Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование

Анализ социально-культурных особенностей этносов, предложенный в докладе Военного министерства, нельзя назвать глубоким. Значимые для службы в армии аспекты рассматривались не на статистическом или этнографическом материале, а на довольно вольных трактовках качеств того или иного народа. Например, физическая годность к военной службе описывалась в терминах «хилость», «слабость», «ловкость» и т. п. Этнокультурные характеристики содержали эпитеты «природные воины», «несравненная отвага», «храбрость», «лихость», «природный ум» и т. п. Несмотря на то что на подготовку доклада было потрачено несколько лет, в нем было крайне мало точного цифрового материала даже о численности мужского населения и в то же время – чрезмерно много поверхностных оценок и домыслов (например, о бурятах говорилось: «Массового уклонения их от воинской повинности ожидать нельзя, так как бурятам хорошо живется в России» [268] ; о курдах: «Хорошие наездники; по характеру – злопамятны и мстительны» [269] ; о якутах: «Довольно смышленые и обладают подражательными способностями» [270] ) и т. п.

268

О привлечении к отбыванию воинской повинности… С. 12.

269

О привлечении к отбыванию воинской повинности… С. 18.

270

О привлечении к отбыванию воинской повинности… С. 18.

Особое внимание было уделено политической лояльности окраинных народов. В докладе рефреном проходила мысль о том, что «культурная отсталость» тех или иных этносов от русских может быть подтянута именно воинской повинностью, когда «нижние чины – туземцы, уходя со службы в запас, понесут в свои глухие трущобы и аулы более культурный уклад жизни, новые понятия и взгляды, что… обеспечит успешный ход сближения их с русским населением и послужит связующим началом политического единства государства» [271] .

271

О привлечении к отбыванию воинской повинности… С. 16.

Подходящими к организации немедленного призыва в докладе были определены: киргизы [272] , сарты [273] , узбеки, каракалпаки, таджики, дунгане, таранчи [274] , астраханские и ставропольские инородцы (киргизы, туркмены, калмыки, ногайцы), инородцы Томской, Тобольской губерний, Дальнего Востока, Восточной Сибири (буряты, якуты и др.), мусульмане Дагестанской, Терской и Кубанской областей и Закавказья. В отношении большинства из них был применим обычный призыв на общих основаниях; для горцев Северного Кавказа – служба в национальных частях. Лишь незначительная часть населения (граждане Великого княжества Финляндского, турки и курды Закавказья и ряд других) освобождались от службы по причине особой политической ненадежности. Всего, за исключением жителей Финляндии, планировалось привлечь к ежегодному комплектованию армии 97 % этносов, прежде от натуральной военной службы освобожденных [275] . К докладу прилагался законопроект с предложениями Военного министерства, а также смета предстоящих расходов [276] . Несмотря на поверхностный характер доклада в Совет министров, предложения Военного министерства, безусловно, нужно понимать как радикальную реформу комплектования армии. Предложения Военного министерства в Совет министров сведены в таблице 6.

272

Под киргизами в тот период понимались современные казахи и киргизы (последние чаще именовались кара-киргизами).

273

Наименование оседлых узбеков и отчасти таджиков.

274

Ныне уйгуры.

275

О привлечении к отбыванию воинской повинности… С. 24.

276

О привлечении к отбыванию воинской повинности… С. 35–39.

Таблица 6. Предложения о привлечении к военной службе освобожденных от нее частей населения (по данным Военного министерства, представленным в Государственной думе в ноябре 1915 г.)

¹* Ныне азербайджанцы.

²* Так в документе.

Источник: РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 692. Л. 274–274 об.

Однако в условиях войны замысел Военного министерства оказался труднореализуем. Во многих местностях главным препятствием немедленному развертыванию призыва являлось отсутствие посемейных списков, списков призывников и самих учреждений, которые должны были определить территории призывных участков, организовать их работу и осуществлять призыв, а именно – губернских (областных), уездных (окружных) по воинской повинности присутствий. Учреждения должны были быть укомплектованы компетентными в военно-учетном деле специалистами, которых также не было. При самом удачном стечении обстоятельств первый призыв мог быть назначен лишь на 1 октября 1917 г. Правда, военный министр допускал подготовку призыва по сокращенной схеме, как это практиковалось с внеочередными призывами ратников ополчения в текущей войне.

