Начало пути
Шрифт:
Она с улыбкой обернулась.
– Привет, Майкл!
– Я вас подвезу,- сказал я.- Садитесь.
Она влезла, и машина сразу осела - не то чтобы пассажирка оказалась такая уж тяжелая, просто, видно, рессоры не в порядке. Гвен Болсовер была, как говорится, женщина плотного сложения, ей уже перевалило за тридцать, и над маленькими розовыми ушами нависали тронутые сединой прядки. Лицо у нее формой похоже было на грушу, озабоченное - и озабочена она всегда чужими делами; судя по сплетням, которые ходили у нас в конторе, у нее не раз бывали дружки, но во всех она разочаровывалась. Почему это получалось,
В машине до того запахло духами, аж голова закружилась, и я насилу взял себя в руки: движение на улицах большое, а раз у меня в машине женщина, отвести душу крепким словцом невозможно - вдруг не так поймет и обидится. Еще совсем недавно я был полон радужных надежд и воображал, что запах духов в машине и следы губной помады на обшивке первой оставит Клодин. Я хотел заехать за ней, когда пройдет месяц после нашей ссоры, и поглядеть, может, опять у нас все пойдет как по маслу. А теперь ее обскакала мисс Болсовер, о которой я и думать забыл,- вдруг такой подарок на меня как с неба свалился. Я уже знал - в жизни никогда не получаешь чего ждешь, или даже притворяешься, будто не ждешь, а сам дума ешь, что так оно верней тебе достанется. Вот почему я старался жить без особых надежд и никогда ничего не ждал. И при этом я преуспе вал в жизни не хуже других, а кое в чем и получше.
Мисс Болсовер спросила, откуда у меня машина, и я сказал - купил на свои сбережения, с пятнадцати лет на это дело откладывал
– Вот как!
– сказала она.- Это прекрасно, когда мужчина та кой целеустремленный. И вы еще так молоды. Интересно, что за человек из вас получится лет через десять? Или через двадцать?
Она жила в районе Уоллатона, и, так как настал уже час «пик», у Каннинг-сэркус проехать было не просто.
– Как хорошо вы ведете машину,- сказала она.- Спасибо мистеру Уикли, ведь это он дал вам возможность выучиться.
– Не такой уж я молодой, мисс Болсовер,- возразил я.- Иногда мне кажется, будто мне не двадцать один, а куда больше, уж это я вам точно говорю.
На крутом повороте ее вдруг кинуло на меня - мягкие руки, извинения,- потом она спросила, где я теперь служу, и я сказал, у Сти-ка и Скалла (это крупнейшее агентство нашего города), но только пока в их Лафборской конторе. Выходило, что это гораздо лучше моего прежнего места, и мисс Болсовер поздравила меня:
– Это для вас большая удача!
– Да,- сказал я, одной рукой правя, а другой доставая сигару, и предложил ей.- Закурите?
Она громко засмеялась, откинула голову.
– Ну, нет! Пока ни малейшего желания, . Я закурил.
– Знаете, Уикли меня уволил, но ведь тут вышло недоразумение. Я-то старался ради фирмы, а он подумал, я для своей выгоды.
– Насколько мне известно,- сказала она,- по его мнению, вы поступили неэтично.
– Как сказать,- возразил я.- Может, он просто хотел от меня отделаться, вот и нашел предлог.
– Не думаю, Майкл. Он всегда очень хорошо о вас отзывался.
– Я ведь и правда еще молодой, мог и ошибиться, ему бы надо это понимать, а он взял и вышвырнул меня.
– Очень жаль,- сказала она.-
Я не знала, что вы так переживаете.– Конечно, переживаю.
Ведь останься я в конторе, я постоянно проделывал бы то же, что с Клеггом, и загребал бы кучу денег, только как следует все обмозговал бы и уж так бы легко не попался. Но чтобы этим заниматься, надо работать в конторе по продаже недвижимости, такая служба-и ширма, и источник нужных сведений.
– Когда меня выставили, это был большой удар для меня, мисс Болсовер,- продолжал я, минуя Рэдфордскую остановку.- И главное, скажу честно: уж очень не хотелось расставаться с вами. Никогда прежде не знал такого удовольствия - проснусь утром и ду маю: сейчас пойду в контору и увижу вас. Не спрашивайте, почему я вам про это рассказываю. Теперь уж поздно.- Я смотрел вперед на дорогу.- Я ведь почему так старался провернуть то дело для фир мы -надеялся, получу повышение, и тогда, может, вы станете получше обо мне думать, а то я по вас вздыхал, а вы меня и не замечали.
Слова сами слетали с языка, словно без моего ведома. Меня так закрутило, что я даже струхнул, но все-таки исподтишка глянул на мисс Болсовер - действует или нет.
Она смотрела прямо перед собой - брови сдвинуты, губы сжаты, вроде глубоко задумалась о чем-то, но только не обо мне. А все-таки немножко покраснела, значит, может, и не так уж далеки ее мысли. Я решил смутить ее еще сильней и сказал - прошу прощенья, не надо было мне затевать этот разговор, да ведь сердце так переполнено, что я уж и сдержаться толком не могу.
– Странный вы, Майкл.
– Самый обыкновенный,- сказал я.- Да разве вы можете не понравиться? Только мне-то вы не просто нравитесь.
Больше я ничего не сказал, ничего не смог придумать. Она говорила, где куда свернуть, и наконец мы подъехали к ее домику на тихой улочке близ Уоллатона. Я не помог ей выйти из машины, она сама вышла и стояла теперь у открытой дверцы. Если с самого начала станешь прикидываться больно воспитанным, никогда ничего не добьешься.
– Может, зайдете?
– предложила она.- Выпьем чаю. Вы так любезно меня подвезли.
Было ветрено, щеки у нее раскраснелись, тянуть дальше не стоило.
– Разве что по-быстрому,- сказал я.- Я обещал матери свести ее на симфонический концерт в Альбертхолл.- Ложь была совсем невинная, просто я хотел, чтоб мисс Болсовер было со мной полегче, я ведь знал - она-то всегда ходит по концертам.
– Я тоже хотела достать билеты на сегодня, но не удалось,- сказала она, когда я выключил зажигание.
– Возьмите мой.
– Ну, что вы, разве можно так обидеть вашу маму?
– Да, верно,- сказал я и захлопнул дверцу.- Она любит Бетховена. Она бы здорово обиделась.
Кто врет, того все любят, но лучше не зарываться. Я взял стоявшую у двери бутылку молока, вошел за мисс Болсовер в жалкий домишко в ложнотюдоровском стиле - и на меня пахнуло спитым чаем и отсыревшей обивкой. Мисс Болсовер усадила меня на мягкую плюшевую тахту, а сама засуетилась в кухне, но дверь была отворена, и теперь, когда она сняла пальто, я любовался ею, как нередко бывало в конторе. Чудно: пока работаешь рядом с людьми, они вроде и не смотрят в твою сторону, а как тебя выставят за дверь, тут-то тебя и замечают.