Надежней кляпа только пуля (Сын банкира)

– Через центральный вход, по лестнице на второй этаж и там по коридору направо, – сонно известил охранник, отправляясь досматривать сны.

– И на хрена его тут держат? – шагая рядом с Гуровым, вполголоса подивился Стас. – С него ж толку – как с козла молока.

– Элементарно… Раз все завели охранников, то и акушеры решили не отставать, – пожал плечами Гуров. – Хотя, в принципе, у нас все делается по приказу свыше. Дали ЦУ, вот и тут организовали пост «секьюрити».

Отрекомендовавшись дежурной медсестре, восседающей за столом в вестибюле, опера были несколько огорошены тем, что, по ее словам, главврача сегодня не будет – он на каком-то семинаре. А вот его зам минут через десять должна подойти. Прогуливаясь по «аквариуму» вестибюля с его огромными, почти во всю стену окнами, приятели как бы невзначай выясняли у медсестры интересовавшие их моменты. Узнав, что их собеседница работает в роддоме уже почти двадцать лет, Гуров абсолютно равнодушным тоном резюмировал, что в начале девяностых здесь порядка было заметно больше.

– Что-то сдал, сдал свои позиции… Господи, как же его? Андрей Николаевич, что ли? – изобразил он глубокую задумчивость.

– Ну уж нет, с вами в корне не согласна! – Медсестра строго посмотрела на Льва через тонкие очки, сидевшие на самом кончике носа. – Наоборот, именно сейчас, при Татьяне Леонтьевне, у нас настоящий порядок. И территория – посмотрите, какая чистая, и в здании регулярно делается ремонт, и текучка кадров прекратилась… Не-ет, вы не правы. Вот при прежних – да, тут вообще безобразия творились не знай какие. Особенно при Щегаршине, про которого вы говорите. Только звали его… дай бог память… Юлием Акимовичем.

– Может быть… – с тем же показным равнодушием согласился Гуров. – Я тогда работал в ОБЭПе, занимался хищениями продуктов с базы, которая обеспечивала больницы и роддома. Приезжал сюда сверять накладные, вот и пересеклись как-то так мимолетом…

– Ой-ей-ей! – Женщина саркастически рассмеялась. – Хищения продуктов… Подумаешь! Вот то, что при Щегаршине не продукты, а детей у рожениц крали – это никого до сей поры так и не заинтересовало… – добавила она вполголоса.

– А вы не могли бы рассказать нам об этом подробнее, так сказать, в неофициальном порядке? – тоже перейдя на приглушенный тон, попросил Гуров.

– Хорошо, только я вам – ничего не говорила! – Медсестра быстро огляделась по сторонам. – Знаю об этом мало, поскольку все это делалось, сами понимаете, не напоказ. Так, кое-что от других слышала. В общем, году еще в восемьдесят восьмом Щегаршина сюда как поставили, так все и началось. Может быть, его специально для этого сюда и прислали, потому что потом говорили, будто все концы завязаны чуть ли не в министерстве, а то и повыше. Что они и как делали – не знаю, но отказных детей иностранцы отсюда увозили десятками, если не сотнями. Да и москвичам, говорят, продавали для усыновления. Ну, что тут скажешь? Если, конечно, ребенка взяли люди приличные, то и слава богу – хоть вырастет не в детдоме. А вот про иностранцев всякое слышала, будто даже на органы брали отсюда деток. А потом, году в девяносто четвертом, случился какой-то скандал. Сюда из прокуратуры приезжали чуть не каждый день. Что-то выясняли, уточняли… Щегаршин в те дни, помню, ходил ни жив ни мертв. Потом, правда, все замяли. Щегаршина не тронули, но у него, видимо, нервы сдали, и он запил. Пил-то он и раньше. А уж после того случая начал пить запоями. Ну, его с работы сразу же и сняли. А уж где он сейчас и что с ним – я не знаю. После этого у нас двое главврачей сменилось. Один был ни рыба ни мясо, все тут запустил. Потом еще один стал… А вот когда пришла Татьяна Леонтьевна, вот тут уж все начало налаживаться. А вот и ее зам, Ангелина Эрнестовна…

Гуров оглянулся и увидел моложавую женщину среднего роста в легком летнем костюмчике и очках с тонированными линзами. На беседу с московскими сыщиками она сразу же согласилась, хотя и посетовала на крайнюю занятость. Пригласив их следовать за собой, она направилась к широкой лестнице с резными деревянными перилами, цокая каблучками по мозаичной плитке пола. Стас шел рядом с Гуровым, ловя ноздрями тонкий, изысканный аромат духов и не отрывая глаз от крепких, стройных женских ног, мелькающих в разрезе юбки. Гуров, покосившись в его сторону, лишь снисходительно усмехнулся.

