Наглец

Пока Бо пил кофе и рассказывал мне что-то о новой крупной сделке, которую они с Николаем Александровичем готовят, я поливала свою пальму в большой кадке и совершенно не слышала того, что он говорит — будто навязчивый фон где-то у соседей через стенку. А всё потому, что в моей голове навязчиво, словно шарик от пинг-понга, билась мысль о тех последних словах Кости.

Что он всё-таки имел в виду, говоря, что у него есть время?..

Утром просыпаюсь от того, что под боком возится Богдан; разлепляю уставшие веки и первым делом бросаю взгляд на часы — половина четвёртого.

— В чём дело?

Бо целует меня в лоб и продолжает одеваться.

— Астаховы аннулировали контракт по сделке, — сквозь зубы шипит Аверин в ответ.

Даже несмотря на то, что я безумно хочу спать, мои глаза широко распахиваются.

— Они не могли так поступить — им ведь в таком случае придётся заплатить огромную неустойку…

— Да, и они готовы её заплатить, чёрт возьми! — пылит Богдан и нервно проводит ладонью по волосам. — Прости.

— Мне поехать с тобой?

Бо качает головой.

— Ты там всё равно ничем не сможешь помочь. Спи пока, приедешь в своё привычное время.

Он застёгивает рубашку, запонки, прихватывает пиджак и выходит в коридор, где ещё минуты две я слышу, как он возится. После хлопает входная дверь, и квартира вновь погружается в привычную ночную тишину. Мне бы спать ещё полтора часа, но сна нет совершенно ни в одном глазу. Если сделка действительно будет похоронена окончательно, компания не развалится, но на нашем имени это отразится максимально отрицательно. Больше всего меня волновало, кто именно смог переманить братьев Астаховых на свою сторону — ведь только поэтому они могли уйти в самый разгар подписания договора о сотрудничестве. И что им такого предложили, что они не озаботились последствиями своей выходки?

Ещё пару минут я лежу на постели, уставившись в потолок, а после с обречённым вздохом поднимаюсь на ноги: стоило ожидать, что после подобной новости я потеряю спокойствие.

За окном ещё беспросветная темень, но я отчётливо слышу завывание ветра и свист ветвей деревьев; от этого звука хочется спрятаться обратно под одеяло, натянуть его по самые глаза и просидеть так пару дней — никуда не выходя и никого не видя. Но у меня есть работа, есть обязанности, которые я не имею права нарушать, потому что подведу не только своё начальство, но и саму себя.

Единственное, чем я могу распоряжаться — это утренняя пробежка; именно ей я объявляю бойкот, занявшись вместо неё йогой. После съедаю овсяную кашу с кусочками яблока, отмечая, насколько мне осточертела эта «еда», от которой после каждый раз остаётся привкус пепла во рту, и отправляюсь на работу, надеясь, что, если лучше быть не может — не будет хотя бы хуже, чем есть.

Глава 4. Костя

«Чёрт, Матвеев, надо же было тебе так попасть…» — мысленно бешусь, потягивая холодное пиво, лениво развалившись на диванчике в «Конусе».

Почему-то до сегодняшнего момента мне даже в голову не приходила мысль о том, что Полина может быть обручена. Хоть она и строит из себя Королеву Вселенной, в своей голове я уже давно нарисовал наше совместное будущее, как только растоплю её ледяное сердце. Её фраза о том, что она через четыре месяца выходит замуж, была равносильна удару по шарам: неожиданно, неприятно и чертовски… больно. Но я вовсе не собираюсь опускать руки; в конце концов, «выйду замуж» и «замужем» — это разные вещи, так что… Может у меня ещё получится до неё достучаться?

Я не слепой и вижу, что на самом деле она не такая — не бездушная ледышка с кошельком вместо сердца; это заметно хотя бы по тому, как она ведёт себя рядом со мной и с Авериным-младшим: то вспыхивает, словно пламя костра, то становится холодной и собранной, словно айсберг.

А мне, чёрт возьми, безумно нравится заставлять её гореть.

— Ты куда уплыл? — врывается в мои мысли голос Шастинского. — Костян, не бросай меня с ними одного!

Лёха притворно хнычет, и прячет лицо на моём плече, заставляя меня фыркнуть со смеху.

— Кажется, его пора отрывать от маминой юбки, — ржёт Егор. — А то мы ни его, ни Костяна не женим. Знаете, про вас двоих уже слухи ползут; я вроде даже слышал, что люди делают ставки на то, как скоро вы съедетесь обустраивать семейное гнёздышко.

Хорошо, что в этот момент я не пил пиво — иначе щас выглядел бы так же по-идиотски, как и Макс, который заржал и подавился, заплевав всё вокруг.

— Точно-точно, — поддакивает Кир. — Мы все помним, как вы оба проснулись в обнимку!

— Мы не спали в обнимку! — возмущаюсь, пытаясь сохранить лицо, но до Молчановой мне явно далеко, поэтому всё же ржу. — Придурок просто на моей спине заснул! Если он с кем и спал в обнимку, так это с Ежом — я видел, как Лёха из твоей комнаты выходил утром!

Макс с Киром недоумевают, Егор закатывает глаза, а Лёха фыркает.

— Чёрт, а я-то надеялся, что никто не видел… — роняет последний, и парни конкретно ржут. — Ладно хоть одетый был…

— Да ты издеваешься! — выдаёт Макс за секунду до полного безумия, которое начинает твориться с нашей компанией, потому что назвать это смехом язык не поворачивается.

— Так у вас оргия, что ли? — спрашивает Кир и чуть не отправляет нашу братию на второй заход, но мои лёгкие уже и так горят и просят пощады.

К тому же, мой телефон вибрирует сообщением от отца, который просит приехать.

— В чём дело? — серьёзнеет Макс.

— Нужно смотаться домой, — хмурюсь в ответ. — Отец хочет поговорить. Но я вернусь.

Лёха фыркает.

— Ты главное смотри, чтоб у тебя как в «Интерстеллар» не вышло — возвращаешься, а меня уже правнуки хоронят!

Мы снова ржём, и я наконец-то ухожу; внутри селится какое-то предчувствие бури, от которого по венам бежит адреналин.

После тепла помещения холод улиц выстуживает мой адреналин до нуля, и это отрезвляет — но не настолько, чтобы я перестал думать о Полине. Она стала моим диким ядом, отравляющим кровь и разум, и даже новость о том, что она почти замужем, не способна выбить её из моей головы. И я вовсе не шутил, когда говорил о том, что у меня ещё есть время — я не собираюсь сдаваться и просто так отдавать кому-то женщину, к которой меня впервые в жизни тянет.

А когда дома узнаю, что родители собираются сделать старт новому фонду и поставить в его главе меня и Полину, готов поклясться, что чёртово сердце сделало в груди кульбит и чуть не проломило собой рёбра. Конечно, это вовсе не значит, что мы будем видеться двадцать четыре часа в сутки, но точек пересечения у нас будет гораздо больше — я всё равно смогу быть рядом больше, чем мог надеяться. Хотя, зная Полину, могу представить, как она отнеслась к этой новости — наверняка разнесла к чёртовой матери половину города от злости.