Надкушенное яблоко Гесперид
Шрифт:
В задумчивости Ирина снова прошла по комнатам. Поднялась на второй этаж. Вышла на маленький балкончик. Все-таки тут хорошо! Воздух такой, лесной, прямо на ощупь чувствуется. И тихо...
Тут ее внимание привлек человеческий шум, долетавший с соседнего участка. Ирина насторожилась, стала вглядываться. Из-за кустов и деревьев видно было плохо, но все-таки можно было понять, что имеет место быть какое-то сборище.
Ирина обрадовалась. На соседнем участке жила ее давняя подружка Лялька. Все дачное детство они с Лялькой были, как говорится, не-разлей-вода. От совсем малышовых игр в общей песочнице до совместных тайных походов на танцы в соседний поселок. При этом, как ни странно, их дружба носила такой исключительно
Но сейчас, на даче, это было совсем другое дело. Потому что в городе – это одно, а на даче они с Лялькой всегда были лучшие друзья. И Ирина, ничтоже сумняшеся, побежала скорее вниз – привести себя в порядок и выйти в люди.
Кстати, не так все оказалось просто. Убираясь, она изрядно заляпала и джинсы, и светлую майку, в которых приехала. В таком виде идти было нельзя. Тем более Лялька – она, можно сказать, сама как модель. Ирина разозлилась на собственную глупость. Конечно, сообразить, что перед уборкой неплохо бы переодеться, было слабо. Впрочем, все равно не во что. Хотя...
Она снова нырнула в шкафы. Так – нет, это тоже нет, а вот это... На свет было вытащено мамино крепдешиновое платье, открытое, почти сарафан – светло-зеленое, в легкий белый цветочек... И, между прочим, очень даже ничего... В стиле винтадж... И вообще – здесь дача! Если бы еще застегнулось... Застегнулось... Совсем застегнулось, даже полно места осталось! О, у меня в нем даже талия наблюдается!
Через пятнадцать минут Ирина, умытая и довольная собой, стучалась в калитку соседнего участка с веселым криком: «Ау! Хозяева! Есть кто-нибудь тут живой?»
Никто живой не откликнулся, тогда Ирина толкнула калитку – та, естественно, была не заперта – и вошла внутрь. Она пошла по дорожке за дом, где, судя по всему, и толокся народ, время от времени вслух окликая: «Ля-ля! Ау!»
По дороге она отметила, что лялькин участок был, в отличие от ее, совсем не заброшен, а наоборот – носил живые следы бурной хозяйственной деятельности. Огород был ухожен, клумба пестрела цветами, а в деревянной песочнице светилась груда промытого речного песка, на которой ярко выделялись пестрые детские мелочи.
Дойдя до угла дома, она столкнулась с Лялькой, бежавшей ей навстречу со стопкой пластиковых стаканчиков.
– Ой! Ирка! – искренне обрадовалась та. – Ты откуда взялась?
– Да вот. Выбралась дачу бабушкину посмотреть.
– Здорово! А я по тебе скучала, все думала – появишься ты или нет. Кто-то говорил, вы совсем дом продавать хотите.
– Ну, мысли такие были. Он не нужен никому толком, а возни много. Но я сейчас как-то посмотрела – так жалко. Я тут все-таки выросла.
– Да конечно! Тут такое место золотое! Сейчас разве такое найдешь. Но вообще, Ир – если надумаешь, скажи мне первой, ладно?
– Ладно. Ну, а вообще – как?
– Ой, – Лялька махнула рукой. – Сумасшедший дом! Тут у нас сегодня, – она показала рукой куда-то себе за спину, – типа пикник. С работы с моей. Народ приехал, и отдохнуть, и для съемок думали место приглядеть. Толпа – не вздохнешь. Ты-то надолго? Я бы с тобой потрепалась...
– Да нет, я уж почти уезжать собралась. Слышу – у вас шум, решила зайти.
– А пойдем! – Лялька схватила ее за руку. – Пойдем-пойдем. Выпьешь чего-нибудь, я тебя познакомлю. У нас весело! А там, глядишь, я их на экскурсию отправлю, а сама все-таки оторвусь и мы посидим, как люди.
