Набат

Эксперт Кода: Анализ комментария Симфония

Ключевым понятием, ускользнувшим от Симфония, является упоминание о престоле Набата, «помещавшемся у зева Ленапе». Оно ясно говорит о том, что Набат ожидал у входа в город, перехватывая тех, кого бурлящая метрополия в противном случае пожрала бы. Что до «носителя смерти», то имеются доказательства, что такие создания (сверхъестественные или нет) существовали в реальности и их действительно называли серпами. Поэтому мы не отдалимся от истины, если предположим, что Набат и впрямь спас какого-то серпа, уведя его или ее с пути зла. И в данном случае я соглашусь с Симфонием: Набат был уникален в своей способности воскресать после смерти. Ибо если бы каждый мог воскреснуть, то зачем был бы нужен Набат?

13 Слышишь звон…

В том, что Грейсон превратился в Набата, была заслуга — или вина — курата Мендосы. Курат сыграл ключевую роль в создании нового имиджа Грейсона. Да, идею «пойти в народ» и поведать миру, что он по-прежнему держит связь с Грозовым Облаком, выдвинул сам Грейсон, но именно Мендоса придал этому событию особый блеск.

Курат был искусным стратегом. До того как озлобиться на идею вечной жизни и стать тонистом, Мендоса работал в маркетинговом отделе компании, производящей безалкогольные напитки.

— Это я придумал синего полярного медведя для продвижения «Антарктиколы», — как-то рассказал он Грейсону. — В Антарктике и обычных-то белых медведей нет, не то что синих, поэтому мы их сконструировали с помощью генной инженерии. И теперь при одном слове «Антарктика» всем тут же на ум приходит синий полярный медведь.

Многие считали, будто Грозоблако умерло, а то, что тонисты именовали Великим Резонансом, было его предсмертным воплем. Мендоса предложил тонистам иную интерпретацию.

— Грозовому Облаку явился резонансный дух, — утверждал Мендоса. — Живой Тон вдохнул жизнь в то, что некогда было искусственным мышлением.

В этом был смысл, если смотреть на вещи сквозь линзу тонистских убеждений: Грозовое Облако — чистая, холодная наука — под влиянием Живого Тона преобразилось в нечто гораздо более величественное. А поскольку в подобных случаях особое значение имеет цифра «три», то для завершения троицы требовался еще один элемент — человеческий. И тогда явился Грейсон Толливер — человек, который общается с живым Громом.

Мендоса начал с того, что пустил в нескольких ключевых точках слух: мол, есть такая мистическая фигура, преобразившаяся вместе с Грозоблаком. Тонистский пророк, связующее звено между духовностью и наукой. Грейсону концепция казалась сомнительной, но захваченный идеей Мендоса принялся убеждать его:

— Вообрази, Грейсон: Грозоблако будет говорить твоими устами, и через некоторое время весь мир станет прислушиваться к каждому твоему слову. А разве не этого хочет Облако — чтобы ты был его гласом в мире?

— Ну, моему гласу далеко до грома, — возразил Грейсон.

— Да хоть шепчи — людям все равно будет слышаться гром! — сказал Мендоса. — Уж поверь мне.

Затем Мендоса вознамерился упорядочить иерархию внутри культа тонистов, что помогло бы объединить разнонаправленные секты, а подобную задачу легче решить, сплотив массы вокруг одной личности.

Мендоса, много лет ведший тихую, неприметную жизнь в качестве настоятеля монастыря в Уичито, вернулся в родную стихию — стихию мастера пиара. Набат стал его новым товаром, а для Мендосы не было ничего более захватывающего, чем ажиотаж торговли, особенно когда предстояло продать один-единственный экземпляр, имеющийся на мировом рынке.

— Теперь осталось придумать титул, — сказал Мендоса Грейсону. — Имя, соответствующее убеждениям тонистов… или которое можно было бы подогнать под убеждения тонистов.

Идея назваться Набатом пришла в голову Грейсону. Его фамилия была Толливер, а одно из значений слова toll — это «колокольный звон» [4] , так что, можно сказать, таково было предназначение свыше. Грейсон весьма гордился своей придумкой — до того момента, когда люди и вправду начали называть его так. Что еще хуже, Мендоса изобрел помпезный титул, с которым и стал к нему обращаться: «ваша звучность».

— Этот титул, — объяснял он Грейсону, — ну, он… как бы отзванивает.

4

Здесь мы встречаемся с кошмаром всех переводчиков — обычной для Н. Шустермана игрой слов, труднопереводимой на русский язык. Как говорил переводчику автор, слово toll — многозначное, оно означает и «(погребальный) колокольный звон», и «плата за услугу», и «дань, пошлина». Как сказал переводчику автор, он имел в виду все эти значения. Это слово также входит составной частью в слово atoll (атолл, коралловый остров) и в фамилию Грейсона Tolliver.

Грейсон взвыл.

Люди, однако, восприняли новшество нормально, и пошло-поехало: «Да, ваша звучность», «Нет, ваша звучность», «Чего изволите, ваша звучность?» Что за нелепость! Ведь Грейсон каким был, таким и остался. И тем не менее сейчас на него смотрели как на боговдохновенного провидца.

Затем Мендоса нашел впечатляющее место для аудиенций Набата и установил порядок: только один проситель за раз. Так Набат не будет слишком доступным, что придаст его облику еще больше загадочности.

Грейсон пытался возражать против торжественного церемониального одеяния, которое Мендоса заказал у одного знаменитого дизайнера одежды, но к этому времени поезд уже покинул станцию.

— Во все века выдающиеся религиозные деятели носили необычную одежду, выделяющую их из общей массы, так почему бы и тебе не поступать так же? — аргументировал Мендоса. — Ты должен выглядеть возвышенным, не от мира сего, потому что в некотором роде ты такой и есть. Ты уникум, Грейсон, и потому тебе надлежит одеваться соответственно.

— Театральщина какая-то! — возмущался юноша.

— Ах, да пойми же: без театральности не обходится ни один ритуал, а ритуал — краеугольный камень любой религии!

Грейсон считал вышитое оплечье, которое носил поверх своей пурпурной туники, смехотворным, однако никто и не думал смеяться; а когда он начал давать официальные аудиенции, то поразился, какое действие оказывает на просителей его одеяние: они падали на колени и лишались дара речи. Набат приводил людей в трепет одним своим присутствием. Мендоса оказался прав: благодаря своему внешнему виду Грейсон шел нарасхват, и народ покупал его с тем же рвением, что и синего полярного медведя.

Вот так, обрастая легендами, его звучность Набат, а вернее Грейсон Толливер, проводил свои дни, утешая страждущих и благоговеющих и передавая им мудрые советы Грозового Облака.

Кроме, разумеется, тех случаев, когда он вешал им лапшу на уши.

— Ты солгал! — укорило Грозовое Облако Грейсона после аудиенции с художником. — Я вовсе не советовало ему малевать в неразрешенных местах и не говорило, что так он обретет смысл жизни.

Грейсон пожал плечами.

— Но ты не утверждало и обратного.