Начинка
Шрифт:
Отец пару раз переносил важные переговоры и встречи на работе, чтобы не оставлять дочь наедине с собой. К сожалению, он делал это не из-за беспокойства и безграничной любви. Скорее, причина в безопасности и ответственности перед законом. Кому захочется быть обвинённым в том, что, оставив дочь без присмотра, она в порыве воспламенения пика болезни упала и разбила голову о рядом стоящий туалетный столик? Или что она кубарем скатилась по лестнице в надежде добраться до помощи через телефон на кухне, а вместо этого получила смертельный исход? Но очень скоро Джимм вспомнил о чудесной «знакомой», и уже в пятницу и все выходные он мог с лёгкой душой снова являться домой лишь под ночь, запираться в своём кабинете
А сама девушка напрочь отказывалась спать.
Сколько же усилий и попыток выбраться из помутнения рассудка были на счету. Сколько ненавистных криков и оскорблений сыпались в сторону расплывчатых лиц, казавшихся самыми кровожадными врагами, так и жаждущими увидеть, как Кира, неосознанно рыдающая и царапающая себя от непонимания происходящего и жажды освободиться, склонит голову. Сколько времени потребовалось, чтобы полностью смириться?
Ей кололи уколы с неизвестными жидкостями, отвлекая брыкающуюся девушку разговорами о новостях по всему миру, как будто это её когда-нибудь интересовало. Пару раз, в самом начале некой лихорадки, какой-то мужчина пытался самолично покормить её с ложки, практически приказным тоном веля подчиниться и не создавать ему ещё порцию проблем. Кира узнала по звуку голоса своего отца и, видя перед глазами обрывки прошлого, стёртые или полуничтоженные, искажённые в сознании, почти слепо выставила руку с заметно отросшими ногтями.
Сука. Мерзкая гниль.
Джимм в отместку за глубокую царапину на своей щеке перешёл к более умному и практичному способу поддержания жизни — просто перестал пытаться, без обдумий доверив или, может, бросив дальнейшую судьбу Киры в ласковые гладкие руки идеальной Гестии Анродс.
— Я вытащу тебя, я сделаю это, Кира, — иногда подобные слова доносились до её слуха, но рыжеволосая не реагировала на них. Ей не требовалась чья-то помощь. Она уже говорила это Рэю, мистеру Кемриту, но почему-то никто не желает считаться с чужим мнением. Они проявляют эгоизм похлеще Киры, играя в добродетелей.
Уж лучше бы она умерла. Эта смерть была бы незаметной для неё самой: в бреду, не чувствуя ничего, кроме тупых отголосков собственной личности и мешанины других. Кира уверена, что так было бы лучше всем им. И ей тоже.
А жизнь во вселенной шла своим ходом. Когда Кира впервые за долгое время почувствовала непривычный чистый разум, открыла глаза и увидела всё такое же неизменное солнце, пробивающееся сквозь тонкую линию между двумя шторами. Было тихое сонное утро или уставший ленивый вечер — трудно определить по слабому свету наверняка.
Она захотела подняться с постели. Глубоко вдохнула и предприняла попытку, слабо оперившись руками о матрас, но поначалу никак не выходило. Тут наконец результат практически непрерывного лежания столько дней, частые отказы от еды и насильное погружение в сон при помощи снотворного в безобидной на вид воде или чае с примесью других спасительных лекарств из рук Гестии дали о себе знать.
Ей действительно тяжело сразу войти в привычное русло, вернуться к обычной жизнедеятельности. Это так неприятно — не иметь возможность самостоятельно передвигаться по дому без риска упасть с непривычки. Конечно, не было бы лишним позвать хозяйничавшую на кухне женщину, которая возомнила себя чуть ли не членом их жалкой семьи, но Кира справится одна. С ошибками, через боль и опасения. Скоро придётся совсем не сладко, она-то знает.
