Начало

— Второй, третий, держите коридор, серебром, — прохрипел я, тормозя восприятие до обычного. Началась расплата. Секунд пять я приходил в себя.

— Третий — первому, — заставил меня поторопиться Тирли. — Тут с шестым проблемы, сам двигаться не может.

— Мы займемся, выполняйте приказ, — мой голос уже напоминал рычание. Усилием воли я постарался убедить себя, что с моим организмом все в порядке и побежал назад. На полпути разминулся с Тирли.

— Контроль на вас, — вспомнил я в последний момент и наклонился над священником. Отец Яков выглядел неважно, из носа текла кровь, а все лицо было в поту. И еще его ощутимо трясло.

— Что с тобой, — спросил я, вздергивая его на ноги за шиворот бронежилета.

— Они начали ритуал, — священник сплюнул кровь, — был ментальный удар, не очень сильный, тех, кто на поверхности точно не задело. Вы имунны, я смог защититься. Быстрее, прошу вас, нельзя дать им закончить…

— Хреново ты защитился, — Комар уже прикрывал нас со спины.

— Обычный человек уже умер бы, я не успел никого прикрыть, — вроде бы Яков начал понемногу приходить в себя. — Быстрее, говорю тебе, они уже начали приносить жертвы, ментальная атака была для того, чтобы жертвы не сопротивлялись, оставаясь при этом в сознании.

— Второй, третий, четвертый, — скомандовал я, — вперед, быстро. Даю добро стрелять во все, что движется.

— Принял, — это Стингер, двое остальных эхом повторили за ним, — я впереди, Четвертый — прикрываешь, третий, рядом с четвертым.

Мой зам прекрасно знал, что после транса, мне нужно некоторое время прийти в себя и перехватил руководство. Мы же с Комаром потащили следом за ними священника. Теперь коридоры были освещены, каждые метров десять на стены укреплены факелы. Черт, они что, такие традиционалисты? Не проще было притащить сюда аккумуляторные фонари? Факелы — это конечно чертовски романтично, в теории, на практике же это крайне неровное освещение, неприятный запах и потеки копоти на стенах. Да и делать их надо уметь.

Впереди идущая тройка начала постепенно от нас отрываться. Я уже хотел приказать не убегать из зоны видимости, когда впереди зазвучали пулеметные очереди. Им ответили импортные автоматы, звук перепутать было невозможно. Стреляли явно не профессионалы, очереди на пятнадцать-двадцать патронов. Наши начали огрызаться короткими, четко отсекая по три патрона.

— Второй — первому, — раздался голос Стингера в наушнике, — сразу за поворотом примите вправо, только третьего там не подстрелите. Ну куда ж ты… — его голос прервала автоматная очередь, потом еще одна. — Ебать колотить, шож вы творите-то уебки…

Я ускорил шаги. Крайне невоздержанный на язык в обычной обстановке, в бою Стингер становился на редкость молчалив, чтобы он начал материться, да еще не отключив связь — должно было произойти что-то очень неординарное. Оба автомата впереди разродились длинными очередями и практически одновременно осеклись. По ходу, ребята выпустили остатки патронов и перезаряжались. Теперь стрелял пулемет, причем Потапыч по ходу сохранил хладнокровие и стрелял по-прежнему короткими очередями.

Метров через тридцать тоннель разветвлялся, влево и вниз уходила неосвещенная часть, в правом так же горели факелы. Сразу за поворотом открылся достаточно большой то ли зал, то ли пещера, которой придали круглую форму. Мы выскочили на балкон, опоясывавший весь зал и огражденный невысокими, по колено примерно, перилами. С четырех сторон к центру зала плавным изгибом спускались пандусы. В центре же располагалось круглое же возвышение диаметром метров пять. По его периметру стояло несколько, тринадцать, автоматически сосчитал я, фигур в балахонах. Просто стояли на равных расстояниях друг от друга, раскинув в стороны руки. Чем-то они напоминали знаменитую статую Христа из Рио, вот только балахоны были темно-багровые, почти черные, да лица закрыты капюшонами.

Вспомнив рекомендацию Стингера, я резко принял вправо, ища взглядом Тирли. Тот обнаружился присевшим у перил и передергивающим затвор автомата. На ближайшем пандусе в куче лежало пять или шесть трупов, явно срезанные очередями из «Калашей». Причем никаких попыток распасться на месте они не делали, из чего я заключил, что это скорее всего были люди.

— Блядь, похоже, мы опоздали, — произнес за моей спиной Комар. Я снова посмотрел в центр зала. Точно по центру возвышения стоял камень, больше всего напоминавший саркофаг. Метр на метр в сечении и метра два с половиной или три в длину. А вокруг него валялось не меньше двух десятков людей. Разные, мужчины и женщины, разных цветов кожи. Точно различить национальности из-за расстояния у меня не получалось. Почти все в гражданской одежде, только двое выделялись камуфляжем. Внутри круга сновали еще четыре фигуры в таких же багровых балахонах. Двое брали людей за ноги и за руки и укладывали их поверх саркофага лицом вверх. А вот двое остальных… Они приносили жертву. В руках у них были ножи, один уверенным движением вспарывал горло, перерубая сонную артерию, потом разрубал грудную клетку и рукой вырывал сердце. Второй вскрывал бедренные артерии и разрезал живот. Кровь стекала на камень ручьем. Но, обильно заливая камень, кровь не попадала на пол, а как бы впитывалась в него. Саркофаг, изначально видимо грязно-серого цвета, уже на три четверти был кроваво-красным. Верхняя часть пошла трещинами.

