Над полем боя

В боях за Данциг отличился и Герой Советского Союза старший лейтенант Василий Николаев. Воевал он мужественно и умело. Сначала был в пехоте, а с весны 1943 года - в штурмовой авиации. В каких только переделках не приходилось бывать этому летчику! Под Ельней он громил вражеские эшелоны. Под Смоленском наносил неотразимые удары по боевым порядкам гитлеровцев. Бил врага под Минском и Белостоком, и всегда ему сопутствовал успех.

Как-то побывал он в своей родной деревне Мысово, находившейся в семи километрах от полевого аэродрома, на который сел полк. Узнав знакомые места, Николаев обратился к командиру:

– Разрешите побывать дома?

Его отпустили на сутки.

И вот летчик в своей деревне. Отец и мать еще не вернулись из партизанского лагеря. Нашел тетку. Она рассказала Василию, как зверствовали в этих краях эсэсовцы. Всю молодежь они угнали на каторгу в Германию. Отняли у жителей скот, птицу, начисто ограбили дома.

Удручающее впечатление производили незасеянные поля, запустелые огороды. Пришла весна, а пахать не на чем. Женщины впрягались в плуги. Не хватало семян. Полуголодные и полураздетые люди на себе носили мешки с зерном за десятки километров, чтобы засеять поле...

В полк летчик вернулся с тяжелым чувством. Но воевать стал еще лучше. Каждую бомбу "укладывая" в цель, каждый снаряд, пулеметную очередь посылал точно по врагу.

И вот - очередной вылет. Старший лейтенант Николаев вел четверку на штурмовку войск противника в Данциге. Задание было хорошо изучено с ведомым, каждый знал, что и в какую минуту предстоит выполнить. Вдруг после взлета на самолете Николаева произошел взрыв в моторе. Горящий бензин растекся по кабине, в лицо летчику ударило горячее масло...

– Взорвался двигатель, - доложил Николаев на командный пункт и продолжал мужественно бороться за спасение самолета. Пламя лизало лицо, грудь, руки, но офицер упорно вел машину на посадку.

Обгоревшего Николаева увезли в госпиталь. Врачи долго боролись за его жизнь. Как только он пришел в себя, тотчас спросил у навестивших товарищей:

– Цел ли мой самолет?

Самолет Николаева по существу был собран заново. И отважный летчик продолжил на нем свой боевой путь.

Несмотря на частую смену аэродромов, в полки постоянно наведывался полковник Смоловик. Прилетал он к нам обычно в такие моменты, когда его напутственное слово было особенно нужно летчикам.

Дружески беседуя с нами, Валентин Иванович говорил, что сейчас весь мир смотрит на советского воина-освободителя. Как он воюет, как ведет себя в чужой стране и даже как выглядит - все это имеет значение. Если солдат с достоинством носит военную форму, значит, он дисциплинирован и обладает высокой внутренней культурой.

Наша фронтовая жизнь подтверждала это правило. Если летчик был аккуратен и подтянут, то у него и полетная карта выглядела как новая, и в кабине самолета царил порядок. На отличного командира равнялся весь экипаж, строго выполняя требования уставов и наставлений.

Но, к сожалению, случались у нас нарушения и формы одежды, и уставных отношений между начальниками и подчиненными. Иной командир рассуждал примерно так: "Летаю много, устаю, весь день занят боевыми делами. Неужели, кроме меня, некому с людьми заняться?" Что правда, то правда. В дни напряженных боевых действий командиры эскадрилий бывали сильно заняты и уставали. Но из этого никак нельзя делать вывод, что если командир устал или занят, то может забыть о подчиненных. В подразделении постоянно находились его заместитель, адъютант, старший техник, командиры звеньев. Они поддерживали там порядок. В работе с людьми им всячески оказывали помощь парторг, комсорг, партийная и комсомольская организации.

