Надоело говорить и спорить
Шрифт:
Я не скрою, на этой картине подружился с Симоновым, и мы очень переживали дальнейший ее ход. Дело в том, что снимал ее Александр Борисович Столпер, замечательный кинорежиссер, снявший незабвенные фильмы «Жди меня» и «Живые и мертвые». А эта картина у него как-то не очень получалась. Он был уже в возрасте и боялся снимать. В то время появились молодые, бойкие режиссеры: вышли с первыми картинами Тарковский, Митта, Климов, Хуциев, и старикам на этом фоне было как-то не очень уютно. И он переживал и побаивался снимать, а Симонов не мог ничего ему подсказать. Александр Борисович – очень добрый, очень хороший человек.
В общем итоге картина прошла «третьим экраном».
О картине «Красная палатка» (1968) можно рассказывать очень много, что я
Начало ее съемок относится к февралю 1968 года. Самый центральный момент съемок – это, конечно, экспедиция в Арктику. В эту экспедицию я сынтриговал, и «Мосфильм» пригласил шесть моих друзей-альпинистов. Я пришел к Калатозову и сказал: «Вы знаете, я должен, я это чувствую по сценарию, работать на льду, а где техника безопасности?» Он сказал: «Ну, дорогой, у нас есть вертолет!» Я сказал: «Ну и что – вертолет, а если…» Ну, в общем, он понял, что техники безопасности нет. Он спрашивает: «Слушай, а кто вообще может организовать такую технику безопасности?» Я говорю: «Ну кто? Кто на льду работает: гляциологи, альпинисты…» – «Слушай, а может, пригласим кого-нибудь, а?» Я говорю: «Ну, сейчас (а они все у меня за дверью стоят) не сезон, никого нет (в смысле – нет квалифицированных людей)». Одним словом, шесть моих очень близких друзей поехали в это арктическое плавание.
<…> Для фильма написана и исполняется в фильме песня «Пара-понци» на мелодию народной итальянской песни, настолько непристойной, настолько вульгарной, что у нас, в нашем русском языке, включая Баркова и «Гоп со смыком», никакого аналога нет: все это слабей на порядок. Потом мне переводили эту песню, и я только восхищался.
Однажды в Италии в общественном месте я решил показать, что я знаю некоторые азы местного фольклора, и спел: «Ауста-рине меро вилле, пара-понци-понци-по…» И тут же два стола рядом встали и тут же ушли, потому что это, оказывается, невозможно публично исполнять и слушать. Но я тогда этого еще не знал.
А что касается нашей картины, то там Калатозов придумал сцену, как сидящие во льдах люди от отчаяния переходят к смешному. Я написал русский текст. Сначала хотел придерживаться канонического текста, который мне перевели, но при всей допустимой смелости языка это было абсолютно невозможно сделать. Единственное, что я там написал: «Есть закусочная рядом, пара-понци-понци-по, чтоб ее снесло снарядом…» Для фильма кто-то написал какие-то слова, а я написал текст для внутреннего употребления съемочной группы: «Мы летим не беспокоясь…» Там же был написан «Ботик» и вся арктическая серия песен. Вообще я выполнял роль такого поддержателя духа, потому что мы на некоторое время оказались довольно-таки в критическом состоянии и стояли пятнадцать дней: «Обь» не могла выбраться изо льда, ледоколов не было, надвигался октябрь… В общем, у нас была невеселая перспектива надолго остаться на этом пароходе.
Наконец, на мой взгляд, картина не удалась, несмотря на гигантские деньги, которые были затрачены. В производстве картины приняли участие восемь киносценаристов, начиная от нашего соседа Нагибина, который подал первым заявку, и кончая дикими звездами западного кино.
В фильме «Мой папа – капитан» (1969) была песенка и я был в кадре. Я написал для этой картины песню, но она не понравилась, и в фильме я пел какую-то другую песню. А я написал им очень хорошую песню с припевом:
Я вам махну у трапа
И уплыву в туман.
Не знаю, кто ваш папа,
Мой папа – капитан!
