Шрифт:
ИГОРЬ ГЕТМАНСКИЙ
НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ
Красная бандитская рожа с белыми кустистыми бровями просунулась в дверь, и мой кабинет огласился мощным хриплым басом:
– Звал, Николаич?
Ага, явился!
– Заходи, заходи, Петрович!
– я встал из-за стола и пошел к двери с заранее протянутой рукой: гость требовал особенного уважения. Дверь распахнулась во всю ширь, и я с удовольствием воззрился на ветерана милиции, подполковника в отставке Анатолия Петровича Новикова, бывшего начальника нашего уголовного розыска.
Петрович был хорош. Седые густая
– Ну-у, Николаич, что форму-то не блюдешь? Выговор тебе, начальник районного отделения милиции! Если так пойдет - смотри!
– выкраду тебя к едрене фене, и на пасеку к себе отвезу, лечиться, значит. А обратно только за выкуп отдам, только за выкуп!
Я еще потирал занемевшую кисть, а Петрович уже по-хозяйски расположился в моем кресле и ворошил бумаги на столе:
– Чего звал-то, пацан? Дело какое глухое? Сам не справляешься?
Я сел через стол напротив и постарался быстро придти в себя от напора жизнеобильного ветерана. На "пацана" я, 45-летний полковник милиции, не обиделся: перед Петровичем я, на самом деле, был пацан. А вот дело, с которым я собирался к нему обратиться, было не пацаньим и... деликатным. Я не знал, как Петрович - старый опытный опер и сыскарь, когда-то волкодав спецназа, один из лучших ментов в нашем Ханты-Мансийском округе - как он отреагирует на мою просьбу. Мог ведь и отказать. А кроме него кого-то другого посылать на это дело мне было уже страшно.
– Слушай, - заерзал я на жестком стуле.
– Просьба у меня к тебе необычная...
– Ладно резину-то тянуть! Раз вызвал - выкладывай напрямую, проглочу как-нибудь!
Я быстро посмотрел на него и уперся взглядом в свои сцепленные на столе руки:
– В общем, дело серьезное, Анатолий Петрович... Не уголовное, вроде... И вроде, не твоего масштаба, а на самом деле - мутное, непонятно ничего, только ты, наверно, и справишься...
– Я снова посмотрел на него и встретил насмешливый взгляд выпуклых серых глаз.
– Бабу здесь одну пощупать надо...
Я не договорил.
– Ах-ха-ха-ха! И это твое дело?! Ну, это мы завсегда пожалуйста! Бобылями, как-никак, живем!
– Петрович хохотал, откинувшись на спинку кресла, и его красная лапа громко прихлопывала по бумагам на столе.
– Ах-ха-ха! Пощупать! Я так думаю, Николаич, здесь осторожничать не след, в любом деле до конца идти надо, а?! Ты мне план оперативных мероприятий сам напишешь или на мой опыт положишься? Ах-ха! Ты ведь знаешь, опыт у меня большой, ветеран я как-никак, старая гвардия!
Петрович ржал, как мерин, а я почему-то как-то сразу успокоился и смотрел на него теперь твердо, потому что точно знал, что если он сейчас не сменит тон, то вылетит из моего кабинета. Для своего же блага. Легкомыслие в том, о чем я его хотел просить, было смерти подобно.
Подполковник Новиков всегда обладал хорошим оперативным чутьем. Он кинул на меня беглый взгляд, захлопнул белозубую
пасть, мгновенно отяжелел лицом и встал из кресла.– Прости, Владимир Николаич.
– Он обошел стол и сел рядом со мной на стул.
– Оборзел я на гражданских хлебах маненько, забывать кое-что стал. Ты давай, не серчай и расскажи подробно, что это за баба такая и зачем ее щупать надо...
– Все ты, - укоризненно заговорил я, - Анатолий Петрович, буквально понимаешь, как был кобель, так и остался. Не об этом я говорил. Прояснить надо обстановку. Слушай.
– Я взял со стола листок со справочной информацией и протянул ему.
– Знакомься, пока я тебе рассказываю... Живет в поселке Таежный-3 - ну ты его знаешь, в двадцати километрах от твоей пасеки - одна женщина...
Петрович уже водрузил на нос огромные роговые очки и внимательно читал документ:
– Ага, Нина Ивановна Смердина!
– перебил он меня.
– Ну и фамилия!
– Это она по мужу - Смердина, а так - Коновалова, - сказал я.
– Час от часу не легче... Так...
– перехватил у меня инициативу старый опер, - 50 лет ей, значит... Ничего, в соку еще бабешка, как раз для меня! Петрович кинул на меня беглый взгляд поверх очков, кашлянул и снова уткнулся в бумагу.
– В собственности - дом, 12 соток земли, 24 - в аренде. Ого! Хозяйственная! О! Смотри-ка - вдова!
– Он оторвался от документа.
– А почему? Муж-то молодым, сравнительно, мужиком должен был скончаться.
Я положил руку ему на колено и веско произнес:
– Вот в этом, Петрович, все дело и заключается.
Петрович остро посмотрел на меня:
– Отравила? И доказать не можете?
– Да нет. Не то. Повесился у нее мужик. Два года назад. Но очень странно повесился. Нашла она его в платяном шкафу, висел он на ремне, перекинутом через перекладину, подогнув ноги. Экспертиза показала, что на момент смерти он был мертвецки пьян. Покойный страдал запоями, а пил самогон, который его супруга, Нина Ивановна, гонит и по сей день.
Старый опер Петрович сразу же отделил зерна от плевел:
– Так, подожди. Все это никуда не годится. Во-первых, способ повешения чертовски неудобный, не вешается так никто из нормальных людей... А во-вторых, если он пьяный был, загулял то есть, то какого хрена ему вешаться? Следствие не выявило никаких обстоятельств, могущих быть причиной сознательного самоубийства? Ну, может, украл он чего, недостача на работе, в убийстве его подозревали... нет?
– Нет этого ничего. Обычный запойный сельский мужик, механизатор. Выжрал бутыль самогона и... подогнул ножки.
– А у этой, Нины Ивановны, есть алиби?
– Есть.
– А пил он один?
– Опрос жилого сектора показал, что никто к нему в тот день не заходил. Один он употреблял.
Петрович недоуменно заскрипел стулом:
– Тогда я не понимаю, что ты маешься. Дело двухгодичной давности, подозреваемых в убийстве нет, типичное самоубийство, странное, конечно, немного, но и хер с ним! У тебя что, другой работы мало?
Я помолчал, потом тяжело поднялся со стула, обошел Петровича, нагнулся к его седому уху и снова повторил: