Наглое игнорирование

— Нам-то что с того? И пусть штабники покорячатся! — легкомысленно тявкнул Буби. И впрямь – дитятко неразумное.

— Балбес! Увеличение интервалов в атаке – меньше плотность нашего огня, слабее наш удар и больше полоса наступления, и значит – больше потери. А плотно идти – прилетит птичка и нагадит на голову. Тебе же внятно сказали – один налет – шесть танков сгорело, пятнадцать – повреждены. И налетов было много. Уверен – еще будут! А мы толком и не начали драться! Тут до иванов доехать – уже проблема! А в атаке – придется размазывать кашу по столу!

— Ничего! Фюрер собрал тут все танки с фронта, так что скоро мы задавим этих птичек прямо в гнездах! — легкомысленно заявил Буби.

Командир первого танкового взвода сплюнул, выслушал приказ Гаманна, по-уставному ответил, и косолапо пошел к своим. Остальные двое взводных поспешили следом. Взревели моторы.

Теперь рота растянулась по дороге, как кишка. Было непривычно не видеть "отмычки", [6] водители с трудом удерживали интервалы.

Даже такой толковый взводный, как Эсмарх, упустил и еще одну проблему, которую заметил командир роты. Танк – мощная боевая единица, но без грузовиков снабженцев далеко не уедет. Это сам Гаманн, как настоящий немец, может ради дела и не поесть дня три-четыре. Но его "четверочка" без бензина сразу останется стоять железным холмом, без снарядов не сможет выстрелить и драться.

6

Эмблемой танковой дивизии был щит с ключом, нарисованным так примитивно, что он выглядел, как отмычка. Фамилия командира соединения была Дитрих, что в переводе с немецкого как раз "отмычка". Во время марша мехводы и шоферы ориентировались по эмблеме на корме впереди идущего транспорта. Если не видно – надо сократить интервал, если крупновато – увеличить, а то сейчас воткнешься носом в чужую корму.

В приказе же было указано – зенитным средствам прикрыть в первую очередь боевые подразделения, защитить атакующую броню. Ротный прекрасно понимал, что иваны долбали и по автотранспорту, раз так, то они вполне могут приняться за беззащитных тыловиков, которых долбить будет куда безопаснее. И эффективнее, к слову – это в танке пожар есть чем тушить, а в новых "кошках" есть и автономные системы пожаротушения. Мелкие бомбы не могли разнести танк, только поджечь. И экипаж успевал потушить свою машину. Шофер же грузовика ни черта сделать не сможет, да и маленькая бомбочка вполне искалечит грузовик сразу и навсегда. Здесь хорошее место для танковых ударов – ровная, слегка холмистая местность, поля. Увы, для авиации это тоже удобно. И каждый грузовик – как на тарелке сосиска – издалека виден. И если иваны нащупают слабое место – и так не слишком успешное наступление может совсем загнуться. Конечно, неудачи бывали и раньше, но сейчас любому, у кого хоть что-то бултыхалось в черепе, было понятно – игра идет ва-банк.

Гауптштурмфюрер не застал весьма неловкого начала боевой биографии своей части. Тогда, в Польше, командир оказался неумехой. Так говорили люди, которым сам Гаманн склонен был доверять. Лично смелый, немало повоевавший и храбро дравшийся в той, прошедшей Великой войне, фельдфебель так и остался фельдфебелем, хоть и получил генеральский чин. Да и сама часть была сыровата.

Зепп Дитрих был когда-то телохранителем фюрера, пользовался его полным доверием. Потому тот ему и приказал создать особую часть для охраны правительства Рейха. Вывеску Рейха, визитную карточку новой власти. Выбирали жестко – не ниже 184 см. ростом, ни одной дырки в зубах, красавцы, спортсмены. Караульный батальон получился – загляденье! Часть, созданная для парадов, для кинохроник и картинок в журналах. В конце концов, у Толстого Германа есть свой полк – а у самого фюрера – нет? Это – непорядок. И когда Рейх показал стальные когти – именно эти красавцы замелькали в кинохрониках. Образец во всем и для всех в Рейхе! Образец и для СС и для вермахта, для всех граждан и кошмар для врагов! Но чем дальше – тем меньше парадов, а больше войны. От тех, кто еще полком воевал в Польше, осталось несколько десятков человек, на всю дивизию. Воевавших во Франции – немного больше.

Высоко залетевший фельдфебель, с совершенно фельдфебельской грубой рожей, так и не научившийся командовать большими батальонами, был в очередной раз облагодетельствован и поднят еще выше, а Гаманн надеялся, что новый командир дивизии будет и удачливее и умелее. В войсках СС не было такого показушного аристократизма, как среди офицеров вермахта, тут все были партийными камарадами и обращались к друг другу на "ты", потому и то, что Зепп не соответствовал своему чину – говорили открыто, но не в лицо, конечно. Все – таки генерал был отчаянным фронтовиком и о его лихости рассказывали много – и все правда.

Гаманна удивляло то, что сам Дитрих был малорослым и смотрелся, как Наполеон среди своих гренадеров. Когда Зепп вручал ему Железный Крест, то похлопал ладонью в перчатке по груди награжденного и пошел к следующему в ряду, а осчастливленный с удивлением отметил, что смотрит сверху вниз на донце кепи своего начальника.

К сожалению, мощное наступление шло не так, как должно. Это сильно беспокоило. Удар был невиданной силы и раньше русские уже сидели бы в котле, а танки рванулись бы на оперативный простор, громя тылы и проскакивая в день полста километров. Сейчас же творилось что-то странное. Русскую оборону приходилось буквально прогрызать, видимо иваны научились у арийцев воевать, делая оборону жесткой и колючей.

После первого же боя, Гаманн нашел десять минут на то, чтобы глянуть – кого пришлось буквально перепахивать. Увиденное категорически не понравилось. Раскуроченная земля, перемешанная с изодранными трупами и ломаным железом для опытного офицера поведала многое – а именно то, что тут был грамотно и умело созданный узел обороны, пехота и артиллерия могла держаться вкруговую и для того, чтобы уничтожить ее бомбами и снарядами потребовалось очень много времени и боеприпасов. И стоил этот узел многой крови. Иваны хорошо зарылись в землю, прикрылись минными полями и каждый шаг стоил дорого. Тем более, что такие шверпункты прикрывали друг друга и пока раскатываешь один – в бок прилетают снаряды от другого. Хорошо, что авиация работала как часы. Сначала даже показалось, что птенчики Геринга снова сбросили иванов с неба. Но – увы, скоро русские прилетели и теперь все время приходилось посматривать на небо – голубеющее сквозь дым и пыль. Это нервировало. Непривычно было и то, что ни разу не видел привычных ранее колонн растерянных пленных. Когда ходил среди раскуроченных и измятых огненным шквалом советских пушек, превратившихся в какие-то сюрреалистические скульптуры, словно их ваял дегенеративный художник, увидел ползущего на четвереньках закопченного и покрытого слоем пыли и земли русского. Тот поднял испуганное лицо, черное, словно у негра, но с ярко-голубыми глазами и непонимающе уставился на немца. Ясно было, что иван совершенно ошалел и потому не в себе. Сейчас бы Гаманн без рассусоливаний пристрелил бы ивана, а тогда, в самом начале наступления, на него напала сентиментальность и великодушие. Подозвал заряжающего и приказал отправить этого сопляка в плен. Русского за шкирку поставили на ноги и пинками повели к подъехавшей кухне, чтобы повара тоже приняли участие в захвате пленных. Русский шел, выписывая зигзаги, словно был пьян, а танкисты быстро прошерстили осыпавшиеся окопы и развороченные орудийные дворики, добили десяток раненых, да закидали блиндаж гранатами – оттуда изнутри кто-то стрелял в дверь. Малые потери настраивали на благодушный лад. Два танка в средний ремонт, четыре – с порванными гусеницами – починили сами.

