Начальник милиции. Книга 6

Я провел Мухтара в палату, где лежал Грицук. Дал ему занюхать постель. Тот поводил носом по простыне со следами крови. Ощерился и зарычал. Видимо, вспомнил гада, каков он был на зубок.

— Ищи, ищи, — скомандовал я.

Пес уверенно потянул меня в коридор, а оттуда не в холл, как я ожидал, а куда-то в сторону. Пройдя закутками, мы очутились перед дверью черного хода. Она не заперта, да и паутина с нее сбита. Приглядевшись, я обнаружил, что навесной замок просто-напросто сорван вместе с петлями. Он даже валялся здесь же, рядом с гнутыми ржавыми шурупами — крепеж был вырван с «мясом». Руками так его не сломаешь, значит, у псевдопрокурорской дамочки была фомка или что-то подобное. Прут металлический, например, или гвоздодер. Но эти гаврики, что охраняли задержанного, сообщили, что в руках у женщины ничего такого не было — уж это бы они, надо думать, запомнили.

Тогда что? Значит, она подготовилась заранее и припрятала прут где-то в больничке. Нужно опросить всех медицинских работников, даже тех, кто сегодня не на смене.

Но почему преступница не вышла через основной выход, а повела Сафрона через черный, если у нее были форма и документы? Пряталась? Но ведь перед сотрудниками все одно уже засветилась, так какой же смысл? Вероятно, боялась, что те сообразят, позвонят начальству и поймут, что их облапошили. Опасалась погони, вот и вывела Грицука через другую дверь. В том, что они прошли именно здесь, я уже не сомневался.

И Мухтар воодушевился — на ступеньках нашел свежие следы крови. Так, хорошо, ясно — у покусанного, похоже, разошлись швы, и рана кровоточит. Я даже оглянулся ещё раз — вдруг Сафрон сдох от потери крови, и сейчас я найду его где-нибудь валяющимся под лестницей.

Но нет, никто, к сожалению, не валялся, а ниточка кровавого следа упрямо тянулась по ступенькам дальше, к выходу. А на улице она затерялась в траве. Исчезала, но не для Мухтара. Пёс чуял дух Грицука, ведь кровь для собаки — это сильный носитель запаха человека. Но, едва мы прошли шагов двадцать в сторону дороги, след окончательно исчез на обочине.

Все ясно, беглецов подобрала машина. Или сообщник, или таинственная незнакомка сама села за руль. Следов шин не видно, грунт-то здесь основательно заезжен. Наверняка, уже после их бегства не одна машина здесь проколесила.

— Ой, какой песик, а можно погладить? — к нам подошла пионерка.

Косички, банты, нос-курнос и россыпь задорных веснушек, а за спиной ранец. Обычная такая отличница, и, судя по пытливому взгляду, еще и, скорее всего, председатель совета отряда в своем классе.

— Служебных собак нельзя гладить, — улыбнулся я девчушке, — но тебе разрешу, если расскажешь, что ты видела. Кто-нибудь выходил из этой двери?

Я кивнул на черный ход больницы, что выходил во дворик, поросший кустами, где играла ребятня, в том числе и эта девочка. По чумазому лицу я понял, что играли они здесь давно и могли что-то видеть.

— А вы из милиции? — воскликнула она. — Я слышала, что у вас начальник новый. Говорят, он сам все преступления раскрывает и всех-всех преступников ловит.

— А кто тебе это сказал?

Надо же, какие сведения у ребёнка.

— Тетя моя, она инспектор по делам несовершеннолетних.

— И что еще твоя тетя рассказывала?

— Что он всегда с собакой ходит. Важный такой, и все преступники города его боятся. Ой! — девчонка прикрыла рукой рот, косясь то на Мухтара, то на меня. — Так это… это вы начальник милиции?

