Над Тиссой (из пограничной хроники)

Несмотря на большие и долгие усилия следственных органов, установить личность убитого тогда не удалось, и он был похоронен как безвестный. И только через длительное время, благодаря усилиям многих людей, выяснилось, что убит был Иван Федорович Белограй.

Экспресс, на котором ехал из Москвы Иван Белограй, состоял из синих цельнометаллических вагонов с эмалевыми трафаретами: «Москва – Будапешт – Вена», «Москва – Прага», «Москва – Явор».

Тяжелые шторы и легкие занавески на ярко освещенных окнах были распахнуты, и Белограй хорошо видел пассажиров, устраивающихся на временное местожительство. Так как Иван был человек весьма общительный и крайне любопытный, то он не спешил войти в свой вагон.

Молодые люди, по-летнему загорелые, в одинаковых спортивных костюмах – синие, плотной шерсти шаровары, собранные на щиколотке, куртки с золотыми гербами СССР на груди – теснились у открытых окон одного из вагонов.

Как мог Иван Белограй, гиревик и волейболист, несколько раз представлявший Советскую Армию на физкультурных парадах, не узнать мастеров спорта, известных всей стране?

– Смотри, капитан! – напутствовал футболистов один из провожавших. – В воскресенье надеемся услышать по радио, что над пражским стадионом взвился красный флаг победителя. Мы уже с батькой и по сто граммов приготовили. Выпьем за ваше здоровье.

– Вы-то, может быть, и выпьете, а вот мы… Наш Иван Трофимыч скоро крем-соду объявит алкогольным напитком.

Белограй, улыбаясь, пошел дальше.

У следующего вагона стояли, робко взявшись за руки, совсем молодой лейтенант и девушка. Надолго, по-видимому, разлучались влюбленные. Им хотелось обнять друг друга, да так и простоять, обнявшись, до самого отхода поезда, но они никак не могли решиться на это на глазах у такого количества людей.

Белограй с доброжелательной улыбкой подошел к парню и девушке, распахнул шинель и, повернувшись к ним спиной, скомандовал:

– Прощайтесь!

Влюбленные засмеялись и вдруг почувствовали, что тяжелая их неловкость бесследно исчезла.

Иван Белограй уже шагал дальше, не оглядываясь.

Проходя мимо следующего вагона, Белограй обратил внимание на двух молодых женщин в котиковых шубках, похожих друг на друга. Они стояли у окна и так сосредоточенно разглядывали дорожную карту, словно им предстояло идти пешком, без дорог, по пустынной местности, а не ехать в поезде по давно известным, благоустроенным путям. Иван Белограй улыбнулся сестрам или подругам, и они подняли головы, встретились с ним взглядом.

Он задержался еще раз, увидев большую, человек в пятнадцать, группу молодых китайцев, одетых в одинаковые синие блузы. Высокие и худощавые, кряжистые и мускулистые, черноволосые, шафранно-смуглые, они окружили седоголового человека с моложавым лицом и Золотой Звездой Героя Социалистического Труда на груди и внимательно слушали то, что он им рассказывал. Девушка в очках с гладко зачесанными лакированными волосами оживленно переводила с русского. Алые пухлые ее губы не закрывались ни на одно мгновение, а руки то и дело стремительно взлетали кверху, словно выпуская на волю долго томившихся в плену птиц.

Еще пять минут, и экспресс отправится в свой далекий путь – через подмосковные заснеженные леса, по весенней украинской земле, через Днепр, мимо Киева и Львова, через хребты Карпат, к пограничным берегам многоводной мутной Тиссы, к Большой Венгерской равнине, к зеленым холмам Восточной Словакии. Чуть ли не трое суток предстоит быть Белограю в дороге. «Как жаль, – думал он, – что кассир выдал ему билет не в тот вагон, где едут китайские парни и седоголовый человек с Золотой Звездой. Сколько, наверное, интересного довелось бы ему услышать от них…»

Белограй вошел в свой вагон. Проходя по коридору, он задержал взгляд на пожилой женщине в темном платье. Лицо ее показалось Ивану удивительно знакомым, но он не мог вспомнить, где и когда ее видел.

Поезд тронулся.

Соседом Белограя по двухместному купе оказался худощавый бритоголовый человек в роговых очках. Белограй быстро и легко сходился с людьми. Он протянул руку своему спутнику, назвал себя. Тот в свою очередь отрекомендовался:

– Стефан Янович Дзюба.

– Как? – переспросил Белограй.

– Стефан Янович Дзюба. Дзюба! Председатель правления Яворской артели по производству красной, то есть стильной, мебели.

– Гм!.. – Белограй прищурил свои веселые синие глаза. – Стефан?.. Янович?.. Дзюба?.. По имени вы как будто мадьяр, по отчеству чех или поляк, а по фамилии украинец. Интересно, какой же вы все-таки национальности?

– Закарпатец.

– Что это за новая национальность? Не слыхал про такую.

– То есть, извиняюсь, украинец, русин по-стародавнему. – Дзюба помолчал. – Имена Стефана и Яна приклеили нам, Дзюбам, не по нашей воле. Вы же знаете, что закарпатская земля десять веков подряд принадлежала мадьярскому королю, австрийской короне, чехословацкому президенту. Австрийцы нас называли Карлами и Рихардами, мадьяры – Шандорами и Стефанами.

– Это верно, – согласился Белограй. – Но ничего у них не вышло: украинцы остались украинцами.

– Точно, – подтвердил Дзюба и энергично закивал своей бритой головой. – А вы?.. – спросил он минуту спустя. – Вы, конечно, чистокровный русак?

– А кто ж его знает? В анкетах пишу, что русский, хотя фамилия…

– Обращай внимание не на ярлык, а на содержание, – пошутил Дзюба.

Он снял свои роговые очки и добрыми близорукими глазами, глубоко спрятанными под седыми бровями, весело смотрел на здорового, крепкого молодого человека.

– Смотрю вот я на вас, Иване, и гадаю, где ваши корни. Должно быть, вы родились где-нибудь там, под северным сиянием, в светлой хижине лесника, на берегу синего-синего озера, среди белых берез?

Белограй засмеялся:

– Вот и ошиблись. Родился я не на севере, а на юге, в Николаевской области, на берегу моря, в просоленной рыбацкой хибаре.

Проводник принес постельное белье.

Белограй быстро, по-солдатски, разделся и нырнул под одеяло. Улегся и его сосед.

– Вспомнил! – вдруг воскликнул Белограй вскакивая. – Стефан Янович, вы не знаете эту женщину в черном платье, что едет в соседнем купе?

– Нет, не знаю, – с сожалением сказал Дзюба. – А кто она?

Белограй опять лег, запрокинув сильные свои руки за голову, и, глядя в потолок, в какую-то одну точку, заговорил:

– Представьте глухой полустанок на Сибирской магистрали. Тайга. Снега в рост человека. Метели. Письма с фронта идут очень долго… Шесть месяцев ждала Вера Гавриловна письма от своих сыновей-близнецов, Виктора и Андрея. И вот как-то разрывает она казенный конверт…

– Погибли? – сочувственно спросил Дзюба.