Надкушенное яблоко Гесперид

– Лень?

– Ну, или не хотелось, это то же самое, не имеет значения.

– Почему?

– Знаешь, я не уверен, что смогу тебе это внятно объяснить. Тут столько всего намешано... И личного, и в связи с делами компании. Паная всегда учила, что дело – это одно, а личная жизнь – другое, и смешивать это нельзя, но я, как последний дурак... Мы с Жоффруа нехорошо расстались в свое время. Были обиды, взаимные претензии, до сих пор сохранились какие-то личные счеты. И в то же время мы продолжали довольно тесно общаться, мы были связаны этой компанией, как цепью, я не мог уволить его, это слишком бы дорого обошлось, ущерб был бы невосполним. И потом, я еще сдуру написал когда-то завещание...

– В смысле – на него? На Жоффруа?

– Ну да. Так было лучше для дела, кроме того, я тогда и представить не мог, что мы можем расстаться. Мы страшно долго были вместе, больше пятнадцати, нет, даже семнадцати лет...

– Я не спрашиваю, что случилось, – осторожно сказала Ирина, очень надеясь все-таки услышать ответ. Но он оказался совсем не тем.

– Я бы тебе и не рассказал. Да это, в сущности, неважно. Там еще мои родители... Впрочем, это тоже неважно. А сейчас, в последнее время, я хотел провести некую реорганизацию в компании. Это должно, если удастся, заметно ограничить сферу его влияния, и я мог бы постепенно вывести этот пакет акций... И если он еще решил, что у меня теперь будет ребенок, наследник...

– Но завещание можно было бы просто отменить?

– Да дело не в завещании, вернее, это только одна часть. Даже если бы его не было, то, согласно уставу компании, а она так и осталась компанией частной, так вот, если бы со мной что-то случилось, мой пакет был бы поделен пропорционально между другими акционерами. Поскольку раньше это были только члены семьи, ничего страшного бы не произошло. Но сейчас в подобном случае вышло бы, что совместная доля акций Жоффруа превысила бы контрольный пакет, и компания де-факто перешла бы в его владение... Я не слишком сложно объясняю?

– Нет, это как раз понятно. Я только не понимаю, что изменилось оттого, что он увидел меня?

– Пока, конечно, ничего не изменилось. Но глобально, если у меня появляется законный наследник, это меняет очень многое. Мой пакет останется в семье и не будет разделен, Жоффруа остается ни с чем, компания сохраняется...

– Но на самом деле это же все не так!

– Да, но пока он этого не знает, у меня есть время. Он будет искать отступные пути, будет стараться как-то скомпенсировать возможные потери, может быть, предложит мне выкупить свой пакет, сейчас я бы смог это сделать, да мало ли, что еще. Как минимум, он получил сильный удар в личном плане, он деморализован, и это уже немало. Он не зря спрашивал, когда должен родиться ребенок, и просто замечательно, что ты ему не сказала. Он наверняка считает, что времени у него еще меньше, чем на самом деле, и, значит...

– Господи, Илья, так ты что – и платье мне нарочно купил именно такое?!

Тот посмотрел на нее виновато.

– Ну, в общем, практически нет. То есть, я, конечно, понимал, что такой фасон не поможет ничего утаить, но оно действительно было такое одно. И тебе в самом деле очень идет!

Ирина не знала, что и сказать. С одной стороны, гадко было вот так, вслепую, использовать ее в этом загадочном пасьянсе, а с другой... Почему-то она не могла сердиться на Илью в полной мере, как он, казалось бы, того заслуживал... Его было жалко, и хотелось помочь, и, в конце концов, он-то всегда, когда было нужно, безоговорочно был на ее стороне. Может быть, не так бескорыстно, как ей тогда казалось... Но в любом случае, пожалуй, теперь они с ним в расчете.

– Слушай, – спросила она. – А почему бы тебе тогда не жениться на самом деле? Ну, хотя бы формально? Чтобы все было, так сказать, в большей степени достоверно?