В конце боевого дня комэск, скажем, мог вызвать командиров звеньев с докладами о состоянии дел. Это, кстати говоря, помогало и самим командирам звеньев лучше понять, глубже уяснить свои обязанности по отношению к подчиненным. Иногда же, следуя не лучшему примеру непосредственного начальника, командиры звеньев увлекались вождением на задания пар и четверок штурмовиков, забывая о своих "земных" заботах.

Иной раз к нам в полк приходили телефонограммы с требованием "усилить воспитательную работу с подчиненными", "поднять уровень воинской дисциплины". Но коэффициент полезного действия таких указаний был невелик, потому что они не подкреплялись организаторской работой. Другое дело - беседы нашего комдива. В своей воспитательной работе он всегда добивался нужного успеха. И это потому, что отлично знал службу. Требовательность его была всегда обоснованной.

Одна из примечательных черт командирской деятельности полковника Смоловика заключалась в том, что требовал он дифференцированно. Одному, он считал, достаточно только сказать, и можно быть уверенным, что дело будет сделано. Другому следует подробно разъяснить, чего от него хотят, а третьему, может быть, необходима практическая помощь. Очень часто наш комдив говорил так: "Летчик хороший, а вот навести порядок в эскадрилье не может - не хватает опыта!" Помощь, совет, личный показ, а если надо, строгое внушение - все пускал в ход Валентин Иванович в интересах дела.

Вторая отличительная сторона требовательности Смоловика - это строгая последовательность. У других командиров бывало так: если он в плохом настроении, то сделает замечание нарушителю, а если в хорошем расположении духа, то все идет, как говорят, само собой. Все хорошо!.. Валентин Иванович в любом случае при необходимости указывал подчиненным на их недостатки. И мы не ждали послаблений от своего комдива, так как привыкли к его строгой постоянной требовательности.

Полковник Смоловик не допекал, как старший начальник. Он не столько взыскивал, сколько учил, помогал на месте разобраться с обстоятельствами дела, обрести нужные знания и навыки. В нашей дивизии было много хороших офицеров. Не раз, кстати сказать, ставились всем в пример командиры эскадрилий капитаны Иван Занин, Алексей Панфилов или командиры звеньев старшие лейтенанты Н. Киселев, А. Моисеенко, В. Ляднов. Но и они получали много дельных советов от полковника Смоловика. Может быть, поэтому и стали первоклассными летчиками и прекрасными командирами.

Надо сказать, что командир дивизии требовал не только с отстающих.

Помнится, когда наше звено стало передовым в полку, Смоловик своим приказом назначил меня командиром эскадрильи. Поздравляя с назначением, Валентин Иванович сказал, что задачи мои усложнились, но он по-прежнему ждет хороших результатов в работе по воспитанию молодых летчиков и всего личного состава эскадрильи. Такая доброжелательная требовательность без назидания и окрика очень нужна.

Еще одним ценным качеством обладал Валентин Иванович: он никогда не перебивал, когда выслушивал кого-либо. Умение быть внимательным к собеседнику - главнейший признак воспитанности человека. Полковник Смоловик часто разъяснял нам, что подлинная требовательность ничего общего не имеет с резкостью, излишней суровостью, грубостью. И мы всегда в душе соглашались с ним. Строгость ведь оценивается не силой голосовых связок и не теми неуважительными эпитетами, которые, случается, употребляют иные начальники в разговоре с подчиненным. К тому же, пренебрегая обязательными для всех уставными нормами поведения, командир лишь теряет свой авторитет, становится на равную ногу с нарушителем.

Служил в нашем полку летчик, трудно усваивавший содержание полетных заданий. По национальности таджик, он недостаточно хорошо владел русским языком. И вот однажды этот сержант из-за нехватки бензина сел на вынужденную, не выпустив шасси, буквально в сотне метров от границы аэродрома. Вероятно, допустил где-то временную потерю ориентировки, а пока восстанавливал ее, израсходовал горючее. Его отчитал командир полка, не особенно выбирая выражения. В конце концов летчик не выдержал, показал на свои сержантские погоны и, волнуясь, путая окончания слов, ответил: