Над «пугачевскими» страницами Пушкина
Шрифт:
Упоминание о Василии Федулеве встретилось в протоколе московского допроса Пугачева. 31 августа 1774 г. отряд повстанцев, следуя левым берегом Волги, приблизился к Николаевской слободе (расположенной напротив правобережного г. Камышина) и тут натолкнулся на неприятельскую заставу. Произошла схватка, в ходе которой, как вспоминал Пугачев, из числа неприятелей «двух человек скололи: одного он, Емелька, а другова — племянник казака Федулева (Ивана.—Р. О.), Василий Федулев»{392}.
Архивные разыскания других документальных источников для уточнения биографии Василия Федулева увенчались успехом. Среди следственных материалов Яицкой секретной комиссии, хранящихся в ЦГАДА, был обнаружен протокол допроса Василия Федулева, освещающий его участие в Пугачевском восстании{393}. В середине октября 1773 г. он был включен в карательную казачью команду сотника П. Л. Копеечкина, отправленную из Яицкого города в Ранние хутора по Яику, где появились пугачевские эмиссары, собиравшие казаков под знамена восстания. По приезде на хутора никого из пугачевцев не застали, но в самой команде поднялся мятеж. Казаки, в том числе и Василий Федулев, предводительствуемые есаулом Яковом Серебрецовым, арестовали Копеечкина и его сторонников, а затем отправились в Бердскую слободу к Пугачеву. Там Копеечкина казнили,
В начале января 1774 г. Василий Федулев отправился с отрядом атамана А. А. Овчинникова из Бердской слободы в Яицкий городок, а вскоре туда приехал и Пугачев. Казаки осадили находившуюся в центре городка крепость, Василий Федулев «стоял вокруг ретраншамента на карауле». В начале апреля того же года, по приближении к Яицкому городку карательного корпуса генерала П. Д. Мансурова, Василий Федулев бежал из городка в верховья р. Чеган, где пристал к отряду атамана Овчинникова, с которым, пройдя сотни верст через оренбургские степи и горы Южного Урала, вышел на соединение с Пугачевым к крепости Магнитной. В составе пугачевского войска Василий Федулев проделал поход от верховий Яика до низовий Волги, участвовал во всех боях и во взятии крепостей Карагайской, Петропавловской, Степ-рой и Троицкой, городов Красноуфимска, Осы, Казани, Саранска, Пензы, Саратова и Камышина. 25 августа $774 г. Пугачев потерпел решительное поражение в битве у Солениковой ватаги под Черным Яром, бежал с остатками своего войска в заволжские степи и к 8 сентября вышел к р. Большой Узень. Здесь Василий Федулев узнал об аресте Пугачева группой заговорщиков во главе с «чиновными старшинами» И. П. Федулевым, Ф. Ф. Чумаковым и И. А. Твороговым. Казаки поехали к Яицкому городку принести повинную властям и сдать им в руки своего бывшего предводителя. Василий Федулев, заболевши в пути, отстал от них и в течение месяца отлеживался у знакомых казаков в Песчанных хуторах. В Яицкий городок он явился 17 октября 1774 г., был допрошен в секретной комиссии и заключен в тюремный острог{394}.
Пять месяцев спустя, 14 марта 1775 г., состоялось определение Тайной экспедиции Сената по делу 219 уральских{395} казаков — бывших пугачевцев (в их числе был и Василий Федулев). В определении объявлялось, что хотя все они за их преступления «достойны смертной казни», но, учитывая добровольную явку с повинной, предписано их «от смертной казни, а равно и от всякого наказания избавить и из-под караула освободить». Определение было утверждено резолюцией Екатерины II «Быть по сему»{396}.
Василий Федулев прожил после восстания около 40 лет. Последнее документальное известие о нем относится к кануну Отечественной войны 1812 г. В книге ревизской переписи населения Уральска по VI ревизии (1811 г.) назван 67-летний отставной казак Василий Федулев{397}, а так как его нет в книге VII ревизии (1817 г.), то он, видимо, скончался между 1811–1817 гг. Потому-то казаки, рассказывая Пушкину об истории, приключившейся с Пугачевым и Федулевым у стен Оренбурга, и говорили об этом Федулеве как о «недавно умершем».