– Да? – усмехнулся Илья. – Чтобы ввести в игру на законном основании вообще постороннюю женщину, к которой я даже не буду привязан? Ты-то ведь уже замужем, правда? Ну и, кроме того, что об этом подумает мой нынешний партнер? Мне, честное слово, вполне хватает тех сложностей, которые у меня уже есть.

Какое-то время оба они молчали. Этого времени как раз хватило, чтобы доехать до Ирининого дома. Помогая ей выйти из машины, Илья сжал ее руку чуть выше локтя и прошептал на ухо:

– И потом, если строго разобраться, я не так уж сильно соврал. Ты же говорила, что сделаешь меня крестным отцом? Так что в духовном смысле я, можно сказать, не уклонился от истины. Скажи, ведь ты не будешь слишком сильно на меня сердиться?

– Я подумаю, – пообещала Ирина на прощанье.

Но, уже подымаясь в лифте, она решила про себя, что не будет. В общем, так получилось, что Илья действительно имеет какие-то права на ее ребенка. Если бы не его своевременный разумный совет, то и думать, строго говоря, сейчас было бы не о чем. И хотя его истинные намерения в свете последних событий можно было бы подвергнуть экспертизе сомнения, все равно главным остается то, что у нее есть, вернее, будет этот ребенок, и за это она Илье благодарна. А что уж там кто думал, на что рассчитывал – теперь дело десятое.

– Ну, как прием? – спросил Сашка, помогая жене стянуть через голову тонкое платье. – Накушалась светской жизни? Весело было?

– Ой, Сань, лучше не спрашивай, – вздохнула Ирина, закутываясь в халат и блаженно вытягиваясь на кровати. – Так веселилась, что из ушей лезет. Теперь еще только б переварить все это без осложнений.

Она поднялась, придерживая рукой поясницу, и пошла в ванную. Сашка тем временем аккуратно повесил зеленое платье на вешалку, накрыл защитным полиэтиленовым чехлом и убрал в шкаф.

Из колонок Ирины Волгиной 11. Адский пес Кербер

Когда я была совсем молоденькой девушкой, я вела дневник. Не потому, что это было модно, как сейчас, а просто потому, что я любила писать. У меня была такая тетрадка в клеточку, и я записывала туда какие-то события своей тогдашней жизни и мысли, которые казались мне интересными настолько, что их хотелось обсудить самой с собой. Свой дневник я никому не показывала.

Потом это все как-то забылось, я вышла замуж, появились дети, стало не до записей. Да и, к тому же, все свои мысли я могла теперь обсуждать с мужем. А тетрадка так и осталась валяться где-то в ящике стола или на антресолях.

Совсем недавно, в связи с текущим всплеском интереса к эпистолярному жанру вообще и девичьим дневникам в частности, я вспомнила про нее. И не только вспомнила, но даже не поленилась залезть на эти самые антресоли и раскопать в пыльной куче ненужных бумаг свою тетрадочку.

Ну и, конечно, стала ее перечитывать. И читала, и читала... Было ужасно интересно. И, честное слово, если бы я не знала совершенно точно, что все, что нам было написано, было написано вот этой моей собственной рукой, я никогда бы в это не поверила.

Дорогие мои, это была не я. Ну вот не я. Не потому, что там, к примеру, были описаны какие-то несвойственные мне, сегодняшней, мысли или поступки. А потому, что я, насколько я себя знаю, вообще не могла бы так мыслить и поступать.

Это все, конечно, не значит, что я в какой-то момент своей жизни впала в полную амнезию и напрочь забыла, что со мной было до того. Нет, напротив, читая свой дневник почти двадцатилетней давности, я вспоминала, что да, действительно, и это было, и вот то тоже, и выглядело все это именно так... Но все это было не со мной, а с кем-то другим, пусть и носившим тогда то же имя.