Наглое игнорирование

Толковый малый ухитрился на спиртовке сварить кофе и командир роты с наслаждением принял в ладони кружку с горячим ароматным напитком. Своего ординарца у Гаманна не было уже пару месяцев и эту роль добровольно взял на себя бывший американец, делая эту работу легко и с удовольствием.

— Увы, чифтен, это последнее кофе, — не без грусти сообщил наводчик.

— Ничего, завтра возьмем эту Похерофку, там колоссальные склады со всем нужным. Слышал от ребят из люфтваффе – здоровенная железнодорожная станция и множество пакгаузов. Будет славная добыча! — прихлебывая с удовольствием кофе, сказал Гаманн.

— Увы, чифтен, русские не пьют кофе. Они пьют водку и чай. Водка еще ладно, годна в брюхо, а английский отвар из травы… Не будет на складах этих кофе, я это чую, — печально напророчил Шаттерхенд.

— Не беда, пришлют по почте!

Наводчик хмыкнул. Да, последнее время посылки из дома не очень радовали. Табак и кофе присылали, ничего не скажешь, только качество почему-то стало гораздо хуже. Нет, не совсем эрзац, вроде кленовых листьев с никотином и жареных желудей, как в ту войну, но – ощутимо хуже. Пора заканчивать эту войну, чем дольше длится, тем все становится хуже.

Йухей, остался последний удар – завтра русская оборона рухнет окончательно – и вот он – желанный оперативный простор, заваленные брошенной русской техникой обочины дорог, колонны унылых иванов, бредущих в плен и новые победы!

Правда, батальонный командир говорил, что у русских еще есть резервы и авиаразведка обнаружила скопления танков, но это уже не так тошно и гнусно, как проклятые окопы, набитые противотанковыми пушками и чертовы мины под каждой травинкой! К русским танкам Гаманн относился без уважения. Более – менее серьезная машина – это их "Клим Ворошилов", хорошее орудие, неплохая броня. Но медленный и неповоротливый. А вся остальная машинерия иванов… Нет, гауптштурмфюрер давно миновал время восторженности щенячьей и не был дуралеем из гитлерюгенда, он трезво оценивал врага, но здесь русским нечем крыть. Их Т-34, в целом весьма недурная машинка с отличной проходимостью, вполне сопоставима с Т-III, но уступает Т-IV, а про легкие танки иванов и говорить нечего. Двухместные черепашки Т-60 и Т-70, эта неистребимая саранча, опасны для пехоты, бесспорно, но против немецких танков… нет, это смешно. Командир роты даже поездил в захваченных советских машинках, он старался узнавать про врага все, что можно, это не раз помогало в бою, знание слабых мест, потому прекрасно понимал все превосходство немецкой техники. Паршивый обзор, командир танка выполняет как и у французов обязанности и командира и наводчика, а в саранче – еще и заряжающего. А это сразу же дает преференции немецким экипажам – причем и в наблюдении за полем боя и в точности стрельбы и в скорострельности тоже. Уступают иваны и по броне, да и в вооружении тоже. Что говорить про "Пантер" и "Тигров" и про остальной стальной зверинец. Стоит просто глянуть на тех же "Носорогов", длина стволов которых больше, чем русские танки. Завтра русские будут опрокинуты!

— Разбуди Трюнделя, пусть он дежурит. Невыспавшийся заряжающий не так напакостит в деле, как невыспавшийся наводчик, — по-дружески, но с командирскими нотками велел подчиненному Гаманн.

Тот немедленно отправился исполнять приказание. А гауптштурмфюрер прикинул – все ли выполнил, что наметил? Получалось – что все и можно перехватить пока триста минут сна. Лезть под танк не хотелось, улегся на теплом брезенте, который услужливый Шаттерхенд помог расстелить у гусеницы. Пахло свежекопаной землей, духовитыми травами, которые тут вымахали мало не по пояс. Несколько раз танки перли по хлебным полям. Хорошие земли для Рейха! Немного мешал храп Пердуна, механика-водителя, которого наградили этим почетным прозвищем за неоднократные победы в неофициальных соревнованиях мехводов. Считалось, что если специалист по вождению танка сумеет сочетать точно свой пердеж с имитацией переключения скоростей – то в деле он так же будет хорош. Что-то в этом было – во всяком случае, Пердун заслуженно считался в роте лучшим водителем. Даже храп у него был с какими-то металлическими нотками. Некоторое время Гаманн раздумывал – а не поставить ли храпуна в караул, чтобы тот перестал изображать из себя тракторный двигатель на холостом ходу, но незаметно сам уснул.

Спал мертвым тяжелым сном. Вскинулся, когда уже светало – подумал, что гроза, но это пожаловали Советы. Бомберы вываливали свой груз неподалеку. Земля вздрагивала, некоторое время ждал, что прилетит и в расположение роты, но – обошлось.