Кто именно из казаков поведал Пушкину о примечательном приключении? Отвечая на этот вопрос, нельзя выйти за границу предположений, ибо никаких прямых свидетельств пока не найдено. Возможно, что рассказчиком был Михаил Денисович Пьянов, любимец Пугачева, узнавший об этом происшествии либо от самого предводителя восстания, либо от «гвардейца» Василия Федулева. Вероятнее же всего, на наш взгляд, предположение, что история эта была сообщена поэту кем-то из потомков Василия Федулева, в доме которого давний эпизод со спасением Пугачева мог служить излюбленной темой семейных рассказов. Если так и было, то информаторами Пушкина могли быть сыновья покойного Василия Федулева отставные казаки Федор и Пимен, жившие в то время в Уральске: они учтены в книге ревизской переписи населения Уральска по VIII ревизии (июнь 1834 г.). Федору Васильевичу было тогда 48 лет, а Пимену Васильевичу — 34 года{398}.
Предание
об аресте Пугачева
Будучи в Уральске, Пушкин услышал от казаков предание об аресте Пугачева заговорщиками 8 сентября 1774 г. у степной реки Большой Узень. Предание это поэт кратко изложил в своих дорожных заметках: «Когда казаки решились выдать Пугачева, то он подозвал Творогова, велел ему связать себе руки, но не назад, а вперед. — Разве я разбойник, говорил Пугачев» (IX, 497). Значительно полнее воспроизвел Пушкин рассказ казаков об аресте предводителя восстания в восьмой главе «Истории Пугачева». Когда заговорщики, окружив Пугачева, заявили ему, что они намерены явиться с повинной в Яицкий городок и выдать самого его, Пугачева, властям, тогда произошла такая сцена: «Что же? сказал Пугачев, вы хотите изменить своему государю? — Что делать! отвечали казаки, и вдруг на него кинулись. Пугачев успел от них отбиться. Они отступили на несколько шагов. Я давно видел вашу измену, сказал Пугачев, и подозвав своего любимца, илецкого казака Творогова, протянул ему свои руки и сказал: вяжи\ Творогов хотел ему. скрутить локти назад. Пугачев не дался. Разве я разбойник! говорил он гневно. Казаки посадили его верхом, и повезли к Яицкому городку. Во всю дорогу Пугачев им угрожал местью великого князя. Однажды нашел он способ высвободить руки, выхватил саблю и пистолет, ранил выстрелом одного из казаков, и закричал, чтоб вязали изменников. Но никто уже его не слушал» (IX, 77), Воспроизведенное Пушкиным предание[78] отходило от истины в отдельных лишь деталях, но в основе своей верно передавало картину ареста Пугачева и события, происходившие при его конвоировании в Яицкий городок. Это устанавливается при обращении к следственным показаниям главарей противопугачевского заговора И. А. Творогова, Ф. Ф. Чумакова, И. П. Федулева и И. С. Бурнова.
Наиболее обстоятельно арест Пугачева изображен в протоколе показаний Творогова. Когда Пугачеву открылось предательство «чиновных старшин», то он «переменялся в лице, — то побледнеет, то покраснеет, а напротив того, и мы, — вспоминал на
следствии Творогов, — дрожмя дрожали». Когда же казак Бурнов бросился, по знаку Федулева, к Пугачеву и «схватил его спереди за руки, повыше локтей», то Пугачев, «помертвев, робким и прерывающимся голосом говорил: «Што ето? Што вы вздумали? На ково вы руки подымайте?» Но заговорщики были непреклонны, они заявили Пугачеву: «Мы не хотим больше тебе служить», — и потребовали сдать оружие, шашку, кинжал и патронницу. Пугачев пытался было оговорить старшин: «Ай, робята, што вы ето вздумали надо мною злодействовать! Вить вы только меня погубите, а то и сами не воскреснете! Полно, не можно ли, детушки, ето-во отменить! Напрасно вы меня губите», — но в конце концов, уступая силе, вынужден был сдать оружие, сказав при этом Буркову, который все еще держал его за руки: «Мне-де бесщестно отдать ето тебе»[79], а я отдам полковнику своему Федулеву». Обезоружив Пугачева, заговорщики посадили его на лошадь, и, «ведя оную за повод, ехали все вокруг него»{399}.При аресте Пугачев не был связан, ехал, как и другие, на верховой лошади. Он решил воспользоваться слабым присмотром за собой, чтобы бежать и укрыться в степи. Подозвав Творогова, он отъехал с ним в сторону и направился к густым зарослям камыша. Пугачев снова стал уговаривать Творогова: «Иван! Што вы ето делаете? Вить ты сам знаешь божие писание: кто на бога и на государя руки подымет, тому не будет прощения ни здесь, ни в будущем веке. Ну што вам пользы, — меня потеряете и сами погибнете! Полно, подумайте-ка хорошенька, не лутче ли кинуть ето дело!» Но Творогов твердо ответил: «Нет, уж, батюшка, и не говори! Што задумали и положили, то так тому и быть, — отменить нельзя». Внезапно Пугачев стегнул лошадь плетью и бросился в степь к камышам, крикнув Творогову: «Ну, прощай, Иван! Оставайся!» Творогов, а вслед за ним и другие заговорщики, Т. Д. Железнов, И. Ф. Астраханкин и И. П. Федулев, кинулись в погоню за Пугачевым, после ряда приключений настигли его, заломили руки за спину и связали их. И тут, как вспоминал Творогов, связанный Пугачев, «злобствуя» на заговорщиков, кричал: «Как-де вы смели на императора своего руки поднять? За ето-де воздастся вам, — естли не от меня, так есть у меня наследник Павел Петрович!», но потом уже стал просить, чтобы его развязали, что и было сделано после обещания Пугачева, «что не уйдет уже более» от них{400}. В несколько ином свете изобразил это событие Иван Федулев. Когда? Пугачева схватили и собирались было связать, то он «закричал: «Ково вы вяжете? Ведь естли я вам ничего не зделаю, то сын мой Павел Петрович ни однова человека [из вас] живова не оставит!» И так ево связать поопасались»{401}. Отправившись в путь от Большого Узеня к Яицкому городку, заговорщики везли Пугачева не связанного, но крепко присматривали за ним.