О фильме «Рудольфио» (1969). Однажды я сидел дома, и мне позвонили в дверь. Я открыл: на пороге стояла девушка-киргизка, одетая исключительно бедно. Я даже подумал, что она привезла какой-нибудь подарок из Средней Азии либо что-то еще. Она спросила, можно ли пройти. Я сказал: «Конечно, пожалуйста». Провел ее на кухню. (Я жил в актерском доме, и у нас ходило много людей, которые обращались с различными просьбами:
помочь прописаться в Москве или еще что-то. И мошенники ходили, и спекулянты. Поэтому я подумал, что это что-то похожее.) Она сказала, что кончает ВГИК, дипломница, и хочет, чтобы я снялся в ее дипломной картине. Ну я, который только что из Рима, и какая-то дипломная картина! Я сказал: «Девушка, вы знаете, нет». Она говорит: «Вот у меня есть сценарий по рассказу Распутина». Я сказал: «Нет, это уже не мой полет, уровень не мой». И она ушла.Вечером того же дня мне позвонил Михаил Ильич Ромм, с которым я был знаком, но не до такой степени, чтобы он мне звонил домой. (Я ему звонить мог: он приезжал к нам на «Июльский дождь» и защищал картину.) Ромм сказал: «Юра, ну что же вы выгнали мою лучшую ученицу?» Я говорю: «Кого?» Он: «Динару Асанову. Это моя лучшая ученица». Я: «Я ее не выгнал. Я просто…» Он говорит: «Ну посмотрите, может быть…»
Динара мне позвонила на следующий день. Я ей сказал: «Да вы бы сказали про Михаила Ильича». – «Да нет, я просто не рисковала».
Это оказалась Динара Асанова – ныне замечательный режиссер. Работать с ней было очень приятно: она человек очень творческий и гораздо глубже раскопала эту историю, за которой просто видели, так сказать, парафраз Лолиты на социалистическом уровне. Это фильм о том, как девочка четырнадцати лет влюбляется в тридцатилетнего мужчину, живущего у них во дворе, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Фильм снимался в Вильнюсе, и съемки шли очень хорошо. В итоге Динара сняла фильм в пять частей, но все равно он вышел в две части. Опять Герасимов топил, а Михаил Ильич защищал эту картину.
В картине всего две роли: мужчины и женщины. Картина прокатывалась, но сейчас в прокате ее уже нет. Есть всего две копии: в Ленинграде на «Ленфильме» и у самой Динары Асановой, которая сейчас на «Ленфильме» глава, так сказать, новой волны.
Картина «Переступи порог» (1970) о воспитании, режиссер Р. Викторов. Роль завуча школы. Средняя картина. Никаких достоинств в этой роли я не имел. Сценарий написал мой приятель Анатолий Гребнев и попросил меня сняться в этой роли, говоря, что написал ее для меня. Роль довольно-таки интересная: завуча – неудачника в жизни, оставшегося как-то в школе. Из моего школьного опыта ничего не пригодилось: школьный опыт жесток, да и потом, опыта у меня особенного нет.
«Начало» (1970) – эта картина была, конечно, поинтересней. Это фильм Глеба Панфилова по сценарию Евгения Габриловича. Глеб Панфилов пригласил меня на очень хорошую роль – роль зам. директора студии. Это та картина, где Инна Чурикова играет Жанну д\'Арк. В картине есть эпизод, где они сидят с подружкой и поют: «Вот кто-то с горочки спустился. Наверно, милый мой идет…» В это время к подъезду гостиницы, где стоят вся группа и режиссер, подъезжает машина, из которой выхожу я, как зам. директора студии, и директор картины. (Я все это рассказываю, потому что ничего этого в фильме нет.) Я обхожу всех рабочих, водителя, со всеми – «по петушкам». Потом я, то есть он, подходит к режиссеру, целует руку его жене, и Клепиков (режиссер) тянет мне руку, а я делаю вот так и говорю: «Вы получили мою телеграмму о замене актрисы?» То есть начинается сцена приезда чиновника, снимающего актрису, и так далее.
Я все-таки не буду называть фамилии. В то время один из заместителей министра кинематографии, достаточно черный человек (сейчас он уже не зам, но еще, так сказать, существует при кинематографе), принимая эту картину Панфилова, завлек его в кабинет и спросил: «Кого играет Визбор?» Панфилов сказал: «Визбор играет зам. директора студии». Он сказал: «Неправда, он играет меня». Клянусь, я его не играл, я и видел-то его в президиуме раз или два. «В общем, либо в этой картине остается Визбор, либо она останется лежать на полке». В результате Глеб вырезал эти эпизоды, переделав меня в автора сценария (а там невозможно было в ряде эпизодов от меня избавиться, да и сюжетно там обваливались некоторые куски), и оставил от меня только рожки да ножки.