Наблюдатель. Господин изобретатель. Часть VI
Шрифт:
— Ваше превосходительство, дозвольте доложить, что как-то шведские немцы[3] обучают наших механиков.
Расспросил, как шло обучение. Фельдфебель ответил, что шведы работали добросовестно, обучили три экипажа, наши армейцы все убыли по местам службы, теперь только заводские приходят, кому интересно, да их высокоблагородие[4] капитан Зернов заходит. По словам фельдфебеля, шведы учили на совесть, машину разбирали, каждый технический экипаж с помощью ходового натягивал гусеницу, меняя трак и вставляя новый палец, так, как будто чинили разрыв гусеницы. Ходовые экипажи освоили движение в разных режимах, повороты и развороты на месте в разные стороны, проезд в створ ворот на скорости и выполнение змейки.
Собрал шведов, поблагодарил их за добросовестную работу и сказал, что сегодня-завтра их освободят.
А что тут удивительного, шведов на Обуховском видели сотни людей, видели, что они содержатся в бараке с арестантами, кто-то где-то ляпнул, не подумав, журналист ухватился за «жареный факт», все вывернул наизнанку и представил в виде сенсации: шведских инженеров и рабочих арестовали в Петербурге и готовятся отправить по этапу в Сибирь. Поэтому фон Валь получил указание выдворить с треском шведов за пределы Империи, как только они отбудут наказание за нападение на полицию. Поэтому градоначальник немедленно даст указание и за шведами приедет полицейская карета. Далее их отправляют в порт и сажают на первое попавшееся судно, идущее в Стокгольм с отметкой в паспорте о запрете посещения России навсегда. Извинился перед фон Валем и сказал, что я только сейчас ему телефонировал, так как был у государя в Крыму и он пожелал видеть мою машину в Ливадии, но теперь ее туда поведет русский экипаж.
Потом попросил телефонную барышню соединить с моим особняком. Ответил Артамонов, рассказал ему о том, что сейчас привезут шведов в полицейской карете под охраной, для того, чтобы они забрали свои вещи и чтобы дворецкий собрал им какой-нибудь узелок с харчами: хлеб, ветчина, сыр. После этого протелефонировал дежурному по Военному министерству, спросил, на месте ли Министр и записался на три часа пополудни.
Вернулся к шведам и объяснил, что я рассчитывал их принять у себя, но ситуация осложнилась тем, что шведские газеты каким-то образом узнали о их похождениях в России и теперь обеспокоены, как бы их не засудили и не отправили в Сибирь. Поэтому они будут отправлены домой немедленно, пусть идут и собирают свои вещи. Тут прибежал посыльный от Управляющего заводом и передал, что тот приглашает меня к себе в Заводоуправление.
В кабинете Управляющего мы были одни, я демонстративно оглядел скептическим взглядом обстановку и заметил, что кабинет у Управляющего Путиловским заводом просторнее и обставлен лучше.
— Ваша светлость, зачем вы мне это говорите. Я и так знаю, что лучше.
— Да вот, думаю, что вы собрались покинуть государственное предприятие и уйти, так сказать, «на частные хлеба». И что, намного больше жалование, если не секрет?
— Ваша светлость, я не собираюсь никуда уходить..
— А вот мне показалось, по вашему отношению к делу, за которым следит сам государь, что вы уже и место себе нашли. Почти час до полудня, а с машиной никто ничего не делает и ничего не сделано было за целый месяц. Вы телеграмму из Ливадии получили? Показ государю через две недели, из которых половина уйдет на дорогу, то есть у вас всего неделя, чтобы установить бронирование и вооружение. Вы его получили? Я конечно, могу показать машину так как она есть, но разговор шел о готовом изделии, так, как машина появится на поле боя. В Ливадии генерал Чернов и полигон для стрельбы из орудия и пулемета готовит, а где они? Вы не боитесь, что вас с треском погонят отсюда и после такого скандала возьмут разве что конторщиком в мелкую артель?
Пока я произносил этот монолог, сытое лицо Управляющего с тщательно ухоженной раздвоенной бородой и бакенбардами то краснело, то бледнело, а в конце пошло пятнами.
Как бы и здесь не понадобились сердечные капли.— Да я…, да мы…, машина занята была все время, обучали на ней, вот и не сделали ничего.