Комар выдал затейливую матерную фразу, я же молча отпустил священника, вскинул автомат к плечу и выпустил несколько коротких очередей по двум ближайшим фигурам из оцепления. Мог поклясться что попал, но… Примерно за полметра, до спины ближайшего, пули просто остановились, повисели секунду и с мелодичным звоном осыпались на пол. Не желая признавать свою беспомощность, я потянулся к спуску подствольного гранатомета, одновременно рявкая в рацию:

— Стингер, гранату, эфку, остальные ВОГами…

— Стойте, — надсаживаясь крикнул отец Яков, — я сейчас… Я смогу, мы еще не опоздали…

Я удивленно оглянулся на священника. Тот встал на одно колено и, молитвенно сложив руки, на груди что-то бормотал себе под нос. Прислушавшись, я разобрал фразы из отче наш: «… да пребудет воля твоя, да придет царствие твое…» К моему удивлению сперва руки, а потом и лицо священника начали светиться каким-то белым, неестественным светом. Из центра зала донесся слаженный, многоголосый вопль ярости. Отец Яков забормотал еще быстрее.

Внезапно раздался громкий треск и хлопок. Переведя взгляд к возвышению, я увидел, что камень рассыпался на мелкие куски. На его месте клубился сгусток какой-то черноты.

— Да стреляйте же, — истошно завопил священник, на секунду прервав молитву, и тут же возобновил бормотание. Мы же одновременно открыли огонь, уже не заботясь о длине очередей. Лично я думал только о том, как удержать отдачу и не дать стволу уйти вверх. Лучше всех получилось у Потапыча, он явно одной очередью высадил все, что оставалось у него в ленте, зацепив при этом семь или восемь балахонистых. Только пули у него в пулемете были обычные, так что тех просто расшвыряло по возвышению. Двоих кто-то из нас точно зацепил серебром, они осели кучами тряпья. Оставшиеся на ногах начали подхватывать своих компаньонов и затаскивать и в черную дымку, по прежнему клубящуюся в центре и вроде как даже увеличившуюся в размерах.

— За ними, быстрее… — пробормотал отец Яков у меня за спиной. — Там проход, я держу его, но надолго меня не хватит. Эта тварь не должна уйти.

— Быстрее, за ними, — закричал уже я, переворачивая магазин в автомате. — В эту черную хрень в центре.

Потом мы с уже перезарядившимся Комаром, не сговариваясь, подхватили священника под руки и побежали вниз по пандусу. Тирли вообще сиганул через перила. Первым к черному облаку добежал Стингер. Притормозил, выпустил в облако очередь патронов на десять и рыбкой нырнул туда, выставив вперед автомат. Следом за ним прыгнул Потапыч, забросивший пулемет за спину и держащий автомат наизготовку. Только он прыгнул как-то боком, выставив вперед ствол. Потом Тирли. Мы с Комаром с размаху зашвырнули в облако священника и один за другим прыгнули следом. В последний момент облако мне показалось уже не совсем черным, в его глубине проскакивали вроде как фиолетовые и зеленые искры, постепенно растягивающиеся в полосы и причудливо переплетающиеся между собой. И тут какая-то сука выключила на мгновение свет, а еще через секунду я, подсознательно ожидая падения на камень, рухнул на довольно таки мягкую землю, поросшую зеленой травой. На автомате перекатился через плечо, стараясь не побить винтовку, закрепленную за спиной, и утвердился на одном колене, вскинув оружие на изготовку.

Шейелена Теорн аэп'Шееллайт. [2] тифлинг, Дея, 42-й день первого сезона [3] 1218 смена от Основания (по летоисчислению Оэсси) [4]

— Что такое большое, черное, в кустах стоит?

— Не знаю?

— Рояль это.

— А почему в кустах?

— Мой рояль, куда хочу — туда и ставлю!

Старая глупая детская загадка-шутка.

2

Правила именования принятые у тифлингов. Первая часть — имя собственное, третья, она же последняя — имя демона-прародителя с приставкой аэп, в данном контексте обозначающей — «потомок». В середине вставляют название клана, в который входит тифлинг. Средняя часть имени может меняться в случае, если тифлинг решит сменить клан, а такие случаи вполне возможны. Изредка встречаются тифлинги, живущие сами по себе. В их имени клан не упоминается и состоит оно, в данном случае, из двух частей, имя собственное и имя прародителя.,

3

Принятый на Дее календарь, «купеческий»: Смена сезонов (год) 380 дней, смена делится на четыре равных сезона, по 95 дней в каждом, и привязана к климатическим сезонам, соответственно лето, осень, зима, весна. Дату так и называют, порядковый день сезона и его номер. Отсчет новой смены начинают с первого дня лета, лето — первый сезон, осень — второй и так далее. В официальных календарях более мелкое деление не предусмотрено, но иногда считают для удобства еще и дюжины дней. Подавляющее большинство разумных работают — когда есть работа, и отдыхают — когда работы нет или когда устали, понятия недель, будних и выходных дней как-то и не возникли за ненадобностью. В некоторых из Десяти городов начали вводить понятие рабочей десятидневки и следующих за ними двух выходных, цикл называют рабочей дюжиной. Но применяется подобный счет только в десяти городах, и то далеко не везде. Более того, рабочие дюжины в каждом городе свои и никак между собой не согласованы.

4

Смены каждое маломальское крупное государство (мелкие, впрочем, не отстают, стараются, во всяком случае) считает самостоятельно. Очень любят формулировки «от Прихода», «от Создания», «от Воцарения» и тому подобные. Наиболее плохо с этим обстоит в десяти городах, каждый город ведет счет от своего основания, и рвется доказать что он самый старший из десяти. Хроники постоянно подтасовываются и не раз откровенно фальсифицировались. Круче всего в Сарене, за последние сто смен магистрат восемь раз менял дату основания, соответственно переделывая весь календарь. Впрочем, есть подозрение, что все дело там было в финансовых махинациях.