Совет министров оценил специфические проблемы, связанные с длительностью организации призыва (отсутствие во многих местностях посемейных списков и нехватка специалистов), возможными социально-политическими осложнениями на местах, при недостатке войск и полиции для подавления возможных выступлений и, наконец, неизбежной длительностью военной подготовки солдата-инородца в связи с его изначальным низким культурно-образовательным уровнем [277] . Поэтому 27 ноября 1915 г. Совет министров отложил решение на неопределенное время. Так или иначе, самодержавие вернулось к опоре на безотказного русского солдата.

277

Захаров М. Национальное строительство в Красной Армии. М., 1927. С. 23.

В правоте опасений по поводу противодействия призыву со стороны инородцев правительство вскоре смогло убедиться, когда летом 1916 г. была предпринята попытка «реквизиционным порядком на время настоящей войны освобожденных от воинской повинности инородцев империи» привлечь к фронтовым инженерным работам [278] . Фактически речь шла о рытье окопов, сооружении инженерных препятствий и иных тяжелых земляных работах. Это распоряжение резко порывало с традиционными формами отношений нерусских народов империи с Русской армией: либо добровольное вступление в боевые части, либо откуп посредством военного налога. И первое, и второе воспринималось инородцами как традиционная привилегия. И напротив, принудительная мобилизация на полевые работы заведомо ставила их в унизительное положение по отношению к фронтовикам. К тому же многие из них, например кочевники Средней Азии, оказались совершенно непригодны к земляным работам, которыми никогда прежде не занимались; за ними требовался особый уход, а также соблюдение мусульманских традиций и проч.

278

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 3.

Первым к реализации этого мероприятия приступил Туркестанский военный округ. Здесь сразу «возникли тяжкие беспорядки, пролилась русская кровь, пришлось прибегнуть к употреблению оружия», – докладывал царю командующий войсками округа генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин [279] . Беспорядки были направлены главным образом против русских чиновников и их семей и имели ярко выраженный шовинистический характер. Благодаря жестким мерам командования округом, восстание было ликвидировано, население находилось «в подавленном состоянии», но, по сообщению Куропаткина, «настроение плохое, и беспорядки могут возобновиться» [280] . Возникла реальная угроза откочевки большей части скотоводческого населения Средней Азии в Монголию, Китай и Афганистан. Куропаткин ходатайствовал перед царем о предоставлении ему полномочий на месте решать объемы и порядок «реквизиции» туземцев с правом полного освобождения от него или замены денежным налогом. Николаю II пришлось поставить на докладе Куропаткину резолюцию: «Согласен. Ставлю на вид спешное и недостаточно обдуманное проведение в жизнь этой меры, вызвавшей на окраине кровавые беспорядки» [281] .

279

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 51.

280

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 48.

281

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 49.

Те уроженцы Среднеазиатского региона, которым все-таки не посчастливилось быть «реквизированным» до отмены решения, были направлены железнодорожным транспортом во многие уголки империи, вплоть до Архангельска, где испытали на себе все невзгоды русской зимы. Бытовая неустроенность и неприспособленность к суровому климату привели к большой смертности и дистрофии среди них. Побывавший в расположении одной из рабочих бригад офицер Азиатской части Главного штаба восклицал: «Впечатление от этого посещения прямо ужасное; кажется, будто привезены были туземцы Туркестана не для работ, а для создания в них ненависти к русскому государству…» [282]

282

Цвибан М. «Рабочие туземцы» в Петрограде в 1917 году // Революция в Средней Азии. Сб. 3. М.; Ташкент, 1931. С. 144–146.

