Рейеса. — Он не показывает мне свой пресс.

— Мне тоже, хотя я просил. Тебя ищет Ангел.

— Класс. Я за него переживала.

Я уже выходила из двери, как вдруг Рейес преградил мне путь рукой.

— Что там произошло, Датч?

Я покосилась на Гаррета.

— Ничего, клянусь. Мы с ним просто друзья.

Своупс шагнул ближе:

— Дорогуша, тебя, наверное, хорошо головой приложили.

— Ох, милый! Ты, конечно, хорош, но не настолько.

— Чарльз, — проворчал он, подбадривая меня поделиться тайнами с классом.

Вот только дележка у меня не в чести, поэтому я снова повернулась к мужу.

Рейес не меньше минуты сверлил меня взглядом, потом переглянулся с Предателем Гарретом и убрал руку.

— Благодарю, — заявила я и с важным видом пошагала на поиски своего личного маленького Ангела.

— Что, на хрен, стряслось? — спросил Ангел, который расселся вместе с Эмбер на раскладушке в комнате Квентина.

Мне и в голову не приходило, что теперь, когда Эмбер видит мертвых, все они могут подружиться. От одного вида, как они общаются, на сердце потеплело. Квентин учил Мейко показывать жестами его собственное имя, пока тот сидел на коленях у Ангела.

— Следи за языком.

— Пардон, — тут же извинился гангстер.

Фух! Удалось увильнуть от допроса. Вот бы со всеми было так легко!

— Рейес говорит, ты меня искал.

— Ага.

Ангел передал Мейко Эмбер, которая села ровнее, чтобы мальчику казалось, будто он и правда сидит у нее на руках.

— Привет, тетя Чарли, — широко улыбнулась Эмбер.

Квентин тоже поздоровался, махнув и выдав улыбку, от которой растаяли бы и полярные льды. Мейко бы тоже махнул, но сейчас изо всех сил пытался изобразить букву «к». Эта буква тяжело дается и детям, и взрослым, но у него уже неплохо получалось.

Выйдя из комнаты, Ангел пришпилил меня к стене, ткнув пальцем в грудь. Нахал.

— Что случилось? Выкладывай.

Гадство.

— Ну, это было как «Лев, колдунья и платяной шкаф» [8] , только без колдуньи и шкафа.

8

Первая книга серии «Хроники Нарнии».

— На тебя напали?

— Чувак! — опять пропела я свое слово дня. — Да этот лев меня как игрушку попользовал! Чувствую себя жутко грязной. А потом он уселся полакомиться моими кишками, но это ерунда. Как все прошло?

Ангел уперся рукой в стену у моей головы. На тринадцатилетнем лице, которое перед смертью только-только начало терять по-детски пухлые очертания, отразилось беспокойство. Низко надвинутая на лоб бандана прикрывала верхние веки, но ничуть не скрывала сияющих темных глаз.

— Не понимаю. Почему ты просто не свинтила оттуда?

— Свинтила? Прикольный эвфемизм. Но фишка в том, что я не могла. Там вокруг что-то вроде защитного поля. Странная фиговина. А еще одно — вокруг всего Ватикана. И защищает оно исключительно от Рейеса.

— То есть лев напал, а ты там застряла?

— Напал и застряла, ага.

Стиснув зубы, Ангел подался ближе.

— Почему меня не призвала?

Я тихо усмехнулась:

— Я пыталась призвать Артемиду, и ничего не вышло. Стало ясно, что и с тобой не сработает.

Он покачал головой.

— Ангел, — начала я, когда он придвинулся еще чуть-чуть, — если сунешься в пузырь моего личного пространства хоть капельку дальше, я тебя обниму.

И он сунулся, с вызовом заглядывая мне в глаза.

Выбора не осталось. Я обняла его обеими руками, и он обнял меня в ответ, уткнувшись носом в шею. Кажется, в последнее время популярность этого места значительно возросла.

Обнимались мы долго-долго. Не только из-за всего, что произошло сегодня. В объятиях Ангела крылось невероятное количество подавляемых эмоций. Видимо, он не на шутку переживал, когда меня вышвырнули с планеты.

Я погладила его по макушке и прижала покрепче. Он поднял голову и прошептал мне на ухо:

— Если вдруг мы завтра помрем, можно мне увидеть тебя голой?

— Нет.

— Тогда, может, на меня голого полюбуешься?

— Фу. — Я его оттолкнула. — Тебе тринадцать, Ангел.

Он отряхнул футболку в том месте, где я его толкнула.

— Ничего подобного. Я умер в тринадцать. Ты никогда не принимаешь меня всерьез.

— Еще как принимаю. Только не очень часто.

— Кстати! — резко сменил он тему. — Я кое-что выяснил. Они все чокнутые!

Давя рвущийся наружу смех, я провела пальцами по пушку на его щеке.

— Мы живем в сумасшедшем мире.

— Да нет же, я серьезно. Они все чокнутые.

— Кто, солнышко?

От ласкового слова Ангела заметно передернуло.

— Зараженные. Они все больные на голову.

— В том-то и проблема.

— Нет. Еще до одержимости. — Развернувшись, он принялся вышагивать по коридору.

— Слушал я тут телочку из ЦКЗ…

— Ты, наверное, хотел сказать «доктора».

— … которая говорила, что им, наверное, удалось найти кое-что общее у всех зараженных, из-за чего они становились более приемлемыми.

— Может быть, восприимчивыми?

Ангел кивнул, и мои уши навострились.

— И что это? Что за связь между ними нашли?

— Я ж тебе сказал. Они все чокнутые.

— В каком смысле?

— Барышня говорила, что среди торчащих в больницах нарядное количество…

— Изрядное?

— … с душевными болезнями. У них типа шизобредни, полярные свойства и какие-то вальсеймы.

В защиту Ангела, умер он задолго до того, как все эти названия оказались на слуху у каждого встречного.