Засвистел чайник, показавшийся чрезмерно громким для Киры. Она метнула недовольный взгляд на приоткрытую дверь и вдруг смогла полностью подняться. Несколько неуверенных шагов в сторону зеркала, чтобы увидеть, как сильно отключка от мира отразилась на её виде. Впрочем, удивляться она не собиралась, прекрасно ожидая нечто
вроде синяков под глазами, лопнувшие капиляры или ещё что-нибудь.Не собиралась, а удивилась.
Ничего не изменилось. Что? Серьёзно? Неужели кроме ярче выраженных скул от похудения да заострившихся черт лица она никаким образом больше не пострадала? Кожа приобрела давнишний здоровый оттенок, и общее впечатление создалось такое, словно она хорошенько так поспала на пару часов больше дневной нормы, устранив всю усталость. Правда, волосы были взъерошенными, но опять не катастрофически для недели практически беспрерывного лежания в кровати.
Тишина повторно прервалась собственным судорожным вздохом и неуместным звоном посуды, вызывающим такое же раздражение, как в случае с чайником.
Кира поняла, что Гестия расчёсывала её каждое утро и вечер. Значит, сейчас лишь близится время к завтраку, и женщина ещё не заглядывала к девушке. Взгляд метнулся к прикроватной тумбочке в поисках конкретной вещицы, и через пару секунд Митчелл нашла среди стопки учебников, проводов из наушников и зарядки да блистеров из-под таблеток для её лечения нужное. Телефон был почти разряжен и поставлен в режим самолёта. Кира точно помнила, что не делала последнего. Неужели на устройство поступало столько звонков и сообщений, перечеркнувших чьё-то терпение? Отцу нет дела до её переписок с кем-то, если это, конечно, не угрожает его собственной репутации.
Несмотря на хороший внешний вид, внутри Кира чувствовала себя подобно перепившему и обкурившемуся человеку. Путь на кухню представлялся сложным испытанием, где препятствием служила собственная нетвёрдая походка и подкатывающий к горлу ком тошноты. Хорошо, что в её желудке нынче было шаром покати. Да ещё это постоянное желание щуриться или вздрагивать от любых ярких отблесков или резких звуков. Чёрт, как можно так шуметь?
Хотелось сначала разведать обстановку, прежде чем выдавать своё присутствие. Уметь незаметно наблюдать за людьми у Киры всегда неплохо получалось. Но, бегло осмотрев как всегда идеальные блестящие волосы Гестии Анродс, а затем опускаясь ниже, что-то насторожило. Причём в плохом, недобром смысле.
Из-за ступора и некой расстерянности она поспешила опериться о перилла, не заметив, как до этого отошла на достаточное расстояние, чтобы теперь словить воздухом пустоту и, шикнув, нелепо распластаться на полу.
Идеальнее способ раскрытия себя просто не придумаешь. Гениально. Идиотка.
— Кира! Боже мой, как ты себя чувствуешь? Почему ты не позвала меня? — всплеснула руками Гестия и повернулась к девушке лицом, позволяя той, уже полуприсевшей, узреть больно знакомый фартук цвета персика с небесными узорами. — Давай, я уложу тебя обратно в постель: сомневаюсь, что тебе сейчас не тяжело долго стоять…
Внутри всё запылало жаром, укротить который было почти невозможно. Это непредвиденная ситуация, Кира не ожидала такого, не ожидала этого грубо подлитого масла в ранее спокойный огонь. Спина от удара болела не так сильно, как рвущаяся наружу злость.
— Я в полном порядке.
Ей безумно хотелось, чтобы слова оправдывали реальность, но не для своего блага, а для вреда чужой женщины, посмевшей взять вещь, значение которой трудно объяснить простыми словами.
— Фартук принадлежит маме.
— О, мне жаль… Мистер Митчелл любезно его предоставил мне, но если ты не хочешь… — она всерьёз чувствовала себя виноватой и на конце фразы беспомощно сплела длинные пальцы. Кира не хотела признавать, но фартук как нельзя кстати подходил ей по цветовой гамме, добавляя ещё больше ангельского очарования, создавая впечатление никому не желавшего зла существа, и каждый человек бы не выдержал такого давления и невольно испытал бы сам угрызения совести.
— Моё мнение здесь ничего не значит. Носите, сколько душе угодно.