Наедине с совестью

Тем временем капитан Осадчий говорил Гофману:

– Крепко вы на меня наседали. Но я, признаться, люблю сложные ситуации. Жалко, вышли боеприпасы, я бы не упустил и третьего вашего друга. Закуривайте, обер-лейтенант!

– Спасибо, спасибо!

Гофман был восхищен смелостью советского летчика.

– Короший летчик! Асс летчик!
– говорил он.

В эту минуту недалеко за поляной один за другим послышались три взрыва огромной силы. Резкое эхо широко раскатилось по лесу. Капитан Осадчий повернулся к Смугляку.

– Что это, салют?
– спросил он, улыбаясь.

– Бьем фашистов, товарищ капитан, на земле и в воздухе, - пояснил гвардеец.

– На шоссе взорвались мины.

– Отчаянно воюете, - снова улыбнулся капитан.

Вечером Смугляк, Осадчий и немец сидели уже в штабе партизанского отряда. Они хорошо поели и теперь спокойно беседовали. Командир и комиссар отряда рассказали Осадчему о своих боевых делах, о связи с Большой Землей и выразили сожаление, что, пока идут осенние дожди, отряд не может принять транспортного самолета из Москвы с грузом и отправить отсюда раненых.

– Придется вам отдохнуть у нас, Аркадий Степанович, - сказал командир отряда летчику-истребителю Осадчему, прикуривая от его зажигалки.
– Как только земля подмерзнет, самолет придет обязательно. Тогда мы сможем сразу же отправить вас. На Большой Земле вы нужнее. А мы вот здесь будем помогать вам.

– Благодарю, товарищ майор!

Но летчик-истребитель даже и не помышлял об отдыхе. Отправив шифровку в авиационный полк о своем местонахождении и о двух сбитых самолетах противника, он на второй же день включился в группу Смугляка. Этот воин неба оказался удивительно бесстрашным бойцом и на земле. Он прекрасно знал здешние места. При его помощи группа Смугляка произвела взрыв водонапорной башни на ближайшей железнодорожной станции, а неделю спустя заминировала кинотеатр бывшего лесхоза, куда собирались только "чистокровные арийцы". Восемьдесят шесть отдыхающих гитлеровцев нашли свою могилу под обломками кинотеатра, а старик-сторож, который содействовал своему земляку Осадчему и группе Смугляка в подготовке этой могилы, в ту же ночь перебрался к партизанам.

Рискованные вылазки и боевые дела крепко подружили капитана авиации с гвардии лейтенантом пехоты.

От местных разведчиков Смугляк и Осадчий узнали, что в предстоящее воскресенье, вечером, в бывшем райцентре Боярки состоится необычная свадьба. Молодой немецкий офицер из гестаповцев женится на учительнице-белорусске, работающей на фашистов. На свадьбе будут присутствовать двенадцать полицаев и четыре гитлеровца. Узнав об этом, Осадчий неожиданно громко и заразительно рассмеялся.

– Вот что, Миша, - обратился он к Смугляку, - надо обязательно испортить эту свадьбу. Охрана гестапо на неделю убывает с карательным отрядом. Нам это на руку. Нужно только подобрать человек двадцать смелых ребят. В Боярках я бывал не раз. Пути знаю. С утра сделаем небольшой переход, а к вечеру явимся на свадьбу с подарками. С командиром я договорюсь. Готовь ребят. Согласен?

– Вылазка интересная, - кивнул головой Смугляк.
– Но я не совсем понял, почему ты рассмеялся?

– Представил себе физиономии молодоженов, - признался Осадчий, закуривая.
– Случай необычный. Идем в штаб.

В выходной день, спозаранку, группа партизан лесными тропинками направилась к Бояркам. Впереди шел капитан Осадчий в авиационном комбинезоне. К девяти часам вечера они прибыли к назначенному месту. На опушке леса летчик повторил боевую задачу каждого партизана. После этого он подошел к Смугляку, крепко пожал ему руку, шепнул:

– Начинаем, Миша.

Свадебное гуляние происходило в школьном помещении. Окна были затемнены, двери закрыты, но пьяные голоса и задорный перебор гармоники просачивались наружу. Партизаны окружили помещение бывшей школы. Смугляк остался командовать отрядом, а Осадчий с двумя товарищами ворвался в двери и прошел прямо к столам.

– Прошу внимания!
– повелительно сказал капитан, подняв гранату выше плеча.
– В Боярках выброшен воздушный десант Советской Армии. Здание школы окружено. Всем оружие сложить на стол и по одному выйти во двор. За малейшее сопротивление - смерть! Товарищ Большаков, соберите оружие!

В три часа ночи вся празднично одетая свадебная компания была уже в шести километрах от Боярков. Перед переходом лесного участка шоссейной дороги партизаны остановили арестованных. Они отпустили мужчин и женщин, не причастных к предательству, а невесту и жениха, полицаев и четырех гестаповцев повели на суд партизан.

После боярковской операции начались заморозки. В четверг, в двенадцать часов ночи, с Большой Земли прибыл транспортный самолет. Обратно он отлетал ровно в четыре. Из партизанского отряда убывали: капитан-авиатор Аркадий Степанович Осадчий, два артиллериста, бывших окруженца, и трое тяжело больных. Вместе с ними летел и немецкий летчик обер-лейтенант Гофман.

На взлетную площадку собралось много провожающих. Была тут и Тася, взволнованная, радостная. В последнюю минуту Осадчий растрогался, по-мужски обнял и крепко поцеловал Смугляка.

– Запиши мой домашний адрес, Миша, - сказал он, сдерживая волнение и слезы.
– Умирать я не собираюсь. После войны обязательно увидимся. До свидания, дорогие товарищи партизаны! До скорой встречи, мой смелый друг Михаил Петрович!

Михаил долго махал ему шапкой:

– До свидания, Аркадий!

*

Кончался уже третий месяц, как Михаил принял Максима в свою группу. Ему не пришлось раскаиваться в своем решении. Подросток оказался на редкость хитрым и находчивым разведчиком. Худенький на вид и стеснительный, он бродил по окрестным селам под видом погорельца, выслушивал разговоры друзей и врагов Советской власти. Земляки не отворачивались от сына погибшего лесника: принимали его днем и ночью, делились с ним последним куском хлеба. Гестаповцы и полицаи не обращали на Максима никакого внимания.

– Ты прирожденный разведчик, Максим, - говорил Смугляк, провожая подростка в Лужки за новыми данными.
– После войны о тебе песни будут слагать. Только не теряй бдительности. Где бы ты ни был, кто бы тебя не встретил, о связи с партизанами ни слова. Понятно?

– Знаю, - кивал головой Максим.
– Через два дня вернусь.

В Лужках он решил зайти к сапожнику Ивану Кулешу, который когда-то знал его отца. Сапожник жил широко. Новый дом Кулеша, в четыре комнаты, крытый железом, стоял в переулке. Там почти ежедневно устраивали попойки полицаи. Взлохмаченный и пьяный сапожник узнал Максима, раздобрился, посадил за стол.

– Вот тебе печка, - заплетающимся языком говорил он, покачиваясь из стороны в сторону.
– Поешь, потом залезай и отогревайся. А завтра поможешь моему старику дрова пилить. Ну, что же ты, не согласен?

– Помогу, конечно, - ответил Максим.

Поздно вечером полицаи разошлись по домам, кроме старшего, который сидел за столом и тянул самогон из большой кружки. Он уже совсем потерял здравый рассудок: дико орал песни, а потом начал хвастаться своей осведомленностью в секретных делах немецкого командования. Сапожник льстиво улыбался, подливая полицаю в кружку самогон.