Над Этной розовое небо

19

Время лечит, но оно же и убивает — зализывает раны, но крадёт годы. Последние пару недель на мою голову сыпались испытания, потрясения, события и переживания. Все, что я не пережила и не испытала за эмоционально блеклые годы учёбы, накопилось и обрушилось на меня сейчас. Это тяжело, но то, что нас не убивает, делает сильнее… Это высказывание Ницше — полная чушь, но я всегда хватаюсь за него, чтобы подбодрить себя, хотя прекрасно понимаю, то, что нас не убивает, делает инвалидами.

Сегодня воскресенье, мой второй уикенд на Сицилии. С одной стороны, я рада, что оказалась здесь — работа и новые впечатления увлекли меня и закружили, как былинку в водовороте, но с другой — я постоянно получаю напоминания о Марко, и вынуждена снова и снова переживать последние московские события, предшествовавшие отъезду. Особенно это не даёт покоя в такие дни, как сегодня. Пусто, никого нет, только ленивые собаки. Сторож придёт лишь вечером. Жара, звенящая тишина, время не лечит и не убивает, оно просто остановилось, его нет. Как бы здорово было пить холодное вино и трахаться целый день… Ого! Что творится в моей голове — целый день трахаться.

Звоню Юльке. Телефон выключен. Вот уж кто похоже сегодня трахается… Ладно…

Душ, тёплые, расслабляющие потоки, выхожу не вытираясь. Смотрю в большое зеркало, пытаюсь разглядеть в запотевшем стекле гадкого утёнка. Ничего не видно. Да я и так знаю, какая на самом деле. Мокрые волосы прилипли к щекам, грудь маленькая, торчком, бедра узкие, худая, не тощая, но стройная, кустик волос на лобке немного разросся, отчаялся и выглядит бесхозным, надо бы подправить, да вот зачем только? Смотрю на свой плоский живот, красивые ноги. Да, красивые, мне всегда нравились мои ноги, гладкие, без волос, прямые, с изящными изгибами, немного острыми коленями, тонкими лодыжками — животный, первобытный сексапил — на них парни ещё со школы заглядывались. «Смотри, у тебя ножки какие аристократические, как у греческой богини», — всегда говорила мама. Да стопы — моё всё. Если судить по ним, то я Афродита, никак не меньше. Греческая стопа, между прочим, самая редкая, самая красивая, это когда второй палец чуть длиннее первого. Эталон скульпторов и живописцев, и символ мощного либидо, но я, вроде, не нимфоманка. И ещё, мизинец у меня не рудиментарный отросточек, а полноценный, красивый, не как у Инги… Тьфу. Ну зачем?! Зачем опять…

Подхожу к зеркалу, утыкаюсь в него лбом, всматриваюсь в собственные глаза, они так близко, такие глубокие, такие печальные… Иди ты нахер, Лиза, со своей грустью и печалью.

Голая выхожу из ванной, падаю на диван в гостиной, поглаживаю свой одичавший куст. Чем займёмся? Можно навести порядок дома, постирать, приготовить еду… или лучше поехать на пляж, купаться и лежать на горячем песке, думая о ком? О Марко… Замечательная перспектива, но мне не подходит.

Поехать куда-нибудь все же стоит, и я решаю отправиться в Модику, я там ещё не была. Да, решено, поеду в сицилийскую столицу барокко и шоколада, поброжу по улочкам, буду заходить в маленькие магазинчики, наемся сладкого, закажу что-нибудь вкусное на обед. В общем, отвлекусь, развеюсь и увижу что-то новое, куплю какую-нибудь ненужную ерунду.

Раздаётся звонок — это Фабио.

— Чао, Лиза! Что ты там делаешь? Приезжай к нам на обед!

— Спасибо, Фабио, но сегодня не выйдет. Я еду в Модику.

— Что ты забыла в Модике? У нас сегодня салат из осьминога, в Модике точно такой не найдёшь. Паола расстроится если не приедешь.

Если честно, я бы с удовольствием провела день с семьёй Фабио, но мне неловко, я не хочу быть для них обузой, кем-то, кого надо постоянно развлекать и опекать. Поэтому я говорю:

— Фабио, дорогой, спасибо огромное, но сегодня, правда, не получится, я уже уехала. Побудь с семьёй у меня все хорошо, не беспокойся.

— Я и так буду с семьёй, поверь, ты не помешаешь! Я спою тебе «Лиза дальи окки блу»! Когда ещё такое увидишь!

Я смеюсь:

— Это точно, но давай в другой раз, Фабио. Передавай привет Паоле и Давиде.