— Может, и я. Ты лучше расскажи про тех, кто выходил с черного хода примерно час назад. Видела? Ты же здесь давно…

— Ой! А это преступники были? Еще как видела, — кивала пионерка. — Двое вышли. Один здоровенный и злой. Хромал сильно, в больничной пижаме полосатой. В ней он на узника был похож, каких в фильмах показывают. А вторая — красивая женщина в форме. Синей такой, но без погон. Она мне лесника напомнила. Но разве бывают женщины-лесники?

— Что дальше было? — подторопил её я.

— Они сели в машину и уехали.

— Какая машина?

— Белая. Я точно не помню. Или желтая. Ой, нет, вроде, белая.

— Марка какая?

— Что?

— Ну, жигули или «Волга». А может, «Москвич»?

— Не-ет. Точно не «Волга», «волги» я знаю, а в остальных не разбираюсь. Нет, всё-таки не белая, а желтая была…

— Ясно, — вздохнул я, понимая, что госномер автомобиля спрашивать бесполезно. — А что еще ты заметила?

— Да ничего… — пожала острыми плечиками девчонка. — Вышли и уехали. Ну, мужчина только сердился сильно. Аж зубами скрипел.

— На кого сердился? — озадачился я.

— Не знаю, может, ему идти больно было, — школьница сообразила, что вышли-то они из больницы, даже бросила взгляд на окна, — а может, не поэтому. А женщина держала газету, вы это знаете уже? Вернее, сверток.

— А что в свертке? Не видела?

— Не-а, но он странно смотрелся… я еще подумала, зачем ей этот сверток в руке. Положила бы его в карман, что ли. Ведь у нее в пиджаке карман, наверное, есть.

— Интересно… Спасибо тебе, девочка, как тебя зовут? Давай я твои данные запишу на всякий случай.

— Я Катя, — улыбнулась пионерка. — Катя Зарянова.

— Хорошая ты пионерка, Катя.

* * *

Я объявил план «Перехват» в городе. Запросил приданные силы из области для поимки опасного преступника, поднял на уши оперативные комсомольские отряды, что в рутинные дни помогали в охране общественного порядка. При Кулебякине эта структура работала скорее номинально, чем фактически, но я немного расшевелил комсоргов и руководителей трудовых коллективов и организаций, на базе которых и собирались эти отряды. Теперь комсомольцы частенько выходили с красными повязками на патрулирование улиц. Не каждый день, но в пятницу, в субботу и в день получки на мясокомбинате — обязательно. Мелкие уличные правонарушения мигом пошли на спад, а пару раз комсомольцам даже удалось задержать по горячим следам подозреваемых в краже, а в другом случае — хулигана, что разбил витрину магазина.

Вот и сегодня молодые крепкие ребята (были и девчата среди них, но меньше) вышли на поиски Грицука. Звеньевым я раздал его фотокарточки. Снимок размножил Валентин, пересняв его и распечатав на фотобумаге.

Кроме всяких головняков с побегом, мне приходилось два раза в день отчитываться перед главком о проведении оперативно-поисковых мероприятий. Я отзванивался, сообщал, что Грицук пока не пойман, докладывал о проведенных мероприятиях, о планируемых дальнейших мерах, после выслушивал претензии кабинетных начальничков, что, дескать, плохо работаете. В ответ заверял их, что вскоре поймаем гада. Каждый раз одно и то же. От таких отчетов для поимки никакой пользы, только лишняя бюрократия. Но я уже привык, что в системе МВД ее больше, чем в бухгалтерии. А в новой должности я и сам должен был стать своего рода бюрократом, но пока не получалось. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

Прошло два дня, но результатов пока не было. В обеденное время мы сидели с Эдиком в нашей любимой пельменной и болтали о делах. Он рассказывал, что дал задание бегункам выйти на Гурьева. Под видом покупки договориться у тыловика что-нибудь приобрести из ворованного или конфиската.

— Если выгорит, — с заговорщическим выражением Штирлица шептал Эдик, — я сообщу тебе о месте встречи, и возьмем его с поличным. Вот! Скажи же, классно я придумал, да?

— Угу, — кивал я и хмурился. — Хороший план…