А дальше пошло солоно. Иваны дрались свирепо – и дерзко. Безумный расход боеприпасов! Уши болели от грохота, а сеть окопов и блиндажей все не кончалась. Разносили одни узлы только для того, чтобы упереться в новые.

На твердый сук – есть острый топор! Все-таки оборона разрушалась и германские войска в очередной раз показывали, что нет такой силы, которая может им противостоять.

Всего десять дней наступления, а от роты уже осталось не больше половины. Ошметья. Такого не было никогда раньше и командир роты был крайне этим обеспокоен.

Батальонный командир тоже выглядел сегодня не лучшим образом и Гаманну признался, что теперь танки эвакуируют на ремонт уже не в Харьков, а в Киев и даже Днепропетр… черт бы драл эти русские названия. И это сообщение гауптштурмфюрер понял отлично, все же не молокосос, как взводный командир Буби.

Зло прискачет верхом – а уходит шажком!

Харьков, значит, захлебнулся и не справляется с ремонтом. Плохо, очень плохо. Приказ по дивизии уже изменил сроки кратковременного ремонта, удлинив его до трех недель, вместо двух. А это означает одно – не успевают чинить. Может быть – и хитрят в штабе дивизии, практика перевода разбитого танка сначала на категорию "в кратковременном ремонте", потом оттуда "в долгосрочном ремонте", а дальше уже на списание была Гаманну отлично известна, высокое начальство давно привыкло, что в чертовой России из-за невиданных просторов и расстояний техника быстро дохнет, вымотав весь моторесурс, но уничтоженные в бою машины нервировали руководство, потому-то и приходилось мудрить, уводя разбитые танки из боевых в небоевые потери. Все это никуда не годится, потому как понятно главное. Потери выше, чем пополнение. И это он видел и на примере своей собственной роты. А окопы русских все не кончались. Казалось, что весь мир перекопан!

И везде одно и то же – минные поля, узлы обороны, выкопанные в полный профиль и прикрывающие друг друга, да яростное сопротивление иванов.

Теперь тот русский, которому Гаманн сгоряча сохранил жизнь, смотрелся как проявление глупого слюнтяйства. То-то на ротного командира как-то странно поглядывали подчиненные. Сам гауптштурмфюрер вспоминал эту минутную мягкотелость с неудовольствием и – проклятая память, черти бы ее драли, старательно забывала отличные моменты побед и удач в жизни, но услужливо напоминала все промахи и просчеты, и этого ивана тоже не собиралась забывать, отчего офицер поморщился.

Поправил мятую, бесформенную фуражку, которую в войсках СС фронтовики – в пику своим штабным котам и особенно надутым чванством аристократам из вермахта специально носили без рант-пружины, отчего тулья залихватски обминалась, придавая хозяину удалой вид окопного бретера. То, что такое страшно бесит тыловых деятелей и "золотых фазанов" – только еще больше поддерживало эту моду. Опять поморщился, благо никого рядом нет.

И ведь что особенно противно – Гаманн был совершенно беспощаден к врагам Рейха и никто не посмел бы его ни в чем упрекнуть. Просто почему-то в этот раз не было приказа "не брать пленных", что было даже странно. Обычно этого штаб дивизии не упускал сделать, и глупцов, задравших свои грязные лапы перед мальчиками из СС, обычно ждало последнее в их жизни разочарование. А тут – с чего-то не приказали. И все равно неприятно. Что нашло? Эта человеческая мразь, которую в целом называли русскими, занимала отличные земли и мешала германской нации нормально жить с давних времен. При этом сами русские были совершенно не приспособлены создать свое государство и если бы не немецкие цари и царицы, вроде малышки Софи, которая стала тут Великой Екатериной, то и не было бы России как таковой. Убив своего царя и предавшись омерзительному разврату жидобольшевизма, противопоставив себя всему цивилизованному миру, русские сами поставили себя вне законов и правил, потому отвлекать столь нужные для сражения силы и средства для того, чтобы возиться с трусливой сволочью, сдавшейся в плен, было категорически не разумно. И поднявших руки тут же расстреливали или давили гусеницами.