Одновременно мобилизация на инженерные работы была объявлена и на Кавказе. Это решение относилось к большинству кавказских народов: езидов, ингилойцев-христиан, абхазцев-христиан Сухумского округа, трухмен (ставропольских туркмен), ногайцев, калмыков «и прочих подобных им инородцев Ставропольской губернии, а также мусульманского населения Терской и Кубанской областей и Закавказья» [283] . Недавно назначенный наместником на Кавказе и командующим Кавказским фронтом великий князь Николай Николаевич-младший употребил весь свой авторитет для отсрочки мобилизации. А когда выяснился масштаб катастрофы в Туркестанском округе, 9 августа 1916 г., он отправил царю большое письмо, в котором предупреждал Николая II о назревании в регионе «крайне опасного для государственных интересов» положения – настолько серьезного, что он считал бы нужным прибыть в Ставку для личного доклада царю [284] . Специально созванное совещание губернаторов и начальников областей единодушно высказалось о том, что самой мягкой формой протеста станет массовое дезертирство мужского населения в горы, после чего начнутся вооруженные мятежи, нападение на русскую администрацию, порча железных дорог, нефтепромыслов и проч. Волнения с применением насилия в отношении «начальствующих лиц» уже отмечались среди караногайцев [285] . Привлечение горцев к принудительным работам, отмечал Николай Николаевич, «равносильно в глазах многих мусульман унижению их достоинства» (курсив мой. – Авт.). Уже имелись сведения о насмешках в адрес горцев со стороны солдат-армян [286] .

283

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 87–90 об.

284

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 88.

285

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 88.

286

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 88 об.

Серьезно обеспокоенный ситуацией на окраинах империи Николай II вскоре приостановил, а затем и отменил мобилизацию [287] .

В последний раз правительственные органы самодержавия обратились к вопросу о призыве инородцев в самом конце 1916 г. Это было связано с уже ясным ощущением краха системы комплектования действующей армии людскими ресурсами. Подходил к концу запас ратников 2-го разряда – самого последнего эшелона мобилизационного резерва страны. При ежемесячной потребности в пополнениях в 300 тыс. человек, за вычетом всех льготных категорий, непризванными оставалось не более полутора миллионов человек допризывной молодежи (призыв 1919 г.) и остаток ратников 2-го разряда старше 40 лет. Разумеется, взор снова упал на «некоторые воинственные племена, неохотно идущие в рабочие команды… но могущие дать прекрасный боевой материал» [288] . Об этом, в числе прочих мер, сообщали в своем большом докладе на имя императора Николая II 28 членов Государственной думы и Государственного совета, входивших в состав Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. Впрочем, в той обстановке авторы уже не могли себе позволить ничего, кроме благих пожеланий о необходимости «постепенного привлечения к военной службе инородцев, к тому законом ныне не обязанных» [289] . Вполне понимая несовместимость мер «постепенности» с суровыми требованиями дня, военный министр генерал от инфантерии Д.С. Шуваев в своем письме об изыскании людских ресурсов временно исполнявшему должность начальника Штаба Верховного главнокомандующего генералу от кавалерии В.И. Гурко 8 (22) декабря 1916 г. вовсе не стал включать вопрос о призыве инородцев [290] .

287

РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 1031. Л. 90.

288

Головин Н.Н. Указ. соч. С. 116.

289

Цит. по: Головин Н.Н. Указ. соч. С. 122.

290

Цит. по: Головин Н.Н. Указ. соч. С. 125.

И окончательную точку в вопросе поставил В.И. Гурко, который, отвечая 9 февраля 1917 г. на письмо членов Особого совещания, резонно заметил, что «мероприятие это при проведении в жизнь могло бы дать результаты лишь в более или менее отдаленном будущем; между тем солдаты нам нужны теперь». Не говоря о том, что привлечение инородцев в пехоту, а не в кавалерию «вызовет среди них большое неудовольствие», их боевая ценность у многих строевых командиров вызывала сомнения: «Большинство инородцев, несмотря на свою воинственность, упорством в бою не отличается и заменить русских солдат не может» [291] .

291

Цит. по: Головин Н.Н. Указ. соч. С. 142–143.