Надоело говорить и спорить

– Нет, я ее мозг.

• – Как баба?

– Умная среди равных.

• Спасибо в стакан не нальешь.

• Я разговариваю с вертушкой, а вы тут хлопаете дверьми.

• Надежда Степановна смотрит бокс СССР – США.

Я: «Команда-то у них – одни негры». Н.С.: «Конечно. У них белые не дураки, чтобы себя подставлять».

• Если в Москве рекомендуют стричь ногти, на Украине начинают рубить пальцы.

• На прибрежных берегах Амазонки нам известно множество совершенно неизвестных племен.

• Мой друг на доске «Наши ветераны» увидел даму, которую он пользовал семь лет назад. «Как быстро бежит время!» – воскликнул он.

• Старый редакторский анекдот.

Автор принес фразу: «Граф повалил графиню на диван и стал быстро-быстро ее иметь».

– Хорошо, – сказал редактор, – однако хотелось бы как-то тактично ввести рабочую тему.

Автор добавил: «А за стеной в кузне ковали что-то железное».

– Очень хорошо, – сказал редактор. – Однако хотелось бы что-то о будущем сказать.

Автор принес: «Кузнец бросил деталь и сказал – х… с ней, завтра докую».

• Прохожий – фермеру:

– Разрешите, я пройду через ваш участок: мне нужно успеть на поезд 9.40.

– Пожалуйста, – ответил фермер. – А если вы встретите моего быка, вы свободно успеете и на поезд 9.15.

• В бухгалтерии «Правды» висит для алкоголиков-поэтов цитата: «Аванс – заедание будущего. (А. Лехов)».

• Лионские ткачи.

Катин похоронил мать и в жутком самочувствии вернулся в Париж, где ждали его жена, которая интриговала против него, и дочь.

– Я должен сменить обстановку: смерть матери – это жутко!

Поехали на юг на шикарном «Рено-9». Въезжают в Лион.

Дочь говорит матери тихо, интимно:

– Мне на экзамене попались лионские ткачи.

– Что, что? – спросил Володя. Он хотел включиться в разговор.

– Я не с тобой разговариваю, – сказала дочь. – Я разговариваю с мамой!

Катин:

– Я не нашел столба, чтобы вперить в него машину на скорости 200 миль в час: во Франции хорошие дороги.

• Детдом, тюрьма – и вот я с вами!

• Телогрейка – стопроцентный коттон.

• Анатолий Семенович – как персонаж пьесы. Он входит в комнату, где идет свой разговор, с той репликой или рассказом, которые он вспомнил. Полуслепой, не терпящий возражений, причем это у него видно не столько в выражении лица, которое довольно масочное, а в жесте, в фигуре, в движении, которое просто гротескно, почти балетно.

– Том! – открывая дверь, громким, уверенным голосом кричит он. – Ты, наверно, не знаешь, что в шестьдесят втором году я был в Париже.

Все замолкают и притихают.

– Это на час, – одними губами говорит Том.

Дед, на ощупь садясь в кресло, трогая его твердыми, тонкими, высохшими, почти костяными пальцами:

– Министр – тогда был еще Бакаев, – громовым голосом продолжает дед с огромными паузами, – разрешил нам из Соединенных Штатов Америки лететь через Париж. Конечно, мы полетели, но с разрешения министра.

Он рассказывает, как от Вечного огня прикурили американские солдаты.

– Откуда солдаты американские в Париже? Ты, папа, что-то путаешь.

– Не путаю! – отвечает дед. – Американские солдаты. Как же? Они же все против СССР.

Том умолкает с замечаниями.

– Ну вот, потом мы пошли в собор Святого Петра. Все еще раз пригнулись.

– Наверно, в Нотр-Дам, – подсказывает Том.

– Почему в Нотр-Дам? Нет, в Святого Петра, там, где Адам мраморный стоит.

– Святой Петр в Риме, папа.

Тут дед несколько застывает, как боец, пораженный пулей на бегу.

– Ну и что, что в Риме? Мы перенеслись в Рим. Как заходишь, тут стоит Адам мраморный, так ему весь ноготь отцеловали.

– Христос.

– Почему Христос? Адам.

– Чего же Адама целовать?

– Как чего? Прародитель наш. Святой.

– Какой же он святой? Грешник. Согрешил, и нас всех из рая изгнали.

– Не знаю, – охотно соглашается дед, – там у него весь палец отцелованный.

• Когда надеваешь очки, на свои же собственные пальцы смотришь, как в кино.

• Талант мне дан для того, чтобы ясно оценить степень собственной бездарности.

• – Годы постоянного, утомительного вранья, – сказал Леша, – отсюда постоянно плохое настроение. Случай с самолетом задевает фундаментальные позиции нашей страны. Это наши сбили его? Это ваши сбили! Мы поставлены просто вне международной морали.

• Фирма Сукин и Сын.

• Кто таскал царя за ушки? Ай – здрасьте!! Александр Сергеич Пушкин! Ай – бросьте! (Пионерская песня.)

• Умер дядя Миша. В похоронном бюро очередь в дверь. Подходит пожилой мужчина, трясется, с палкой в руке. Хочет войти. Две женщины бросаются, не пускают, кричат, как зарезанные, кричат сразу из мертвой тишины печальной очереди.

Молодая женщина с гладкой кожей лица, выцветшей от горя и лишений, бесконечного преодоления и невозможности увидеть хоть краешек счастья, и другая, с туповатым лицом работницы, – обе кинулись, крича «Тут живая очередь!» – замечательный пример слова.

– Я ветеран войны, – сказал пожилой человек с тем же самым выражением, с которым в уличном скандале человек выхватывает, как кинжал, удостоверение госбезопасности.

– У нас тоже ветеран! – визгливо воскликнула женщина и тотчас же выхватила из жалкой сумочки трясущейся синей рукой какую-то серую, жидкую книжечку.

Тут пожилой человек понял, что он должен прибегнуть к новой аргументации.

– Ваш лежит, – сказал он, – а я стою, еще живой!

– Ты стоишь, а наш тухнет!

Тут после этого ответа живой ветеран войны уступил позиции родственникам мертвого. Отступил фактически, шагнув назад. Обе женщины встали с обеих сторон двери. Как часовые у Мавзолея. Кафка!

• Ира С, красивая и блядовитая на вид жена спортивного чиновника, рассказывает о своих жизненных трудностях:

– Вы себе не представляете. Он – охотник. Это хуже алкоголизма. 200 дней в году он на охоте. Представляете? И ему нужно охотиться не только здесь. Он ездит на охоту и на Север, и в Крым, и на Карпаты. У нас вечно живут какие-то егеря. Он им все обещает. Хозяюшка, икра-то есть? Ну есть, конечно, полуторалитровая банка. Он садится и съедает полбанки. Я в ночной, извините, рубашке. Он ест икру и чавкает. Другой приезжает – у него язва. Он, кроме икры и коньяка «Наполеон», вообще ничего есть не может. Я с утра до ночи стою у плиты. Вы знаете, что такое ощипать гуся?