Приняв предложение выпить по чашке кофе, опера расположились за канцелярским столом, спешно освобожденным хозяйкой кабинета от вороха бумаг.

– Извините за беспорядок, – чуть смущенно улыбнулась та, – готовлю отчет. Так что вы хотели узнать?

Гуров вкратце изложил суть своего вопроса, чем явно поставил хозяйку кабинета в затруднительное положение.

– Знаете, краем уха я слышала, что в середине девяностых тут был какой-то громкий скандал, – вздохнула она, – но детали мне неизвестны. Вам бы лучше у Лидии Ивановны спросить, вот что сидит на входе. Она тут у нас работает чуть ли не больше всех, может быть, она чем-то смогла бы вам помочь?

– Да уж спрашивали, – Гуров безнадежно махнул рукой и, дабы ненароком не подставить свою недавнюю собеседницу, добавил: – Говорит, что сама от кого-то что-то слышала, но в целом ничего не знает. А у вас нигде не сохранилось в документах, где живет тогдашний главврач? Или, может быть, кто-то из сотрудников знает его домашний адрес?

– В документах вряд ли… – Ангелина Эрнестовна задумалась. – Сейчас я приглашу нашу санитарку, тетю Леру. Она тут всю жизнь. Уже и после пенсии работает восьмой год. Немного подождите, я сейчас…

Через пару минут в кабинет вошла крупная женщина, с закатанными до локтей рукавами застиранного белого халата. Судя по ее могучему румянцу, эта пенсионерка могла дать сто очков вперед любой из своих коллег помоложе. Тетя Лера оказалась женщиной решительной, без страхов и комплексов, привыкшей с ходу «брать быка за рога».

– Вы насчет Юлика Щегаршина, что ль? – прямо с порога спросила она. – Так он сейчас не знай где обретается. Говорят, его баба из дому выгнала за пьянку. А жил он со мной на одной улице, так что адрес известный. Записывайте… Что, и так запомните? Ну запоминайте…

Сообщив адрес, тетя Лера собралась уходить, но Гуров поспешил остановить ее вопросом:

– А вам что-нибудь известно о том скандале, который приключился со Щегаршиным?

– Кой-что известно… – тетя Лера оценивающе посмотрела на оперов. – Только вам, ребятки, лучше за это дело не браться. Если, конечно, голова дорога. А то одна из Юликовых помощниц по пьяни язык развязала, ее и нашли в петле. Вроде бы сама повесилась. Ага! Так я и поверила. Их трое было – Юлик сам, его заместительница и старшая медсестра. Может, кто и другие были причастны – не скажу. Про то ничего не знаю. Отказных детишек они продавали под усыновление, брали деньги большущие за это. Ну а как они все это проделывали – я не в курсе.

– Как звали тех помощниц, не помните? И, кстати, как бы найти вторую, которая жива? – заинтересовался Крячко.

– Звали их Фаина Осыкина и Раиса Рюмшина. Вот та, которую убили, – Раиса. Файка, как сейчас помню, злыдня была, каких поискать. А вот Раиска – та подобрее, посовестливее. Из-за этого и пострадала. В компании как-то поплакалась, что в нехорошем деле участие имела, а кто-то подслушал да и убил. Где Файка живет, не знаю, а вот где работает – могу сказать. Она сейчас на городском рынке шмотками торгует. Богато живет! Только ничего она вам не скажет – зря время потратите.

– А такой помощницы, как Рита Башмачникова, у Щегаршина не было? – Увидев, что тетя Лера собирается повернуться к двери, Лев ее вновь остановил.

– Рита? Башмачникова? – Та выглядела очень удивленной. – Риты у нас работали, но с такой фамилией не было никого. А-а! Так Раиска клиентам, рассказывали, называлась Ритой для конспирации. Мол, ежели что вроде бы, можно будет выкрутиться, наподобие: я – не я, и лошадь не моя.

– А эти люди вам не знакомы? Вдруг кого-то видели раньше? – Гуров показал тете Лере снимок, взятый из фотоальбома Башмачниковой.