Сажусь в старенький «Фиат» — Фабио отдал его в моё распоряжение — и двигаю на юг. Еду по той же дороге, по которой мы ездили за виноматериалом. Мысли возвращаются к случайной встрече с Марко. Не понимаю, честное слово, он ещё и наорал на меня, будто это я на его глазах занималась сексом с другим человеком, а не он… Адвоката Билли МакБрайда в первом сезоне «Голиафа»* спросили, что он не смог бы простить. Он немного подумал и сказал, что, пожалуй, только убийство нельзя простить, а все остальное можно… А как я отвечу на этот вопрос? Я ведь не персонаж сериала. Смогла бы я простить измену? Не знаю… Но Билли Боб Торнтон в роли адвоката мне определенно нравится.

*(«Голиаф» — юридическо-драматический телесериал, производства Amazon Video — прим. Автора)

Дорога долгая. Любуюсь то засушливо-необустроенной скудостью пейзажа, то насыщенным смарагдом лимонных рощ. Жара, солнце в зените, кондиционер молотит на максимальных оборотах. На развилке у заброшенной фермы навигатор предлагает повернуть направо. Дорожный указатель говорит, что на Модику нужно ехать прямо, но я послушно поворачиваю и оказываюсь на узкой разбитой дороге. Она выглядит заброшенной и пустынной, чувствую себя неуверенно. На сломанном и облезлом щите написано, что этот участок не обслуживается дорожными службами. Останавливаюсь. Навигатор у меня настроен на самый быстрый маршрут, но лучше, наверное, вернуться на большую дорогу, чтобы не рисковать застрять, выяснив километров через десять, что проехать невозможно. Разворачиваюсь и возвращаюсь на большую дорогу. Еду по указателю, жду, когда перестроится навигатор. Перестроился. Новый маршрут становится ощутимо длиннее. Если перед поворотом мне оставалось ехать двадцать минут, то теперь время увеличилось практически до часа. Ну, ёлки… снова останавливаюсь. Пожалуй, стоит рискнуть — в «Гугле» же эта дорога есть, значит проехать всё-таки можно. Снова разворачиваюсь и снова съезжаю на безжизненную разбитую дорожку.

«Разбитая» очень слабое слово — таких ям и колдобин даже в глухой сибирской деревне не бывает, просто дыры в асфальте. Еду потихоньку, участок небольшой, всего одиннадцать километров, авось проскочим. Бабах — влетаю правым колесом в яму — кажется, русский авось не помог. Выхожу из машины, колесо пробито, запаски нет, жара и фатальная безнадёжность. Фак! Нет, ну надо же! Вряд ли сегодня на этой дороге появится хоть одна машина, так что выпутываться придётся самой. Ищу в бардачке документы — наверняка там будет телефон какой-нибудь сервисной службы. В крайнем случае позвоню Фабио. Да, вот попала… часа два точно здесь проторчу… А может и все четыре.

Ищу бумаги и слышу вдали звук мотора, он приближается. Ну не чудо ли! Мотоцикл. Стою рядом с машиной, размахиваю руками. Хелп!

Мотоциклист снимает шлем и с интересом смотрит на меня.

— Привет. Колесо?

— Привет. Да…

— Запаска есть?

— Нет, — я вздыхаю и виновато развожу руками.

— А куда едешь?

— В Модику.

Он молодой, почти мальчишка, загорелый, коротко остриженный, черноволосый, черноглазый, симпатичный. Рассматривает меня с интересом.

— Даже не представляю, что делать. Ты не знаешь, тут никакого сервиса нет поблизости?

— Сервис? В воскресенье? На заброшенной дороге? Ты серьёзно? Даже не знаю, что тебе посоветовать. Можно позвонить в техпомощь, но они приедут часа через три-четыре. Не дождёшься, умрёшь от голода и жажды, — он с сочувствием улыбается. — Слушай, могу тебя подвезти до Модики, а завтра уже проще решить будет.

— Да я в Модику просто на прогулку еду, город посмотреть, шоколад попробовать и всё такое. Мне надо вечером возвращаться на Этну. Я там живу. Завтра на работу.

— На работу? Ты же не местная. Откуда ты?

— Из России.

— Русская? Класс! Я тоже русский! — Он расплывается в улыбке.

— По тебе не скажешь, — я тоже улыбаюсь.

— Ну я не такой русский, как ты, просто у меня фамилия Руссо*. Никола Руссо

*(«Russo» по-итальянски означает «русский» — прим. автора)

— Да? Никола Русский? Клёво. Правда, клёво. Я Лиза.

— Приятно познакомиться, Лиза. И чем же ты занимаешься? Где работаешь? И почему так хорошо говоришь по-итальянски? Училась здесь?