Два или три дня спустя, когда отряд остановился на привал у степной речки Балыкты, Пугачев, действуя в сговоре с казаком Михаилом Маденовым, предпринял новую попытку к освобождению. Заметив лежащие без присмотра на земле саблю и пистолет, Пугачев схватил их и бросился к главарям заговора, крича казакам: «Вяжите, про так их мать, старшин-та, вяжите!». Подскочив к Ивану Федулеву, он вскинул пистолет, спустил курок, но кремень осекся. Федулев, вскричав: «Атаманы-молодцы, не выдайте!» пошел с обнаженной саблей на Пугачева, которого стали окружать другие заговорщики. Пугачев, отмахиваясь саблей от Федулева, попятился назад, и в этот момент Бурнов нанес ему древком копья сильный удар в плечо, а Чумаков схватил сзади за руки. Пугачева обезоружили, «заворотили назад руки веревкою» и связали, но так как он опять стал угрожать возмездием, ибо «великий князь, яко его сын, за нево вступитца», то его развязали, посадили на «худую» (изнуренную) лошадь и повезли в Яицкий городок, куда и явились в ночь на 16 сентября 1774 г.{402}
Столь же отчетливо, как и главарям заговора, запомнились обстоятельства ареста и конвоирования Пугачева многим другим очевидцам, явившимся тогда в Яицкий городок. Их рассказы об этих событиях стали достоянием сыновей и внуков. Кто-то из них и поведал о том Пушкину, для которого это народное предание стало основным источником при изображении картины ареста предводителя восстания на страницах восьмой главы «Истории Пугачева»{403}.
23 сентября 1833 г. Пушкин выехал из Уральска по Сызранскому тракту к Волге. Ближе к вечеру он остановился для отдыха и перемены лошадей у постоялого двора. Это был Таловый умет, где 60 лет назад, в августе 4773 г., в доме уметчика Степана Оболяева, известного больше по прозвищу Еремина Курица, укрывайся Пугачев, встречаясь здесь с первыми своими соратниками яицкими казаками Денисом Караваевым, Максимом Шигаевым, Иваном Зарубиным и Тимофеем Мясниковым и обсуждая с ними планы предстоящего вооруженного выступления. 19 сентября 1774 г. Пугачев снова побывал на Таловом умете, но уже невольником в оковах: конвойная команда, сопровождавшая его из Яицкого городка в Симбирск, остановилась здесь на привал{404}. Приметы прошлого, овеянные воспоминаниями о «славном[80] мятежнике», как называл Пугачева Пушкин, сопровождали поэта на том же пути из Уральска в Симбирск, та же осенняя степь под ненастным небом, та же бесконечная дорога, размытая дождями, те же печальные селения, редкие перелески, та же опасная переправа через разбушевавшуюся Волгу под Сызранью и, главное, — тот же народ, сохранивший привязанность к памяти своего вождя. Вспоминая свою поездку по пугачевским местам Поволжья и Приуралья, Пушкин писал в 1836 г.: «Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою» (IX, 389). Таков был главный итог поездки поэта, способствовавшей созданию двух гениальных его произведений — «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки».
ИЛЛЮСТРАЦИИ
А. С. ПУШКИН
Гравюра Т. Райта, 1837 г.
Е. И. ПУГАЧЕВ
Гравюра, приложенная к пушкинской «Истории Пугачевского бунта». СПб., 1834