— Да вижу, с утра сегодня тоже обучали, там и пары не разведены, и ночи все в вашем распоряжении было, сколько таких вечеров и ночей уже прошло? Чертежи-то хоть готовы? Давайте их сюда! И инженеров с техниками тоже. Объясните им, что заказ от государя, срочный, поэтому работать придется в три смены круглосуточно, но кровь из носа, за неделю закончить. Снимайте рабочих с других заказов, надеюсь, вы поняли, что речь идет о вашем кресле?
Чертежи были действительно готовы, но я хотел поправить, в зависимости от того, какой будет обзор: если плохой, придется делать пресловутую командирскую башенку, но это дело наживное. Сказал, что буду проверять ход работ, которые должны проводится, не взирая на выходные, 24 часа в сутки, срок окончания — 11 сентября. Как вы договоритесь о распределении бригад — не мое дело, мне важен конечный результат, о чем я сразу проинформирую Военного Министра и Государя Императора. Сказал, что заеду послезавтра, тогда и оценим, как вы исполняете приказ своего государя.
Карета за шведами уже прибыла, я попрощался и, видя, что они растеряны, сказал, что их сейчас отвезут в мой особняк за вещами, а потом сразу в порт, чтобы не волновались, в Сибирь не повезут. С тем варяги и уехали.
Зато появился Зернов, спросил его, как с артиллеристами и вооружением. Олег ответил, что вооружения он не видел, а артиллеристы как пришли, так и ушли, мол, пока им тут делать нечего. Спросил про фельдфебеля, капитан дал ему самую лестную характеристику, чего не скажешь о двух других мехводах — не прониклись они, подошли формально, так же как и кавалерийский поручик — командир второго экипажа, этому машина и вовсе не понравилась, он так и не научился ею управлять, случись что с мехводом. Переписал фамилии для доклада Ванновскому. Уточнил, как тут с обедом — выяснилось, что обходятся кто чем, с собой приносят, а Олег терпит до вечера (не идти же офицеру с узелком на завод), потом едет домой.
— Сегодня тут мастеровые работать будут — вон уже толпа идет с листами железа. — действительно, стали примерять и чертить прямо на листах, сверяясь с чертежом инженера. — Что это за сталь и выдержит ли она винтовочную пулю с 15 шагов?
Инженер ответил, что такие листы ставятся на надстройки миноносцев и выдерживают пулеметную пулю. Спросил, с какой стороны лучше сделать дверцу. Мы с Олегом подумали и решили, что слева, справа будет пулемет мешать, вернее, пулеметчик, второй номер, если он за пулеметом. Еще надо не забыть сделать поручни возле дверцы. Инженер сказал, что все понял и ушел в цех, готовить броню к установке. Я же предложил перекусить и распить бутылочку хорошего вина, а когда Олег спросил, где же его взять, хорошее-то, ответил, что у меня в вагоне. Потом мы решили проехаться в вагоне до Николаевского[5] вокзала, а там взять извозчика и через четверть часа — дома.
Посмотрел пришедшую почту, оказывается позавчера пришла телеграмма из Джибути, Хаким спрашивал кодовым сообщением, куда двигаться дальше (была у нас такая договоренность, а вдруг посольство полковника Артамонова отпустят и они свои ходом уйдут через Массауа, разминувшись с Хакимом, тогда и в горы соваться ни к чему). Протелефонировал генералу Обручеву: нет, никаких новостей от Артамонова не было, поэтому попросил дворецкого отправить Хакиму телеграмму «запросите конечную цену» — то есть приказ следовать в Харар, забирать Исаака или, по крайней мере, нашу выручку за шелк и дальше — к послу в Аддис-Абебу, с божьей помощью.
Ефремыч сказал, что шведы все забрали, оставили четыре золотых околоточному на новый мундир и уехали. В почте было письмо от Торстена с вопросом, что там случилось на самом деле, и можно ли отправлять оставшиеся «Стеноры». Написал телеграмму. «Стеноры отправляй зпт встречай своих отплыли сегодня зпт подробности письмом» — вторая телеграмма на отправку. Больше ничего срочного нет, письмо Норденфельту напишу вечером, собрался и отправился к Ванновскому в Военное Министерство.
На этот раз Министр принял меня сразу, тоже задал вопрос о шведах, я ответил, что все урегулировано, их отправили домой и все, что могли, они сделали.