– Да
я за рулем. Я бы лучше съела чего-нибудь, – призналась Ирина.– Так мы шашлыки сейчас будем жарить! Пошли!
За домом, под соснами, которых на лялькином участке было всего три, вокруг большого стола, уставленного разнообразными бутылками, гужевалась пестрая толпа. Ирина навскидку определила – человек двадцать. Стояли, болтали со стаканчиками в руках. Кто-то поближе, кто-то поодаль. Типичный светский фуршет. Лялька подвела ее к столу.
– Дамы и господа, это Ирочка! Моя подруга детства. Налейте ей чего-нибудь, быстренько!
Произнеся это, Лялька явно сочла свой хозяйский долг выполненным. Тут же ее кто-то отозвал, кто-то задал какой-то вопрос, она отвернулась, отвлеклась – и моментально исчезла в людском водовороте. Ирина осталась сама с собой. Огляделась. Вокруг были в основном высокие, очень изящно и явно дорого одетые юные девушки. «Модели, – подумала Ирина про себя. – Ясное дело. Как Лялька с ними работает?» Настроение у нее не то, чтобы испотрилось, но как-то погасло. Ей стало неуютно в своем «винтаджном» платье среди всего этого длинноногого великолепия. «Чего я буду тут сидеть с чужими людьми, да еще с моделями? Сейчас съем чего-нибудь, и отвалю себе тихонько».
Вдруг кто-то протянул ей стаканчик. Там плескалась светлая жидкость. Ирина автоматически взяла, поблагодарила.
– Это белое вино, – отозвался приятный мужской голос. – Может быть, вы хотите чего-то другого?
– Да нет, спасибо, нормально.
Она подняла глаза. Перед ней стоял совершенно неприлично красивый мужик. Ирина вообще-то спокойно относилась к мужской внешности, но тут даже ее проняло. Блондин скандинавского типа, этакий молодой викинг со светлыми глазами. Мощные плечи обтягивала светлая рубашка в голубую клетку. Рукава, закатанные выше локтей. Загорелые руки. Аккуратная, но при этом небрежная золотистая бородка. Эталон слегка небрежной, северной, мужественной красоты. Готовый типаж. Картинка. Ему бы еще меч в руки, или что там у них, у викингов, положено? И где только делают таких мужиков? Впрочем, ничего удивительного, наверное, тоже из этих, то есть модель...
– Виктор, – с ударением на последний слог представился викинг.
Знакомые и друзья всегда считали Витьку Проценко настоящим мачо. Сам он относился к этому факту вполне спокойно и даже слегка скептически – если, конечно, знал это слово. Имеется в виду не «мачо», а «скептически». Не факт, что оно успело войти в его лексикон за десять лет обучения в школе. Школа была средненькая, районная, да и самого Витьку никак нельзя было назвать примерным учеником. Из всех предметов он уваджал только, пожалуй, уроки трудового воспитания, или как уж там это в старших классах называлось. Суть была в том, что на этих уроках – раз в неделю, зато целый день, шесть часов – подростков учили водить машину и ковыряться в моторах.
Витька любил движение. Скорость. Когда дорога мелькает перед тобой серой лентой, в ушах свистит ветер, а ты легким движением руки или нажатием ноги можешь всем этим управлять. Он понял, какой это кайф, лет в двенадцать, когда пацаны во дворе дали ему впервые в жизни прокатиться на стареньком мопеде. С тех пор вся витькина жизнь так или иначе осознанно была нацелена на достижение скорости.
Водить он научился еще в школе. В шестнадцать лет имел права на мотоцикл и проводил все свободное время в попытках собрать таковой из разнообразного железного лома и остова старого мотоцикла, который купил на деньги, заработанные мытьем машин и помощи мужикам в гаражах. Получившееся подобие мотоцикла даже удалось пару раз вызвать к жизни, хотя было ясно – скорости на этом сооружении не разовьешь. Закончив десятилетку, Витька, к ужасу родителей, не стал поступать ни в какой институт, а прямиком отправился на шоферские курсы.