Соседи не удержались, потявкали из своей зенитки в небо. Вздохнул недовольно – демаскируют, недоумки. Опять проверил всех и вся. Рота была готова к атаке. Соседи – тоже. Но приходилось ждать – у "Черепов" что-то не клеилось дело. Позавтракали всухомятку, в отличие от пехотинцев, старавшихся перед боем не набивать утробу, танкисты ели вволю. Шанс получить пулю в брюхо был мал, а сгореть с танком, будучи голодным – вдвойне глупо и досадно.

Иваны затеяли артобстрел, довольно жидкий и бестолковый. Пришлось лезть все же под танк, потому как обычно русские завершали артобстрелы залпом "сталинских органов", который лучше пережидать в окопе.

Все так и вышло. И опять повезло – разминулись с прилетевшими гостинцами, левее ушло. Вроде бы и не попали, а глаза слезятся, на зубах скрипит какая-то дрянь и пылища на все небо. Дымная пылища. Тряхануло сильно, но все целы. Только сыплется сверху всякая дрянь. Привычно вскочил в танк, дежуривший у прицела Шаттерхенд приветливо осклабился. Наушники на голову, опрос своих – все целы, попаданий нет.

Знакомо провыло над головой, даже в танке слышно – свои "Штуки" пошли к иванам с ответным приветом. И тут же – в наушниках от батальонного: "Иваны атакуют! Приказываю отразить огнем!" и сбоку Шаттерхенд со своим жутким акцентом орет: "Пурпурные дымы! Русские!"

Ясно – бомберы обозначили по своду сигналов обнаруженные русские танки. Раз пурпур – значит уже атакуют. Глянул в триплексы – не видно ни черта, чертова пылища! Опять то же, что и всегда – открыть крышку люка, аккуратно высунуться, бинокль к глазам. Есть! "Чертовы пальцы", как называли танкисты столбы фиолетово-красного дыма, которыми летчики обозначали для наземников идущие в атаку танки противника – отчетливо видны. А русские? Нет, не видать, хотя уже видна поднятая их машинами пыль, она валом накатывает, как океанская волна. Значит прет их много. Дал наводчику указания, сам до рези в глазах смотрел в мутную пелену перед собой.

И, наконец увидел в мутной завесе сгустки более темного цвета. Теперь для него, как командира, пошла страда – надо было успеть видеть все поле боя перед фронтом, командовать взводным, замечая их ошибки и исправляя их немедленно, командовать своим танком и при этом сохранить ясную голову.

Дал распоряжение Шаттерхенду вести огонь самостоятельно – и тут же пушка в башне стонуще грохнула, тряханув стальную громадину отдачей. Иваны перли быстро, часто стреляя на ходу, от чего проку было совсем мало, как показалось сначала. А потом рвануло громом совсем рядом, по броне словно чертенята пробежали, цокотнув острыми копытцами, а там, куда угодил снаряд, кто-то смертно взвыл. И опять – пыль и скрип на зубах и что-то влетело в раскрытые глаза, заставив промаргиваться и обливаться слезами.

Сближение шло слишком быстро, на поле полыхнуло несколько чадных костров, но пыльный вал уже был здесь, накатился и рев чужих моторов забил уши, и так оттоптанные грохотом своих орудий. Увидел тридцатьчетверку совсем рядом – метрах в пятистах уже. Башня мягко покатила вбок и тут же по ней врезала смерть, выбив сноп слепящих искр. Не прибила германскую броню, свистнула, визжа, в небо. Гаманн, нырнув в люк, сыпанул командами, танк тут же вымахнул из капонира, вертанулся вбок. Рявкнула пушка, воняя тухлым яйцом загремела стреляная гильза, а Трюндель немедленно метнул в казенник новый снаряд – и сразу же – выстрел!

Высунулся в люк снова – вокруг вертелась карусель! Управлять боем уже было невозможно, все вокруг перемешались, потому Гаманн стал снова просто командиром танка. Стреляли все – и дорвавшиеся до немецкой позиции русские и танки гауптштурмфюрера и стоявшие сзади орудия и чьи-то тяжелые чемоданы бахали в собачью свалку, какую Гаманн раньше не видал. И стрельба не пропадала даром – танки горели, как показалось сначала – только русские, но оказалось – ошибся, увидев, что стоявший соседним Т-IV полыхнул смрадным костром. Остался стоять – и поплатился.

Огненным чертом проскочил горящий человек – не понял, свой – или иван. Тут же забыл об этом, потому как русский танк, круто завернув, выскочил за корму танка командира роты и стал разворачивать башню для смертельного плевка то ли в моторное отдлеление, то ли в башню, высыпал ворох команд, Пердун до хруста в плечах рванул танк, уводя нежную задницу из-под удара, башня чертовски медленно повела стволом навстречу врагу, но ясно было – не успеть. Неожиданно задудукала зенитка, русский загорелся внезапно, как стог сена, из его чрева выпрыгивали иваны, видимо уже раненые, так как вываливались из люков неуклюже, падали около гусеницы, а к ним полз с штыком в руке пятнистый гренадер. Следом за ним волочились какие-то розовые тряпки, сразу не понял, только потом дошло – кишки из развороченного брюха.